— Ты говоришь, что не хочешь выйти за меня замуж?

— Хоть ты мне не делал предложения, но да. — Джорджина твердо встретила его взгляд, и Хью разглядел в ее глазах лишь одну решимость.

— Потому что я для тебя недостаточно мужественен.

— Я не собиралась тебя оскорблять, — убежденно заверила она. — Это… это прекрасно, что ты так радуешься каждой секунде, живешь настоящим. Просто у меня все по-другому.

— Потому что твой муж умер. А если ты снова выйдешь замуж, Джорджи… — Хью с трудом выговаривал слова, поэтому постарался совладать с голосом. — Какого мужа ты хочешь?

— Я же сказала тебе! — выкрикнула она. — Я не хочу замуж. Больше никогда.

— Ну, давай просто скажем, что ты вышла замуж. Опиши мне своего мужа.

— Это не то слово, — прошептала Джорджина.

— Тогда опиши мне мужчину, который бы понял, что ты хочешь сказать.

— Думаю, важно понимать, что люди в конце концов умирают, — сказала она. — Да, умирают. Ты проживаешь свою жизнь, словно не веришь в возможность смерти. Тебе двадцать восемь, а ты только что вышел из недельного беспамятства. И еще ты ведь никогда не перестанешь объезжать лошадей?

Хью помотал головой.

— Ты не веришь, что смерть придет за тобой, — заявила Джорджина. — Полагаешь, что ты исключение из правил.

Хью не мог с ней спорить. Да и что толку? Если женщина не считает тебя мужчиной, если думает, что ты еще мальчишка, значит, она тебя не уважает. А если что он и усвоил, имея дело с лошадьми, да и с людьми тоже, — уважение нельзя вытребовать.

Он сталкивался с кучей народу, который не уважал его. Кто-то думал, что он грубиян и дурак, потому что не рядился в парчу и шелк, кто-то считал, что он тупица, потому что не заседал в Парламенте, а кто-то понять не мог, как можно находить удовольствие, пачкаясь и работая до седьмого пота с лошадьми.

Но никто из этих людей не вонзал нож в его сердце как сейчас.

Джорджина его не уважала.

Хью кивнул.

Потом отвернулся и достал ее шляпку. Набрал воздуху, вернул на лицо улыбку и повернулся.

— Ладно, — произнес он, имея многолетний опыт изображать перед сестрами радость на лице. — Давай отправимся в деревню.

— Хью, — позвала Джорджина, когда он снова очутился на ее стороне стены.

Он мог судить по голосу, что она расстроена. Потому выжал еще одну улыбку, но не смог встретиться с Джорджиной взглядом. Вместо того Хью помог ей сесть в седло и привел Ришелье. Жеребец немедленно понял, что все забавы кончились и потрусил по дороге как благовоспитанное умное животное, каковым он, в сущности, и являлся.

Хью заставлял себя думать о коне, а не о женщине, ехавшей рядом 062ca0. Он переживет. Конечно, переживет. Пройдет все, словно громы и молнии, что проносились над ним, словно сон в ночи и с той же неизбежностью. Мгновенная яркая вспышка — и вот уже все исчезло.

Джорджина пыталась поговорить то на одну тему, то на другую, поэтому он наконец поддержал разговор и решительно вернул его к лошадям. А поскольку Джорджина мало что могла сказать по этому поводу, Хью поведал ей обо всех родословных своих конюшен, в том числе и тех, что в Шотландии.

В деревне Парсли имелась только одна мощеная булыжником улица, и из конца в конец ее запрудила веселая крикливая толпа. Вдоль улицы выстроились в ряд тележки, на которых продавалось все — от кукол до пирогов с мясом.

Хью подался вперед.

— Ярмарка в самом разгаре. Не пройдет и двух часов, как здесь окажется каждый фермер.

— Где мы найдем актеров?

— В трактире, — заявил Хью. — Когда актеры не дают представление, они пьянствуют. И кроме того, я не позавтракал и не отказался бы от пары ломтей бекона.

— Собственно, я тоже, — созналась Джорджина.

— Нам придется вести лошадей из-за толпы.

— Ты имеешь представление, где постоялый двор?

Он помог ей слезть с лошади, тут же убрав с талии руки.

— Был тут несколько раз с Финчбердом. В этой деревне лишь две достопримечательности — пивная и церковь. Церковь вон там. Значит, мы пойдем в противоположную сторону.

