— Не расторгну. Штраф с отсрочкой до второй прибыли, Дуайтам компенсация с процентами от первой. И пусть знают, что любое подозрение — и они могут сниматься с места и уходить, куда глаза глядят. Официальное решение я им пришлю. Они ведь признали факт нарушения со своей стороны?

— Признали, куда ж деваться, когда стая пошла…

Да… в чужую голову не заглянешь, столь преступная халатность…, но закручивать гайки не с руки — наши земли находятся недалеко от границы терраформирования и фермеры сюда не спешат из-за тех же крысодлаков и множества других проблем связанных с близостью эндемичной флоры и фауны.

Почувствовав, что разговор завершился, эксы встали.

— Леди Викен…

Я покачала головой

— Викен-Синоби, — поправила я, на обоих лицах мелькнуло удивление.

— Викен-Синоби, — продолжил старший, — спасибо, за ответственность и оперативность, — при этом он бросил взгляд на Эфенди, ну да, время донжана слишком дорого, чтобы при нем заниматься хозяйственными делами.

— Вам спасибо, господа, держите моего управляющего в курсе событий, — они молча кивнули.

Когда эксы скрылись за домом, я поинтересовалась у Эфенди.

— Что, меня действительно можно принять за Первую рода?

— Скорее за наследницу, когда ты так серьезна, возраст определить невозможно. Да и такая экономия слов оттачивается с годами, как правило.

— Ты мне льстишь.

— Нет, молодежь сейчас не так взвешивает каждое слово.

Мы опять замолчали, думая каждый о своем. На душе стало тоскливо и нехорошо, больно было отпускать его, дожилась до того, что ревную донжана.

— Будет лучше, если ты улетишь раньше, сейчас… — сказала я, чем дольше мы были рядом, тем хуже мне становилось.

— Да, — и он неслышно ушел в дом, вызывать флаер.

Я сидела и думала, смогу ли я справиться с собой, смогу ли общаться с ним как раньше, в какой момент наши отношения перешли черту, как будет завтра утром… Вопросы пока не имели ответов. Решив, что в такой ситуации лучшее, что можно сделать, это переключиться на что-то другое. Я отправилась к домику Эзры, за которым был ангарчик на один флаер, отправлюсь в торговый центр — на Дезерте мне понадобится куча всяких мелочей, лучше привезти их с собой, чем потом заказывать. Обдумывание необходимых покупок, отодвинуло душевные переживания на второй план.

Когда глубокой ночью уставшая от калейдоскопа магазинов я возвращалась домой, то уже решила что пусть все будет как будет. Если непослушное сердце, или что там ответственно за эмоции, будет отравлять жизнь — придется прекратить видеться с Эфенди, и точка. Оставалось надеяться, что моя решительность не растает завтра утром, с этими мыслями я и уснула.

Проснулась я от вызова голосовой связи — Эфенди.

— Хорошего дня, — веселый голос. — Можно я прихвачу Алекса, я сам за него заплачу, и он нам не помешает… нельзя его здесь оставлять.

Алекс, талантливый музыкант, но увы не хозяин своему таланту и вдохновению, если на него нападала меланхолия, он становился нелюдим и мрачен. Эфенди опекал его, и был ему единственным другом. Что ж, почему нет, если он будет мрачен до невыносимости, то выставлю его в парк, природа его успокаивает, кажется.

— Хорошо.

— Мы будем через час.

— Хорошо.

Через час, я немного волнуясь, возилась на кухне, входную дверь я оставила открытой.

— Это мы, — раздался веселый голос Эфенди, мне полегчало, все вернулось на круги своя.

Эфенди принес еду в свертках и тут же стал ее разворачивать, выкладывать, греть. Алекс зашел следом за ним с акустической гитарой за спиной и букетом белоснежных лилий, которые вручил мне со своей характерной неуверенной улыбкой. Глядя на Алекса, мне всегда вспоминался анахронизм — анемичный. Белая кожа, очень светлые волосы и голубые как ясное небо глаза, всегда грустные и задумчивые. Эфенди нельзя назвать шумным, но Алекс же был просто похож на призрака, незаметно исчезал и появлялся. Пока я ставила цветы в вазу, он уже появился без гитары и примостился так чтоб никому не мешать.

