— Я лучше пойду, — продолжила мисс Пэссмор 379c78. — Моя матушка, вы же знаете.

Он кивнул. Вероятно, особого вреда не будет, если он позволит Венере де Пэссмор уйти; Октавия уже завладела вниманием пары джентльменов, включая Хаммонд-Беттса с его пушистой шевелюрой. И Алек решил отойти, он и правда этого хотел. Но в тот самый миг, когда его мозг дал команду его ноге двинуться в путь, мисс Пэссмор взглянула на него и улыбнулась, на этот раз безо всякого смущения. Что показалось ему несколько странным, ведь он протащил ее через всю гостиную.

А она вдруг взяла и улыбнулась.

И Алек тут же понял, в какую-то чертову долю секунды, почему Октавия так ее ненавидит. Достаточно Гвендолин Пэссмор улыбнуться, и мир вокруг вас перестает существовать.

И в ответ он повел себя как обыкновенный представитель мужской породы, столкнувшийся лицом к лицу с привлекательной, на его взгляд, женщиной: дернул ее за волосы.

Если не принимать во внимание, что как раз дернуть-то он и не мог. Такое поведение не сошло бы с рук даже мальчишке десяти лет отроду, а ему стукнуло уже почти тридцать. Но Алек сделал нечто равнозначное (во взрослом понимании): просто хмуро воззрился на нее. Притворился, будто на него не действует ее улыбка, иначе бы мисс Пэссмор сразу же догадалась, как жутко он запаниковал, поскольку где-то в глубине души внезапно осознал, что жизнь его только что изменилась навсегда.

Нельзя сказать, что он рассуждал столь здраво. Скорее, решил, что у него приключилось расстройство желудка.

Разумеется, Гвендолин знала, кто такой лорд Чартерс. Не нашлось бы ни одной дебютантки в Лондоне, которая не ведала бы о его существовании. Он не являлся самой выгодной партией 1817 года (им был герцог Бреттон), но, судя по рассуждениям молодых леди, с которыми Гвен иногда общалась, шел под вторым номером.

Вокруг не так уж много титулованных холостых джентльменов моложе тридцати, без долгов и со всеми зубами. Добавьте сюда густые темные волосы, атлетическое телосложение и дьявольскую улыбку — и вы вовсе не удивитесь, что только герцог смог оттеснить его с первой строчки.

Однако лорд Чартерс не сильно обременял себя посещением приемов и музыкальных собраний, а если когда и бывал в Олмаксе, то Гвен его там не видела. Сестру же его чаще всего сопровождала их тетка, старая дева. Сестру, которая — Гвендолин была в этом уверена — никогда не отзывалась о ней «восторженно».

Очевидно, он что-то замыслил, если появился столь неожиданно и уволок ее прочь. Но потом, к крайнему удивлению Гвен, лорд Чартерс произнес слова о ее спасении, и она поразилась — неужели кто-то наконец заметил, как ее тяготит всеобщее внимание? И что на самом деле ей хотелось бы посидеть в сторонке одной, молча наблюдая за остальными гостями?

Нет. О нет, это положительно невозможно. Ведь после он ни с того ни с сего выдал ужасное замечание о ее видах на герцога Бреттона. О чем он только думал? Такое не говорят прямо в лицо, лишь шепчутся за спиной.

Во всяком случае, лорд Чартерс тотчас же стал ей совершенно неприятен. Гвен еще старалась оставаться вежливой и одарила его сладчайшей из своих улыбок, пытаясь сбежать, но он ответил ей мрачным, сердитым взглядом.

Нет, мужчин ей не понять. Ей непонятно и большинство женщин, но мужчин она не понимала вовсе.

Гвен все еще обдумывала, как бы ей скрыться, когда наконец помощь подоспела в лице лорда Брайерли, промаршировавшего прямиком в их сторону.

— Позвонили к ужину, — доложил он.

— Правда? — Гвен звонка не слышала. Но как же он вовремя, слава Богу.

— Моя сестра передала мне, что я должен вас сопровождать, — обратился к ней лорд Брайерли.

Лорд Чартерс покачал головой.

— Брайерли, да вы образец очарования и любезности.

Лорд Брайерли бросил на него непонимающий взгляд.

— Буду рада вашему обществу, — радостно отозвалась Гвен. И радость была столь очевидна, что лорд Брайерли слегка опешил.

Гвен же снова улыбнулась своей лучезарной улыбкой, на этот раз лорду Брайерли.

И вот уже лорд Чартерс как-то странно на нее посмотрел.

Продолжая улыбаться, Гвен почувствовала себя так, словно ее заманили на театральную сцену, но при этом никто не удосужился объяснить ей роль.

Или хотя бы описать общую интригу.

А тут еще подплыла леди Финчли, крепко держа под руку Кейт Пейтон. Хозяйка дома глянула на Гвен, благоговейно взирающую на ее брата, и едва не воспарила над землей от счастья.

— Алек, дорогой, — произнесла она не терпящим возражения голосом, — вы должны сопроводить к ужину мисс Пейтон. Вот, прошу. — И переложила руку Кейт на локоть лорда Чартерса.

— Гвендолин, — приветствовала Кейт, — как я рада вас видеть.

— А я вас, — пробормотала Гвен, испытывая невероятное облегчение от ее присутствия. Хотя они с Кейт Пейтон и не были особенно близки, Гвен все же знала ее достаточно, чтобы понимать, что та не притворщица, и за ее словами не кроется двойной смысл.

Процессия из гостей, по четыре в ряд, двинулась к столовой, и оказалось, что Гвен идет рука об руку с Кейт.

— Вы проголодались? — спросила Кейт, слегка склонившись к Гвен.

— О да.

— И я, — вздохнула Кейт. — Даже было подумала, что нас так и не позовут к ужину. Я сочту вечер удавшимся, только если сумею заполучить целую курицу.

Гвен рассмеялась, но тут же поджала губы, заметив, как на нее оглянулась леди Финчли, и оба графа впридачу.

— Думаю, вам следует стремиться к большему, — прошептала Гвен Кейт. — Возможно, подойдет поросенок.

— Целый?! Нет, ну что вы, не хочу выглядеть прожорливой.

— Мы можем его поделить.

— Только если вы согласитесь забрать рыльце, — запротестовала Кейт.

— О нет, это должны сделать вы, я настаиваю.

И они снова рассмеялись, и снова остальная часть компании уставилась на них. ьчжцчх Но на сей раз Гвен было безразлично. Шутить с подругой — это же замечательно.

Поэтому, к тому времени, когда Гвен доползла до кровати, она поняла, что в целом вечер оказался довольно-таки приятным. Суп был хорош, мясо еще лучше, а после того, как она покинула гостиную, ей даже ни разу не пришлось беседовать с лордом Чартерсом.

На следующее утро Гвендолин проснулась очень рано. Она оделась, черкнула коротенькую записку матушке, мол, отправилась на прогулку, и, взяв альбом с карандашами, выскользнула из спальни.

В доме царила тишина: определенно, большинство гостей леди Финчли не разделяло ее любви к рассвету и утренней росе. Гвен заглянула в комнату для завтрака — никого, если не считать лакея, чрезвычайно удивленного ее появлением. Заверив последнего, что в половине шестого ей не требуется плотного завтрака, Гвен удалось получить скромный ломтик хлеба, который она подумывала разделить с утками на запримеченном ею по приезде озере.

Утро выдалось чудесным: свежее, прохладное, с легким туманом, который, как известно, уже через час совершенно развеется. Гвендолин просто обожала такие мгновения. Казалось, мир принадлежит лишь ей одной. Есть только она и природа. Гвендолин Маргарет Пэссмор и миллион былинок.

Что-то проскочило мимо ног.

Гвендолин Маргарет Пэссмор, миллион былинок и маленький кролик.

Гвен улыбнулась.

Она шла по тропинке, следуя указаниям леди Финчли, и тихонько напевала. Хлеб в ее руках не был теплым, но пах как свежеиспеченный, и, отломив кусочек, Гвен с удовольствием его съела.

М-м-м, как вкуууснооо! Похоже, утки останутся ни с чем.

Где-то через четверть часа она ступила на берег озера. Оно оказалось вовсе не маленьким, с заболоченными участками и множеством деревьев у кромки. И все же и вполовину не так велико, как озеро у нее дома. Сунув в рот ещё один кусочек хлеба, Гвен огляделась в поисках сухого места, чтобы присесть. Земля выглядела не слишком влажной, но всё же мягко проседала под ногами. Гвен вздохнула — придется найти камень.

Она снова принялась напевать, переходя от Моцарта, которого играла на фортепиано, к более задорной мелодии, неизвестного — и, вероятнее всего, неподобающего — происхождения. Раннее утреннее солнце бликами отражалось в воде, и Гвен наклонила голову, чтобы определить точный угол света. Она одна. Какое же это счастье!