— Испей вина с моих ты алых губ, — с невесть откуда взявшимся красноречием произнесла она.

— Живу, живу, живу, живу! — прокричал Пирам.

— Люблю… люблю… люблю… люблю, — вторила Фисба, кидаясь Пираму в объятия.

— Вот и счастливый конец, — со вздохом подытожила Кэролайн.

В начале вечера среди зрителей собрались те, кто, вероятно, ожидал, что пьесу сыграют из рук вон плохо.

А на деле же под конец, когда актеры вышли на финальный поклон, публика стоя криками выражала свою признательность.

Особенно Кэролайн.

Которая на всю жизнь запомнила празднование своего двадцатипятилетия и всегда рассказывала мужу, а потом детям, а впоследствии и внукам, что это был самый романтичный вечер в ее жизни. И о пьесе, по сути созданной для нее, Кэролайн. О лучшем подарке, который когда-либо преподнес ей муж.

— Ты просто не понимаешь, — будет говорить она снисходительному, но недоверчивому Пирсу в каждый свой день рождения. убыцшу — Там было о жизни, и смерти, и любви…

— И утке? — всякий раз будет спрашивать он.

— Вот она, волшебная тайна жизни и искусства, — скажет она, вздыхая. — Ты просто должен признать: нам не предназначено понять все.

— Одно я точно понимаю, — будет говорить он, притягивая ее поближе.

И она улыбнется ему, потому что подарок, который он дарил ей на двадцать пятый, и на тридцатый, и на пятидесятый, и на семидесятый день рождения, был всегда один и тот же, и оба они о том знали.

Ведь самый лучший подарок — любовь.