Джорджина глубоко вздохнула и медленно повернулась к нему лицом. В прекрасных глазах светилась мучительная неуверенность.

— Так ты спросил, потому что ревновал?

Хью поцеловал ее так крепко, что она размякла в его руках, дал ощутить свое дикое желание, желание, которое сводило его с ума при одной мысли о Ричарде. И желание владеть тоже, а в довершение всему — любовь.

— Ты моя, — хрипло заявил он мгновением позже.

— Хью, — прошептала Джорджина. Дрожь в ее голосе дурманила, как хороший бренди. И проняла его до глубины души.

— Ты в самом деле подумала, что вызвала у меня недовольство тем, что делала?

Она поколебалась.

— Ричард был бы недоволен.

Хью стиснул зубы, с трудом проглотив проклятие.

— Я не Ричард. — Он втиснул бедро между ног Джорджины, прижав ногу к самой чувствительной ее части, и свирепо повторил раздельно: — Не. Ричард.

Глаза Джорджины слегка затуманились. До чего ж Хью это нравилось. И она задрожала от прикосновений его бедер.

— Я хочу целовать тебя с головы до пят, — предупредил он. — И хочу, чтобы ты всего меня целовала. Хочу любить тебя хоть на столе, хоть в поилке. Хочу, чтобы ты наклонялась над моим креслом в библиотеке и улыбалась мне. убыцшу Хочу, чтобы позволила соблазнить себя в конюшне.

От изумления Джорджина хихикнула.

Хью отодвинулся и снова упал на одеяло. Его плоть неприкрыто свидетельствовала о силе его желания.

— Пожалуйста, — попросил он. — Пожалуйста, повтори, Джорджи, хоть на секунду, на мгновение, ладно? Хочу еще хоть раз в жизни это почувствовать. Пожалуйста.

Речь Хью стала почти бессвязной. Джорджина вгляделась ему в лицо — этого мгновения хватило, чтобы заметить, что у него в глазах нет даже следа страха или удивления. Ничего подобного. Лишь страсть и… и что-то ещё.

Довольно чопорно Джорджина опустилась рядом с Хью на колени и положила ладонь ему на грудь. Та оказалась мускулистой и твёрдой. Джорджина чересчур смущалась, чтобы встретиться с ним глазами, поэтому просто сосредоточенно изучала тело Хью, пытаясь понять, что ему нравилось, от чего он получал удовольствие.

Безумие просто — любить подобным образом, так, что…

Она должна прекратить думать о Ричарде. Собери-ка воспоминания и отложи куда-нибудь в сторонку. Ведь ни Ричард, ни его ужасающее познание её тела… всё это не присутствовало здесь, под тёплым солнцем на полянке с лютиками, где она и Хью предавались любви.

Хью был… Хью. Растянулся, как вальяжный кот, глаза сияют от удовольствия, а тело дрожит от её легких ласк. Джорджина погладила его сосок, пробежалась кончиками пальцев по стройному телу, спустилась чуть ниже. Хриплый звук, вырвавшийся из горла Хью, послужил ей поощрением.

Но не успела Джорджина продолжить, как неожиданно Хью перевернулся, и она очутилась на спине, прижатая сверху шестифутовым возбуждённым мужчиной.

— Я не могу, — сказал он откровенно, глядя ей в глаза. — Иначе обязательно потеряю голову и выставлю себя ослом, а так я с тобой поступать не собираюсь.

Джорджина была вынуждена признать, что ей понравилось, как это звучит.

— Потеряешь голову? — переспросила она, чуть касаясь ладонями его спины, и слегка поёрзала. — А на что это похоже?

Хью не ответил — просто наклонился и начал тереться носом о её груди. Джорджина забыла, что спрашивала, и принялась постанывать, ладони её сами собой сжались, притягивая Хью ближе. Впервые в жизни она ощущала, как внутри что-то тает, сменяясь пустотой, впервые почувствовала голод, который мог утолить только другой человек.

— Хью, — промолвила Джорджина, и голос её прозвучал не громче шёпота. — Пожалуйста, я…

Вместо ответа он погрузил палец ей между ног. Со слабым вскриком Джорджина выгнулась навстречу, прижавшись к его телу. Два мощных толчка — и она достигла пика, крепко ухватившись за Хью, дрожа и умоляя.

— Да, — хрипло прошептал он. — Наверно, не будет больно, милая Джорджи.

