На вид она сделана из простой кожи, но изнутри что-то присасывается к ладони и внутренней стороне предплечья. Руку сжимает до боли, а пальцы силой распрямляются.

Командир удовлетворённо кивает. Их ждёт узкий проход в левом углу комнаты. Юдей различает несколько иссиня-чёрных ступеней.

>>>

Много позже, оказавшись в камере, она пытается вспомнить коридоры и залы, через которые их вели, но в памяти осталась только разномастная толпа на фоне оглушающей пустоты. Ей хочется верить, что она видела обычных жителей мэвра в простых одеждах, беседующих, торгующих, вкушающих пищу, но иногда из мутного водоворота памяти выпадает с поразительной чёткостью деталь, вроде щупальца, увешанного красными бутонами кровососущих присосок или ослепительно-белые клыки, от которых исходит чудовищное зловоние, и уверенность Юдей растворяется, а страх обуревает нутро и парализует мысли.

Сознание возвращается. Она обнаруживает себя под теряющейся где-то в вышине крышей огромной круглой залы. Прямо напротив входа, у противоположной стены, возвышается платформа с величественным троном. В зале прохладно и ветер, нисходящий спиралями из отверстия наверху, то и дело шевелит плащи собравшихся, порождая шорох, похожий на боязливый шёпот.

Микнетавов много. Впервые Юдей видит женщин этой расы. Она поражена их величавой, царственной красотой, напоминающей древние статуи на берегах моря Несчастных Столетий. Они носят причёски, похожие на мужские, но отличаются тонким телосложением, высоким лбом и глазами, сияющими серебром. Их одеяния ниспадают вниз десятками ассиметричных отрезов так, что легко представить, будто это десятки птиц или огромных бабочек замерли, прикрывая их наготу. Юдей ловит на себе взгляд одной из женщин, и в нём отражаются любопытство и восхищение.

Мужчины в зале одеты иначе, нежели те, кто сопровождал людей. Сложные конструкции из переливающейся ткани с широкими поясами, десятком застёжек и чем-то вроде рыболовных крючков, вызывают у Юдей ассоциации с церемониальными традициями приёмов императорских домов.

«Это суд или аудиенция?» — задаётся она вопросом и ощущает лёгкий укол ответа, но разобрать его не успевает. Кто отвечает ей? Юдей оглядывается, но видит только любопытство существ, пришедших полюбоваться на диковинку.

Людей выстраивают перед троном, пространство между ними и платформой заполняют микнетавы в лазурном. Рапиры обнажены и направлены на людей так, как будто они чем-то угрожают королю.

«Они нас бояться, — понимает охотница, — так же, как и мы их. Это просто ошибка. Я бы могла…»

Чудовищная тяжесть заполняет залу, подминая под себя всё и всех. В глазах темнеет, потому Юдей не видит, как опускается на колени весь зал, как морщат лбы мужчины и женщины микнетавов, ощущая во много раз больше, чем охотница или люди. Злое ликование, жажда крови, усталость и власть. Каждый раз выходя к людям, король открывается им, буквально затапливая своих поданных собственной личностью. Микнетавам не остаётся ничего другого, кроме как принять его желания и цели. Не возникает даже мысли о неподчинении. Что можно противопоставить такой титанической силе?

К моменту, когда на помост выходит Хэйрив, блистая одеянием из металла, похожего на золота, но во много раз более редкого и не имеющего названия на человеческом языке, Юдей единственная стоит, хотя и закрыв глаза. Пот жирными мутными каплями стекает по её лбу и щекам. Король замечает выскочку, но не предпочитает игнорировать её. Удивлён ли он? Отчасти. Хэйрив догадывается, что люди, вопреки трусливому поклонению машинам, могут быть сильными. Добравшись до трона, король обуздывает свою силу, загоняет её в русло. Поданные вздыхают свободно, возвращаясь к собственным чувствам и мыслям. Микнетавы встают, многие покачиваются от пережитой демонстрации мощи своего правителя, а затем все вместе направляют к платформе единый мыслеобраз. Ментальное поле вспыхивает посланием.

«Правь нами, Хэйрив», — разбирает Юдей примерный смысл. Мышцы в ногах горят, она боится шевелиться, потому что знает, что просто рухнет на пол. Боль проходит медленно, слишком медленно. Охотница чувствует привкус крови на губах и незаметно слизывает выступившую тёмно-багряную жидкость.

