«Я хочу взять тебя с собой. Ненадолго».
«Хорошо».
Она смотрит на Хэша. Протягивает ему руку. Гигант решительно берётся за неё, хотя помнит, что произошло в прошлый раз. В этот кожу слегка покалывает.
Кхалон преображается. Яйцо плавится, стекает вниз и замирает вертикально, как свой двойник в глубоком подземелье СЛИМа. От него во все стороны расходятся нити, и только теперь охотник понимает, что они повторяют собой те, из которых состоит всё сущее. Как будто проявляет их.
Хэш и Юдей погружаются одновременно.
Кхалон растворяется в воздухе, площадь оживает. Люди приходят в себя, и тут же поднимается гвалт. Кино и Вазер уходят, офицеры ибтахинов и Ополчения раздают приказы. Только Йоним Гон напряжённо всматривается в пустое голубое небо, как будто чего-то ждёт.
Глава 24
Вспышка ярче, чем обычно.
Изнанка выныривает из тёмных вод существования в не-двойственности и обращает внимание на источник сияния, который, превращает ничто, а точнее — нечто, во вполне определённые образы.
Тёмно-пурпурные переплетья вселенский артерий, выхолощенных бесцветным пламенем не-пространства возникают ярко и чётко. Изнанка наблюдает за ними с чем-то, максимально приближенным к понятию «удовольствие», но разбуженное любопытство тянет её дальше, к яркой звезде, в которой заключено слишком много от её сестры. Никогда прежде Изнанке не приходилось видеть такой полной аватары своей родственницы, и что-то внутри неё стремится к ней, мечтает воссоединиться и обратиться новым существом, способным перекроить фундаментальные понятия, возвести их в абсолют и низвергнуть в пучины не-хаоса и не-порядка. Изнанка не может формулировать, а только ощущает. Но даже этого достаточно, чтобы вызвать в ней что-то вроде бурного восторга. Существо, пересекающее границы реальностей, оставляет явственный след. К нему уже тянутся некоторые из питомцев Изнанки, но она отгоняет их и концентрируется на гостье сама. Изнанка уже пыталась обращаться к созданиям своей сестры напрямую, но это их, зачастую, «искажало», поэтому она старается сдерживать свои порывы. Но не в этот раз.
— Сестра? — спрашивает Изнанка, хотя импульс, посланный ею много глубже и содержательнее слов. Аватара не замедляет движения, но Изнанка чувствует на себе её внимание.
— Я… Да, — отзывается Юдей. — Говори со мной.
— Когда ты вернёшься?
В ответ Юдей отправляет мыслеобраз числа, столь огромного, что оно лишь на крошечную долю отличается от известного человечеству понятия «бесконечность». К сожалению, людской разум в несовершенстве своём, не может постичь конечности любой вечности.
— Я буду ждать, — говорит Изнанка, и совершает действие, воспринятое аватарой как объятия. На миг, который некоторым мог бы показаться целым веком, а то и тысячелетием, свет Юдей тускнеет. Изнанка будто бы передаёт ей часть своих инаковых возможностей, вместе с тем, впрочем, осознавая, что это воплощение её сестры призвано, чтобы оттянуть момент их воссоединения.
Изнанка не понимает сестру. Пыталась это сделать раньше, но теперь, умудрённая долгими размышлениями, пришла к выводу, что ей не постичь глубинной сути другого существа, не созданного ей. Потому теперь Изнанку интересует вопрос, откуда они с сетрой появились. Она вновь уходит на глубину не-двойственности, отдаляясь от яркой звёздочки, пересекающей пустоши не-реальности.
«Я буду ждать».
>>>
На высоком холме, возвышающимся над долиной, двое садятся на вытертые дождями и зимами плоские камни, как будто делают привал посреди долгой дороги. Они смотрят вперёд, на дымящийся, наполовину разрушенный Маоц: воронке недостаёт двух третей крыши, пламя, похоже, двигается внутрь, потому что жирный чёрный столб впивается в небо и не думает иссякать.
Путники не говорят. Они немного похожи внешне: тёмная кожа, лысые черепа, светящиеся глаза. Но внутри различия настолько колоссальны, что разделяющее их пространство могло бы походить на глубокий каньон или, что скорее, на разные полюса одной планеты.
Хэш подыскивает слова. Существо ждёт.
— Юдей…
— Нет, — резко прерывает существо. — Не называй меня так. Я… — Несколько морщинок выделяется на лбу молочно-белыми складками. — Помню её. Но плохо. Смутно.
