— Нише-о не про-и-ит!

Патриция не отрываясь смотрела на своего похитителя.

— Ни-иго не уп-пет ме-я! — крикнул Трей. Он развернулся, попытался выйти из комнаты, но ноги уже плохо его слушались. Пальцы, потянувшиеся к дверной ручке, обмякли, словно переваренная лапша, он накренился и упал, будто ослабшее щупальце. Патриция разглядела его голову: она сдулась, как будто кости черепа просто-напросто растворились!

Через несколько секунд дверь со скрипом открылась, и в комнату вошли темные фигуры. Некоторые из них держали в руках самодельные свечи, и в мерцающем свете Патриция узнала лицо Эверда Стэнхёрда.

— Венден, — слово звучало особенно необычно с акцентом Поселенцев. — Оно происходит из нашего святого языка, образовавшегося до того, как появились первые друиды.

Патрицию развязали, дали халат и вынесли из дома. Поселенцы отвезли ее в какое-то место в лесу, о котором она ничего не знала. Эверд Стэнхёрд, его жена и несколько старейшин сидели вместе с Патрицией в кругу, все с теми же свечами, что они держали еще в доме.

— Мы не должны тебе ничего объяснять, потому что это наши тайны. Но запомни одно. Задолго до Христа Бог сказал: «Око за око».

Патриция плохо соображала.

«Я жива. И это был не сон», — крутилась в голове мысль.

— Вы... колдун или что-то в этом роде, — наконец смогла вымолвить она.

— Нет. Я — савон. «Провидец», по-вашему, — сказал Эверд. Его лицо едва проглядывалось в сумраке леса, все их лица.

Лунный свет мерцал, падая сквозь плотный заслон ветвей. Песнь цикад громыхала.

— Савон, — Патриция вспомнила это слово. Его упомянул Поселенец на пирсе, давным-давно. —Вы мудрец клана, что-то вроде... вождя?

— Провидца, — повторил он.

— Что значит «венден»? — спросила Патриция.

Голос другого старейшины прозвучал как предсмертный хрип:

— Это значит «исчезнуть».

«Исчезнуть, — подумала Патриция. — Голова Дуэйна. Внутренности Джуниора. Кровь Рики Коудилла. И кости Трея... Всё... исчезло».

— Ты их проклял, — сказала Патриция. — Каждого, кто причинил вред Поселенцам. Это была магия.

— Мы не можем рассказать больше, — прошептала Марта Стэнхёрд.

Но Патриция не собиралась так просто менять тему.

— Как вы это сделали?

— Мы не можем рассказать боль... — начала Марта, но Эверд подался вперед, перебивая ее. Он что-то держал в руке.

«Банка?» — предположила Патриция. Глиняный горшок размером с банку, украшенный знакомым уже изображением креста с округлым орнаментом.

— Сожженная кровь, — пояснил Эверд. — Это наша святыня. Савон до меня наполнил этот сосуд, и, когда придет мое время, я наполню его своей кровью для следующего савона.

Поселенцы выглядели несказанно удивленными, когда Эверд снял крышку с кувшина и передал его Патриции.

Она заглянула внутрь.

Пыль?

Это была коричневатая пыль. Как будто кто-то накрошил внутрь мелок, которым и были написаны смертельные послания. Осталось совсем немного.

«Сожженная кровь», — повторила про себя Патриция.

— Освященная, — сказал кто-то. А другой продолжил: — Светом веры, которая старше любой религии.

Патриция ничего не понимала, но что-то внутри подсказывало, что она и не могла понять. Никто в целом мире не смог бы.

— Я умираю, — проговорил Эверд. Его улыбка будто плавала в темноте. — Я скоро стану следующим причастием. Я скоро «исчезну». Уйду.

Поселенцы начали подниматься один за другим и задувать свечи.

— Ты хорошая женщина. — Эверд первым сделал шаг в сумрак. — Не сходи с этого пути.

— Но куда ты пойдешь? — выпалила Патриция.

— Туда, откуда мы пришли: в никуда.

Подобно движущимся чернильным пятнам, Поселенцы исчезали среди деревьев, сливаясь с тьмой.

Но у нее хватило времени на последний вопрос.

— Подождите минуту! Как же Гордон Фелпс?!

Рука похлопала ее по плечу. Будто вырезанное из темной древесины, изрезанное морщинами лицо последнего старейшины замерло перед ней:

— Не беспокойся о Гордоне Фелпсе. Мы позаботились о нем.

Патриция моргнула, а когда открыла глаза, Поселенцы...

Исчезли.

Примерно за час до рассвета Патриция въехала в ворота комплекса. Надпись на заборе гласила: «Стройка Фелпса. Мы строим великолепные дома и роскошную жизнь».

Стройка казалась первым и самым логичным местом, с которого следовало начать поиски застройщика, потому что Патриция не знала, где он жил. С дороги она увидела его пикап, припаркованный перед офисным трейлером, и поняла, что не ошиблась.

Гравий хрустел под ногами. Она поднялась по коротким деревянным ступенькам и остановилась. Решила постучать в дверь, но...

Она дернула ручку. Дверь открылась.

Света не было. «Наверное, его здесь нет», — сделала вывод Патриция. По какой-то причине она не боялась того, что могла обнаружить.

— Фелпс? Вы здесь?

— Кто это? — прохрипел некто в ответ.

— Патриция Уайт.

Пауза.

— Слава Богу.

— Трей мертв. Я знаю, что случилось: о вашем плане, о людях, которым вы заплатили, чтобы подставить и убить Поселенцев. Знаю обо всем.

— Это уже не имеет значения.

Должно быть, он был в дальней части трейлера, потому что разглядеть его она так и не смогла. Его голос начал пугать ее. Что-то в нем звучало так безнадежно. Патриция попыталась нащупать выключатель, но не нашла его.

— Пожалуйста, подойдите сюда, — упорно умолял Фелпс. — В верхнем ящике стола лежит пистолет. Я хочу, чтобы вы застрелили меня. Ради бога, пожалуйста, убейте меня!

Она так и не включила свет, но лунного мерцания, проникавшего внутрь через крошечное окошко, хватило, чтобы разглядеть фонарик. Он лежал сверху на картотеке.

— Пожалуйста, — Фелпс продолжал умолять.

Она включила фонарик, указала лучом на застройщика и...

Окаменела.

На первый взгляд Гордон Фелпс выглядел нормально. Он сидел в офисном кресле, неподвижный, и смотрел на нее. Понадобилось несколько мгновений, чтобы Патриция заметила.

Вот дерьмо.

Рукава его рубашки были пусты. Она опустила фонарик — штанины тоже. На столе перед ним лежало письмо, которое Патриции даже не нужно было читать.

«Венден, — подумала она, — исчезли».

У Гордона Фелпса не было ни рук, ни ног.

— Не уходите! Я не могу так жить! — кричал он.

Но Патриция уже шагнула к дверному проему.

— Вернитесь! Возьмите пистолет и выстрелите мне в чертову башку! Умоляю!

Фонарик щелкнул. Она вышла из трейлера, тихо закрыла за собой дверь и пошла обратно к своей машине.

Что она расскажет Байрону? Что она вообще может рассказать? Да и кому?

«Ничего», — решила она.

В первую очередь, не стоило вообще покидать Вашингтон.

«Я просто хочу вернуться к своей привычной жизни», — думала она устало.

Патриция прекрасно понимала, что уже никогда не будет воспринимать свою жизнь как должное.

За спиной оставались километры шоссе. Патриции казалось, что она покидает не просто Аган-Пойнт, но саму ночь вместе с ее кошмарами. В этот ранний час дороги были пусты даже в округе Колумбия. Патриция обрадовалась, почувствовав в воздухе нотки смога, завидев уродливые офисные здания и знакомые выбоины на дорогах. Она найдет, что сказать Байрону позже, что-нибудь простое и реалистичное, чтобы объяснить смерть Джуди и все остальное. И пусть лгать она не хотела, но сказать правду?..

Правду она сказать не могла.

«Я сейчас обо всем забуду», — пообещала она себе. Принятое решение отозвалось приятной свежестью и легкостью внутри, как будто она сбросила с души зловонный тяжелый груз. Стоило остановиться у дома, припарковать кадиллак и подойти к знакомой и родной двери, как тут же голова пошла кругом.

Патриция тихо поднялась по лестнице и старалась не шуметь, когда отпирала входную дверь. В тот момент она почувствовала, что действительно вернулась домой, вернулась на свое место.