И отправился туда, ведя лошадей. Хью волей-неволей замечал, что проходившие мимо женщины так и норовили улыбнуться ему, их сияющие очи призывно блестели. Какая-то черноволосая девица, дерзко вертя пышными бедрами, в открытую подзывала его, и он в ответ засмеялся.

— Развлекаешься? — раздался рядом голос.

Хью взглянул сверху на Джорджину. Она снова пришпилила шляпку, и он не мог ничего увидеть, кроме ее недовольно сморщенного носа. Господи. Не помешает сиятельной леди Джорджине узнать, что другие женщины считают его вполне подходящим мужчиной.

— Да, — довольно искренне признался Хью. — Ты заставляешь меня чувствовать себя юнцом. Не более, чем дураком-молокососом. Поэтому да, я развлекаюсь ради собственного удовольствия. — И улыбнулся во весь рот какой-то Иезавели с губами как вишни, восседавшей на краю тележки и болтавшей ногами. Она послала ему воздушный поцелуй и прокричала что-то, чего Хью не разобрал.

— С тобой же рядом иду я, — гневно заметила Джорджина. — Эта же шлюшка видит, что я могла быть твоей женой!

— Странный народ женщины. Они отзываются на мужчин, а не женщин. Будь здесь Дю Прейе, к примеру, ее бы ничуть не волновало, что он женат, в противном случае она тут же бы поинтересовалась, женат ли он.

— Так ты…

— Будь я и в самом деле твоим спутником, разумеется, я не стал бы улыбаться другим женщинам, — твердо сказал Хью. — А каков в этом отношении был Ричард?

— Он никогда не улыбался другим женщинам.

Ну разумеется. Так сразу и верится. Похоже, в жилах мужа Джорджи текла не кровь, а водица. И сейчас Хью задумался, что, возможно, Джорджина и на этот раз искала именно такого мужчину.

Хью вздохнул. Ее нелепое перышко скользнуло по его плечу. убыцшу Он видел только выбившиеся рыжие локоны и отдал бы все что угодно за то, чтобы притянуть ее ближе и поцеловать в носик. Похоже, всем было наплевать. На улице царила всеобщая сумятица и толчея, и никому не было дела до пары господ, ведущих в поводу лошадей по улице.

— Вон «Черный лев», — сказал Хью, кивнув на длинное приземистое здание.

— Что за странный герб у них, — заметила Джорджина.

На взгляд Хью он был похож на большую швейную булавку. От всей ситуации Хью корчило, как от боли. Такого ни один мужчина не мог терпеть, и пусть Джорджина считала его каким-то юнцом, Хью точно знал, кто он.

Мужчина. Мужчина, который нуждался в кружке пенистого пива.

Джорджина чувствовала себя совершенно разбитой и павшей духом. Словно пропасть разверзлась у ее ног. То же самое ощущение несчастья одолевало ее после смерти Ричарда.

И еще она по-настоящему не скорбела по Ричарду, не так, как… как стала бы скорбеть по Хью, если бы он умер. От этих мыслей ей стало совсем худо.

Хотя она ему даже не жена.

И от этой ярмарки ей не становилось веселее. Крики разносчиков соперничали с воплями детей. Куда ни глянь, повсюду флаги, палатки и торговцы, продающие все, начиная с имбирного хлеба и кончая креслами-качалками. И, как кисло замечала Джорджина, большинство женщин посылали улыбки Хью.

Ни с того ни с сего Ришелье стал вести себя как самое идеально воспитанное животное. Он спокойно трусил к постоялому двору, с озабоченностью черепахи наблюдая, как детишки снуют туда-сюда. Конь, который сильно испугался какой-то бабочки получасом ранее, даже не дернулся, когда где-то поблизости загрохотал фейерверк.

Джорджину переполняло желание заставить Хью посмотреть на нее.

— Ришелье ведет себя как ангел, — похвалила она.

Хью взглянул на нее сверху совершенно дружески, даже как-то по-братски.

— Разве? — добродушно отозвался он, погладив Ришелье.

Джорджина проследила за лаской и поняла, что Хью не носит перчаток. И сейчас, подумав, не могла вспомнить, видела ли его в перчатках вообще когда-нибудь.

У Хью руки большие: размах пальцев вдвое больше, чем у Ричарда. И сильные, как и плечи. Руки, знавшие тяжелый труд и умевшие до всего дотянуться. Хью уже отвернулся и разговорился с каким-то человеком, который сидел, развалившись, перед трактиром. А Джорджина не могла отвести глаз от руки Хью, державшей поводья.