Ее матушка никогда не понимала, что такого находит дочь в этом спокойном, тихом уединении. До чего же странно, как некоторые могут души не чаять в человеке и всё же совершенно не понимать, что делает того счастливым.

В десяти шагах от себя Гвен увидала огромный плоский валун и направилась к нему, откусив еще хлеба. Проведя рукой по влажной поверхности камня, она решила, что та не сильно сырая, и села. Туман потихоньку рассеивался, воздух теплел, и Гвен, сняв перчатки, вынула любимый карандаш и принялась рисовать.

Набросав дерево, росшее по ту сторону тропинки, Гвен ни с того ни с сего добавила белку, хотя вокруг не наблюдала ни единой. Прервав работу, она присмотрелась к рисунку. Может, белка несколько великовата?

Или…

Не достаточно велика.

Она перевернула страницу и принялась рисовать заново: быстренько изобразив дерево поваленным, Гвен украсила его гигантской белкой. Вот теперь совсем другое дело. Она улыбнулась, даже захихикала, пририсовав зверю огромные, страшные когти.

Гвен ни за что не показала бы такое своей матушке. Никогда. Никогда-никогда. Та не перенесет подобного зрелища. Скончается от потрясения.

И все же картинке чего-то не доставало. Белка не должна быть злой.

Ты не чудовище, — пробормотала Гвен, — ты просто чудовищно огромна. — И принялась рисовать белку-даму, которая, почему-то, вышла точной копией белки-мужчины, только в причудливой шляпке.

Пожалуй, это худший из всех ее рисунков.

И, весьма вероятно, самый любимый.

Тем не менее его придётся сжечь. Попадись он кому-то на глаза, подумают, что она безумна, и тогда…

Шлеп.

Гвен замерла. В воде кто-то есть?

Ну конечно, там кто-то был. Вопрос в том, кто, или нет, вопрос в другом: успеет ли она собрать свои вещички и незаметно скрыться?

Сейчас она совершенно не желает ни с кем беседовать. В это замечательное утро ей так хорошо одной! Не говоря уже о том, что тот человек в воде, кем бы он ни был, окажется, как подсказывает логика, мокрым.

А значит, одетым непристойно, если вообще одетым.

Пылая от смущения, Гвен схватила перчатки, сунула альбом под мышку и вскочила на ноги. Она заспешила по тропинке назад настолько быстро, насколько ей это удавалось, но земля все еще была сырой, а камни — мшистыми и влажными, и страха в ней оказалось гораздо больше, чем осторожности.

А-ах!

К сожалению, удержаться от этого возгласа она не могла. У неё земля выскользнула из-под ног, и Гвен испытала отвратительное чувство полёта, прежде чем плюхнулась — и очень сильно! — на пятую точку.

— О-ох, — простонала она. Как же больно! Ужасно больно! Сердце колотилось как безумное, желудок будто наизнанку вывернуло, и…

Кто здесь?

Гвен сглотнула. Голос мужской. Разумеется, мужской: какая женщина станет плескаться в озере в такую рань?

— Здесь кто-то есть?

Возможно, если вести себя тихо-тихо…

Отзовитесь!

О нет, ни за что! Она подтянула под себя ноги и осторожно — очень осторожно — начала подниматься. В своем темно-зеленом плаще она должна сливаться с деревьями, и…

— Мисс Пэссмор?

О нет!

— Мисс Пэссмор, я знаю, что это вы.

Она снова сглотнула, медленно оборачиваясь. Посередине озерца стоял граф Чартерс, вода доходила ему до груди. Гвен молчала, пытаясь отвлечься от того, что ей прекрасно видны его плечи, а его грудь, можно сказать, ничем не прикрыта.

Она в очередной (уже третий!) раз сглотнула и поплотнее сдвинула ноги, хотя и не понимала, с чего бы. В отличие от графа, она была полностью скрыта под одеждой. И все же ей казалось, что так надо.

— Ваши волосы, — сказал он. — Вас выдали ваши волосы.

Гвен выругалась себе под нос. Она редко богохульствовала, но, имея трех братьев, выучила достаточно дурных слов, чтобы отыскалось подходящее данному моменту.