Отстранился и, прежде чем Джорджина смогла осознать, что он сказал, резко в неё вошёл.

Глаза Джорджины широко открылись 062ca0. Она ощущала себя абсолютно иначе, чем раньше, когда её тело, казалось, боролось с вторжением мужа. Вместо этого Хью скользнул в неё — горячий и мощный, — и захотелось не протестовать, а просить о большем.

— Тебе больно? — выходя из неё, прошептал он.

Джорджина не расслышала вопроса. В этот момент она, застонав, пыталась притянуть его обратно.

— Хью…

У него на лице медленно расцвела улыбка, и он крепко и быстро её поцеловал.

— Буду считать, что это значит «нет», — сказал Хью. И скользнул обратно в её ждущее тело. Улыбка тотчас пропала с его лица. — Боже, как приятно тебя ощущать. Ты такая маленькая и влажная, и чертовски совершенная. — Голос Хью напоминал рычание.

Джорджина безотчётно приподнялась навстречу ему, крепко цепляясь, пытаясь удержать в себе. Хью входил в неё глубоко, неторопливо. Первый её пик перешёл во второй, пока Джорджина всхлипывала и кричала, а тело по наитию отвечало на толчки Хью.

— Не могу… — с трудом выдавил он.

Но Джорджина была не в силах ему ответить. Ее захватило происходящее. Изогнувшись под Хью, она пыталась притянуть его к себе ещё ближе.

Почувствовав её ладонь на своей ягодице, он потерял голову. убыцшу Джорджина поняла это по тому, как забилось его тело, по исторгшемуся из горла стону.

Хью отстранился, опираясь на руки.

— Ты моя, — прорычал он сквозь зубы. Он был… Джорджина сильно зажмурилась, чувствуя, как внутри снова нарастает жар, и беспомощно затрепетала. — Я люблю тебя.

Голос его надломился, и Хью, наклонившись, завладел её ртом, а его тело направило Джорджину прямиком в пучину удовольствия. Но это не помешало ей запомнить его слова. И почувствовать радость в сердце.

Когда в обществе судачат о падших женщинах, то умалчивают о том, как те женщины справляются с затруднительным положением. С последствиями падения, так сказать. Общеизвестно, что после грехопадения Ева первым делом сшила себе платье из листьев, и Джорджина теперь ясно понимала причину.

Она сгорала от стыда.

Только что забываешься в наслаждении так, что… ну, хрипишь, вскрикиваешь и вообще ведешь себя, словно обезумела. Но вот всё миновало, и ты лежишь в открытом поле, а под колени и, скорее всего, в другие твои места забился клевер.

Волосы в полном беспорядке, и ты не так чиста, как хотелось бы, а одежда отброшена на приличное расстояние.

— Чёрт побери, — простонал Хью, закрывая глаза рукой. — Ришелье ускакал.

Джорджина села, радуясь, что можно хоть на что-то отвлечься. Груди её колыхнулись, и она прикрыла их руками, огляделась. Элсбет продолжала мирно щипать траву, но в окрестности не наблюдалось и следа предмета гордости Хью.

— Куда он ускакал? Как думаешь, мог Ришелье вернуться в стойло?

Джорджина посмотрела на Хью, но тот не показался ей настолько обеспокоенным, насколько следует быть мужчине, только что потерявшему будущего победителя скачек в Эскоте. Вместо этого он разглядывал её груди.

— Боже, ты такая красивая, — еле слышно произнёс Хью почти благоговейно.

От этого Джорджина почувствовала себя чуть лучше и робко сказала:

— И ты тоже. То есть ты очень привлекательный.

Он перекатился набок.

— Я малость грубоват и всегда таким был. Но ты, Джорджи… ты вся состоишь из округлостей, а кожа твоя такая гладкая, и на вкус ты очень приятная. Ощущение такое, словно мне не следовало бы даже касаться тебя. — Он потянулся и обвёл пальцем контур её груди.

Джорджина убрала свои руки, и её груди опустились ему в ладонь. В мгновение ока Хью оказался на коленях прямо перед ней и потянул её так, что она тоже очутилась стоящей на коленях.

Джорджина замерла от стыда, подумав о своих голых ягодицах, о том, как её груди касаются груди Хью, о том, что к её ногам прилипла трава. Но потом заглянула ему в глаза, и все из головы вылетело.