Приветствие кончается. Хэйрив занимает трон. Толпа приходит в себя, по крайней мере, успокаивается ментальное поле. Юдей избегает смотреть на короля, хотя только что в одиночку противостояла его напору. На этом её силы кончились, обратись он к ней сейчас, завладей ею, и она покорно выполнит всё, чего он пожелает. Когда-то Юдей показался чудовищем Мадан, но теперь она знает, каким должен быть настоящий монстр.

«Он… может сломать любого…», — думает она.

— Мы будем говорить, — скрежещет Хэйрив, — на языке воров.

Юдей, Мадан, Реза и Нахаг вскидывают головы. Они не ждали услышать в мэвре родную речь, разве что от Хэша. Король говорит, выплёвывая слова, будто каждый звук доставляет ему неимоверную боль. Его голос похож на шелест перекатывающихся колючек в осколках битого стекла.

— Добро пожаловать в Тебон Нуо, — продолжает король. — Мир, который ласково принял народ микнетавов, мир, который породил бадоев, мир, который связан с нечестивым бурденом через проклятый мескот.

Хэйрив говорит сразу на двух языках. Не всем присутствующим известен общехаоламский. Образы, которыми сопровождается речь ярки и очень реалистичны. Так охотница понимает, что бадоями микнетавы называют кизеримов. Гораздо любопытнее тот факт, что мэвр, или Тебон Нуо, не родина микнетавов. Они прибыли в него из другого места.

«Откуда?»

— Мескот это кхалон, — шёпотом поясняет Юдей.

— Почему он проклят? — спрашивает Реза.

Хэйрив отвечает сам. Он молчит, показывая людям, что произошло с ним много лет назад.

Вот он, много моложе, стоит на балконе. Внизу раскинулся город, испещрённый разноцветными огнями. Тёплый ветер ласкает кожу, он слышит детский лепет, доносящийся из комнаты, и сквозь тревоги уходящих в прошлое дней прорывается радость настоящего. Вдруг он слышит крики. Снизу. В комнату врывается начальник охраны. Восстание. Хэйрив подозревал, но не верил, что подобное может случится. Но хуже — заговор. Против него и его рода. Времени остаётся немного. Войска на стороне бунтовщиков, короля защищает только личная гвардия. И её теснят по всем фронтам.

Хэйрив отсылает жену и сына вместе с начальником охраны, поручает ему вывезти самое драгоценное, что у него есть, как можно дальше от Капитали в места столь дикие, что туда боятся заходить охотники. Сам же Хэйрив остаётся, чтобы задержать бунтовщиков.

«Мой сын выживет и ты обучишь его, друг, — говорит король, пока беглецы спускаются по потайным лестницам, — а когда настанет его время, помоги ему свершить правосудие».

Хэйрив ещё не знает, что история обернётся совсем другой стороной. Что восстанавливать своё положение ему придётся самому, а сын его канет в пучине другого измерения и не будет знать ничего о своём высоком происхождении и миссии, возложенной на него отцом.

— Но сегодня, мы не только судим и караем преступников, посмевших лишить Тебон Нуо наследника и будущего, но и чествуем моего сына, вернувшегося домой. Выйди же к нам, Акхи!

Лёгкий шорох сопровождает каждый шаг микнетава. Он кажется оглушительным, потому что зал цепенеет в молчании. Микнетав в серебристых одеждах, простых и изящных, занимает место по правую руку от отца. Поданные тихо заговаривают, наполняя ментальное пространство едва слышным жужжанием.

«Хэш!» — кричит Юдей, но губы и гортань не подчиняются ей. Ничто не нарушает хода церемонии.

Гигант выглядит иначе, чем в коридорах СЛИМа или на улицах Хагвула. Ярче проявляется царственная осанка и спокойный, пробирающий до глубины души взгляд, которые невозможно воспитать. Он выглядит настолько уместно в роли принца, что охотнице хочется немедленно покинуть эту залу. Вернуться обратно в СЛИМ и забыть о том, что существовал когда-то Хэш Оумер, потому что, на самом деле, его никогда не было. Только подложная личина, скрывающая беглого наследника.