— Лорд Чартерс, — поприветствовала она, решив быть вежливой, несмотря на… Ну, несмотря ни на что.

— А что вы здесь делаете в столь ранний час? — поинтересовался он.

— Гуляю. А вы что тут делаете в такое время?

— Плаваю.

Вот наглец. Гвен вцепилась в альбом двумя руками и прижала к груди.

— Что ж, не буду мешать вашим занятиям.

Но прежде чем она смогла уйти, он задал следующий вопрос:

— Вы всегда разгуливаете на природе без сопровождения?

Он её отчитывает? Тон графа не был резок, однако вопросы, подобные этому, из простого любопытства не задают. Тем не менее он его задал. Гвен почувствовала, как выгнулись ее брови, когда она еще раз взглянула на него, стоящего полуголым в воде.

— Я никого не ожидала встретить.

— Естественно. Особы, которым хватило ума выйти на прогулку в полном одиночестве, никогда не ожидают кого-то встретить.

Возмущенная, Гвен отступила.

— Это не я сижу в озере полуголая.

— О, я вовсе не полуголый.

Она задохнулась и издала звук, даже отдаленно не похожий на нечто приличествующее леди. Очень возможно, она даже выкрикнула его имя.

— Всего хорошего, — наконец выдавила Гвен и резко развернулась на пятках.

Вот только земля ещё не успела высохнуть. И Гвен следовало об этом помнить, ведь она же падала всего пару минут назад. Однако она не привыкла лицезреть в озёрах мужчин, которые, как выразился лорд Чартерс, вовсе не полуголые. Ну в самом-то деле, разве можно винить девушку в том, что ей не достало самообладания, дабы не повторить недавней оплошности?

Гвен потеряла равновесие, затем потеряла альбом, когда тот вылетел из рук, и вслед за этим потеряла достоинство, когда с глухим стуком свалилась на землю, ударившись всем левым боком.

Падение оказалось болезненнее прежнего.

Она снова выругалась.

И потом еще раз — когда попыталась шевельнуться, а запястье пронзило острой болью.

Гвен замерла, перевела дух и решилась на новую попытку сесть.

— Не двигайтесь. — Голос лорда Чартерса раздался тревожаще близко от ее уха.

Гвен взвизгнула и зажмурилась. Она понятия не имела, как ему удалось так тихо выйти из воды, но нисколько не сомневалась, что времени на то, чтобы одеться, у него не было.

— Где болит? — спросил он.

— Везде, — призналась она. Что более или менее соответствовало истине. — Но больше всего — запястье.

— Вы сможете сидеть?

Она кивнула, все еще не открывая глаз, и позволила ему помочь ей принять сидячее положение. Граф взял ее руку и стал осторожно ощупывать, а как только Гвен вздрогнула, уточнил:

— Здесь?

Она снова кивнула.

— Слегка опухла, — доложил он, — но не думаю, что сломана.

Перелома нет.

Она знала, какие ощущения вызывает сломанная кость, прекрасно помнила тот ужасный треск, который услышала однажды, — нет, почувствовала. Нет, услышала. Нет, и то и другое. Она услышала его телом, если такое вообще возможно.

— И все же, — продолжил лорд Чартерс, — вам следует наложить повязку.

Она в очередной раз кивнула, не смея открыть глаз. У него был очень приятный голос, мягкий и умиротворяющий, и, не случись у них накануне вечером столь неприятной встречи, то Гвен сейчас чувствовала бы себя очень спокойно и непринужденно.

— Вы можете открыть глаза, — разрешил он.

— Нет, спасибо.

Граф не смеялся, но Гвен была готова поклясться, что слышала, как он улыбнулся.

— Даю вам слово, — тихо произнес граф, — я достаточно одет.

Медленно и не без сомнений она приоткрыла один глаз. К своему большому облегчению Гвен обнаружила, что он не лжет. Лорд Чартерс был в рубашке и, хотя та местами прилипла к телу, выглядел все же вполне пристойно. ьчжцчх Бриджи его промокли насквозь. Совершенно очевидно, что в воде он находился в них.

— Я ведь сказал, что не полуголый, — криво усмехнулся он. — Но не уточнил, о какой половине идет речь.

Она сжала губы, но не смогла изобразить недовольства: