Она сглотнула комок. И подумала, что заранее знает ответ, но…
— Можно мне позволить себе больше?
Его ленивую улыбку следовало запретить в странах, проповедующих пуританство.
— Джорджи, дорогая, если захочешь наложить свой великолепный ротик на любую часть моего тела, то сделаешь меня счастливейшим типом в Англии.
Она глубоко вздохнула и даже не попыталась спрятать сияющую улыбку 062ca0. Наверно, выглядит как идиотка. Ну и плевать.
Это же Хью. Очевидно, первый мужчина, который видел ее почти голой, хоть ему и было тогда десять лет. И первый мужчина, чье тело вообще Джорджина видела при полном свете. Поэтому хуже уже не будет.
Тогда она внимательно стала его осматривать. Медленно, с близкого расстояния, начиная с шеи, вела взгляд вниз по телу. Не прикасаясь.
Удивительно, но, кажется, она влияла на него, даже не трогая. Когда взгляд ее достиг его живота, Хью, прерывисто дыша, вцепился в одеяло, как утопающий.
— Я думаю, — предупредила Джорджина, не слушая. Поскольку дошла до самой интересной части его тела. Всю свою жизнь она звала мужской орган «артишок». Однако это слово не имела никакого отношения к тому, чем обладал Хью. Артишок был мягкий, податливый и круглый. А у Хью было твердое и длинное.
Сама эта мысль заставила ее чувствовать… Джорджина подобрала под себя ноги, однако вдруг такая поза стала ей неудобной.
Хью издал придушенный звук:
— Джорджи, пожалуйста…
— М-м-м, — промычала она.
Потом наклонилась и сотворила в точности то, что ей хотелось сделать. Положила руки Хью на бедра, и его мышцы напряглись под ее пальцами. Нежно погладила, легко, как перышком, потом сильнее.
Хью снова простонал, и стон этот отдался меж ее ног. У Джорджины возникло намерение сотворить нечто, что ей и не снилось, а тут пришло на ум, и ей не терпелось привести в исполнение.
Не глядя на Хью, потому что была уверена, что ему такое и в голову не придет, Джорджина наклонилась, чтобы волосы закрыли ей лицо, и прикоснулась к нему там губами.
Хью вскрикнул, его бедра дернулись верх. И губы Джорджины сомкнулись вокруг него. На вкус он оказался как луг, как озеро и мужчина. Все смешалось.
Ей понравилось.
Он что-то сказал, но она не обратила внимания, просто водила руками по его бедрам, медленно, дразняще. Потом вернула руки на место.
— Нет, — хрипло проговорил Хью. — Нет.
Джорджина подняла голову.
— Тебе не нравится?
Он уставился на нее сумасшедшими глазами.
— Никто меня туда не целовал. Ни разу.
Джорджина усмехнулась и вернулась к прежнему занятию. Он захлебнулся, прежде чем ее губы коснулись тела. Радость охватывала Джорджину просто от того, что она дарит наслаждение Хью, от того, как мышцы на его бедрах напрягаются, как руки сжимаются в кулаки.
Она дразнила его, пробегая пальцами по ноге, вслушиваясь в его стоны, пока Хью неожиданно не процедил сквозь зубы:
— Это… не надо больше.
И решительно отодвинул ее руку.
— Ох! — удивленно воскликнула Джорджина. Она-то думала, что он наслаждается еще и еще.
Челюсти сжаты, глаза сверкают.
— Я обязан кое-что спросить, Джорджи.
Сердце ее замерло, рука упала с его бедра.
— Скажи мне, что Ричард этому тебя не учил.
— Ричард? — хрипло переспросила она. Потом собралась с духом. Прочистила горло, не соизволив представить, в какой ужас пришел бы ее муж, если бы она стала касаться его столь интимно. — Нет, конечно нет, — ответила Джорджина, вставая. Чувствуя стыд, жар и некоторое головокружение. — Разумеется нет. Просто глупая мысль. Я… — она замолчала на полуслове и остановилась.
Даже мысль о Ричарде странным образом остужала ее. Любая мысль о Ричарде… что бы подумал Ричард — не о том, что она только что творила, а о ней здесь, в поле, нагой? Дрожь отвращения пробежала по спине.
Хью встал, когда она отвернулась. Джорджина отступила на шаг.
— Не стоило мне это говорить.
Его хриплый голос играл у нее на нервах.
— Да, наверно не стоило, — подтвердила она, обхватив себя руками и снова передернувшись. — Знаешь, это… это не я… я не такая…
Она не знала, куда деть руки — то ли прикрыть грудь, то ли еще что.