— Поедим на свежем воздухе, — предложил Эфенди, и мы втроем перенесли еду и посуду на веранду.

В отличие от Эфенди, Алекс не ел, а клевал, мне не нравилось в нем ничего: ни внешность, ни манера вести себя, ни эта вечная неизбывная грусть. Но как-то однажды я слышала его игру — незабываемая страсть и буря эмоций, и я до сих пор удивляюсь тому, как этот безжизненный с виду человек способен на такое.

За едой мы с Эфенди непринужденно болтали, как будто и не сбегали вчера друг от друга, Алекс прислушивался к разговору, но молчал. По-моему он вообще ничего не сказал, как пришел. Его браслет был густо-синего цвета это означало, что заказов у него давно не было и что ему грозило исключение из Дома. Эфенди его вытягивал, ведь если Алекса исключат, вряд ли он сможет сам о себе позаботиться.

Завтрак оказался чересчур обильным, и после его завершения мы остались на веранде, млея на солнышке как семейка котов. Эфенди, наверное, почувствовал, что засыпает и попытался взбодриться, массируя точки на руках. Я молча дотянулась до него и остановила, взяв за руку. Алекс также молча за всем этим наблюдал.

— Пойду я… — все-таки произнес Алекс и махнул рукой в сторону парка.

— Оружие в холле… — напомнила я.

Он вскинул брови.

— Зачем, я все равно не умею им пользоваться.

Честно, я подумала, что он шутит, и вопросительно посмотрела на Эфенди, тот только плечами пожал — мол, чему удивляться.

— Интересно, а он бы выжил, если б ты о нем не заботился? — вырвалось у меня. Это было ужасно невежливо с моей стороны, такой вопрос — по сути оскорбление. Эфенди только открыл рот, наверное, чтоб вступиться за друга, но Алекс его опередил.

— Вряд ли, — сказал он спокойно и пошел к деревьям. Эфенди промолчал.

Я всмотрелась в Эфенди — бессонная ночь, давала о себе знать, в сердце кольнуло.

— Иди, поспи несколько часов, — сказала я и отвернулась, чтобы не видеть обиды на его лице. — У меня все равно есть еще срочные дела.

— Может мне уйти, — спросил он, глядя мне в лицо.

— Если хочешь, — я ответила на его взгляд.

— Не хочу.

— Тогда иди спать, я хочу протанцевать с тобой эту ночь, удивляюсь, почему мы раньше этого не сделали.

— Алекс не будет играть, — беседа перешла в другое русло.

— Ничего, у меня есть хорошие записи.

— Может, ты тоже захочешь подремать днем, — говоря это, он взял меня за руку и поцеловал запястье.

— Не исключено, — я попыталась мягко высвободить руку. — Иди.

Разогнав своих дорогих, в прямом и переносном смысле, гостей, я записала письмо Бромерам, и отнесла его Эзре для официальной пересылки, он посчитал, что я слишком мягко обошлась с нарушителями, но вслух этого конечно не сказал. Потом я провозилась больше часа, настраивая некоторые покупки на себя. Сумки, оружие, средства связи — все делается так, чтоб узнавало хозяев. Конечно, стопроцентной защиты это не дает, но для Дезерт сгодится.

Покончив с этим, я призадумалась чем еще себя занять, и решила поискать Алекса. Хоть наш парк и был теперь самым безопасным местом в округе, следовало проверить сохранность столь неприспособленного к жизни гостя. Надо же — не умеет пользоваться оружием. Что там уметь? С такими мыслями я направилась в парк, решила его не окликать так интереснее, и дольше буду искать, все равно делать больше нечего. Нашла я его в укромном уголке под деревом, возле маленького ключика, который превращаясь в ручеек заболотил полянку. Я еще в детстве польстившись на высокую зеленую траву попыталась на ней поваляться, не тут то было, хорошо хоть не сильно порезалась об эту осоку. Я подошла, и села немножко поодаль, там где посуше, какое-то время мы сидели молча, я рассматривала Алекса, а он наблюдал за осокой которую шевелил легкий ветерок.

— Вы меня презираете? — он застал меня врасплох этим вопросом.

— Нет, я слышала, как вы играете, Алекс. Тот кто это слышал, не может вас презирать — только удивляться.