Хэш тяжело вздыхает.
— Тогда кто ты?
Вопрос загоняет существо в тупик. Оно вскидывает руки и тут же опускает. Крылья трепыхаются, поднимая крошечную бурю за спиной. Несколько раз губы шевелятся, будто вот-вот произнесут ответ. Но его всё нет.
— Не знаю, — произносит существо. — Не знаю, кто я. Я просто я.
— Но ты чувствуешь? — спрашивает Хэш, поворачиваясь к существу. — Вот это?
Безымянным пальцем гигант перечёркивает то место на груди, под которым прячется сердце. Похожий, едва заметный отпечаток тут же возникает на коже существа. Не веря собственным глазам, оно повторяет тот же жест, пройдясь по багровеющим отметинам, и Хэш улыбается.
— Я чувствую, — говорит он и тянется, чтобы взять существо за руку. Кисть холодна, но Хэшу кажется, что где-то там, в глубине, скрыто тепло.
— Э… это. — Существо мотает головой. — Не может быть. Я… не вижу. Не вижу этой связи.
— А что ты видишь?
Существо закрывает глаза, превращая лицо в бесконечно глубокую чёрную маску. Оно долго молчит. Хэш ощущает лёгкое прикосновение к своему сознанию. Даже не прикосновение, а ветерок от потревоженного движением руки воздуха. Он идёт следом за этим ощущением, одновременно убирая все барьеры, раскрывается полностью. Мир, на мгновение, темнеет и предстаёт уже другим. Миллиарды разнообразных нитей. В Тебон Нуо он видит их отчётливее, чем в Хаоламе. Некоторые толстые, похожи на канаты или жгуты, другие тоньше волоса.
— Это…
— Таков мир для меня, — говорит существо. — Так я его вижу. И так взаимодействую с ним.
Хэш вытягивает руку, и тут же десяток линий приходят в движение. Некоторые натягиваются, другие ослабевают. Одна или две рвутся.
— Но что это?
— Возможности, взаимосвязи, случайности, — отвечает существо. — Я могу рассказать о каждой из них, но многое будет тебе не понятно.
— А ты?
— Что я?
— Почему ты защитила Хагвул?
Существо дрожит. Картинка в глазах Хэша блекнет. Он моргает, и она гаснет окончательно.
— Нет… — шепчет существо, как будто говорит с кем-то другим. — Нет, это не так. Отстань!
— Что? С кем ты говоришь?
Существо вскидывает голову, в его белых глазах возникают знакомые гиганту золотистые точки.
— Отпусти, — произносит существо голосом Юдей. — Мне опять придётся лечить тебя.
Кожа существа обжигает. Но это не имеет значение, покуда за белым светом он может разглядеть карие зрачки с россыпью тёмных золотистых искр. Юдей убирает руку сама и отстраняется. Кожа на тёмно-синей ладони мгновенно исцеляется.
— Ты здесь!
— Я… это нельзя назвать мной, Хэш, — говорит Юдей и встаёт. — Ты сам видел.
— Что?!
— То, как я теперь вижу мир. И что сделала в Хагвуле. Даже сейчас… — Она вытягивает вперёд обе руки, резко и высоко вскрикивает, и Маоц перестаёт гореть. В ту же секунду один из горных пиков по соседству надламывается и ухает в пустоту, сотрясая пространство чудовищным грохотом.
— Ку’Луан. Кажется так они меня называют.
Кодо в голове Хэша, забытый в пучине сражения, раскрывается. Знакомое слово пробуждает древние знания микнетавов.
— Ты хочешь сказать…
— Я могу влиять. И управлять. А ещё — чинить, плести заново — это намного важнее.
— Чем мы?
Юдей оборачивается. Её лицо приобретает знакомые черты, проступая сквозь маску.
— Прости…
— Это был единственный способ?
— Сейчас я знаю, что нет. Но он, — говорит Юде, кивая на крепость, — действовал наобум. Я должна была стать чудовищем, а стала… хранителем. Стражем.
Хэш закусывает нижнюю губу и отворачивается. Он чувствует, как горят ноздри, хочет оказаться настолько далеко, насколько это только возможно: и от своего народа, и от людей. Уйти в глубокие пещеры, в вечную тьму, или подняться в горы, туда, где солнце сжигает кожу, а снег слепит глаза. Оказаться посреди смертоносной тишины или всепоглощающего шума. В любом другом месте кроме этого. И тех двух миров, что ему известны.