— Забудь о Ричарде.
Джорджина выпрямила спину. Она не могла забыть Ричарда. Что она будет за жена… вдова? Но с другой стороны, что она за человек? В панике Джорджина повернулась и направилась к одежде.
— Прости, — бросила она через плечо. — Я должна идти.
Джорджина успела схватить юбку, прежде чем Хью ее догнал. Он обхватил ее за талию, Джорджина ахнула и прижала к груди одежду.
— Я не могу, — изменившимся голосом вскричала она. — Не знаю, о чем я думала. Пожалуйста, пусти.
— Я болван, — покаялся Хью. — Джорджи. Пожалуйста. Я не хотел… не собирался говорить. Просто ни одна женщина никогда…
— Не повторяй! — Она чувствовала, как опалило щеки. — Ричард не одобрил бы такое. Очевидно я… Это только я. — Джорджина вырвалась из его объятий. — Мне нужно идти.
К горлу подступили рыдания. Ей следовало бы знать, что не все, что приходит в голову, нужно делать. В таких вещах она ничего не смыслит. Вспомнить только, сколько раз Ричард должен был мягко поправлять ее, а она даже никогда…
Она стала натягивать юбку через ноги, чтобы только осознать, что Хью тянет ткань обратно.
— Оставь меня! — резко попросила Джорджина.
Он самый большой идиот на свете. В одно мгновение Джорджи смотрела на него, страстно и немного изумленно, а в следующее глаза ее потухли и… какой бес овладел им и заставил задать вопрос?
Потому что, когда она его касалась, когда так улыбалась ему, на него накатило чувство собственника.
Ее губы трогали его, а Хью думал «моя», Джорджина улыбалась, а он думал «моя», а когда она стала его целовать, ему пришла в голову совершенно идиотская мысль.
— Прости, — взмолился Хью, сдергивая вниз ее юбку и схватив за плечи, чтобы не дать ей увернуться.
— Разумеется, прощаю, — сказала она, натягивая юбку обратно. — Наверно, я на мгновение сошла с ума… и сбилась с толку. Я прошу прощения.
— Прощение? За что?
Она окатила его яростным взглядом.
Удерживая Джорджину за плечи, Хью вдруг все понял. Он бы сгорел на месте, если бы взгляд убивал.
— Ты считаешь, что я не уважаю тебя, — сказал он, притягивая ее ближе.
Джорджина сжала упрямо губы.
Хью обнял ее. Такая нежная и теплая там, где он тверд, и похоже, в нем снова начала закипать кровь. Он пробормотал ей в макушку.
— Ты считаешь, что я не уважаю тебя.
— Незачем говорить об этом, — ответила она, отталкивая его.
Но Хью не отпускал.
— Думаю, что меня испугал твой поцелуй.
— Я в ужасе, — возразила Джорджина, отталкивая его руку. — Не понимаю, что мне пришло в голову. Я…
— Меня охватило безумие, — просто сказал он. — Сумасшествие, помутнение рассудка, бешенство от наслаждения.
— Прекрасно.
Она исхитрилась вывернуться и схватить сорочку.
Хью шел за ней, потому что отныне это его участь — вечно идти за ней. Он сграбастал ее так стремительно, что Джорджина пискнула как мышь.
— Я люблю тебя.
Джорджина застыла всем телом.
Он продолжал говорить, и счастье кипело в крови.
— Я люблю тебя, Джорджина. Наверно, я любил тебя всегда, даже до того, как ты ходила со мной купаться. Ничегошеньки из того, что ты делаешь, не может ни в коей мере меня ужаснуть, или разочаровать, или заставить меньше тебя уважать. Ничегошеньки.
Он подождал мгновение, однако ж Джорджина молчала. Волосы закрывали склоненное лицо, и Хью не видел, что оно выражало. Тогда он начал целовать ей ушко, все еще прижимая ее к себе, чтобы не могла вырваться. — Когда ты меня целовала так страстно, я вдруг понял, что если такое наслаждение ты доставила бы Ричарду, я бы его прикончил.
— Он уже умер, — напомнила Джорджина.
Она говорила немного невнятно, однако больше не сердилась, судя по голосу.
— Знаю. Соболезную, что он умер. Однако мне не жаль, что он умер, потому что ты моя, Джорджи. Наверно, всегда была моей, просто до меня не доходило, иначе никогда не позволил бы тебе выйти замуж за него. Никогда.