«Конец», — отстранённо думает гигант, готовясь к финальной атаке. Обмотка рукояти набухла от пота и лимфы, стала липкой. Хотя бы тусклый страх уронить оружие покидает перегруженное сознание охотника.

С губ Юдей срывается низкий, угрожающий рык, а затем надсадный, захлёбывающийся визг. Что-то резко натягивает ткань под левой подмышкой, тошнотворно ворочается и, наконец, прорывается сквозь искусственную утробу в фонтане из тёмной, почти чёрной крови и ошмётках плоти. Новая конечность напоминает паучью лапу: два сустава, матовый хитин, а вместо последнего сегмента — острый коготь. Юдей запрокидывает голову и клекочет. Не давая ей опомнится, Хэш высоко поднимает саиф и начинает атаку.

Голова охотника пуста, его движения — продолжение смутных телесных намёков и импульсов. Конечно, большая часть движений отработана годами, но иногда в них вплетается какой-то фортель, полу-неловкий жест из разряда неуклюжего взмаха рукой, сталкивающего бокал со стола. Так он вычерчивает саифом что-то вроде неровной сферы и тут же с десяток раз бьёт в очерченное пространство. Как минимум два укола достигают цели. Кончик клинка мягко погружается в кожу, где-то на уровне груди. Юдей отпрыгивает и шипит. Сквозь крошечные дырочки сочится жёлтая гниль с удушающим запахом падали. Хэш кривится, но не сбавляет натиска.

Она уворачивается, но почему — охотника не знает. Юдей может принять его клинок, силы в ней больше, но что-то мешает ей изменить устоявшийся шаблон.

«Акхи, моё имя — Кушаша. Я могу помочь», — раздаётся чужой голос в голове Хэша, из-за чего сфера безразличия, сковавшая его душу, идёт трещинами.

«Ей невозможно помочь», — отвечает он. Юдей улавливает замешательство противника и перехватывает инициативу. Сразу три клинка идут в ход. Хэш успевает отбить два, но коготь чиркает по груди. Грязная рубашка быстро становится чёрной, ткань липнет к телу.

«Можно, — прорывается Кушаша.

«Я не верю».

«Но выбора у тебя нет, принц».

Таинственный микнетав прав. Хэш ощущает чужое присутствие за своими глазами, и вновь пропускает удар. Лезвие входит в бок, но не глубоко. Охотник отпрыгивает назад.

Первые несколько секунд рана совсем не даёт о себе знать, пока не появляется жжение. С каждой вдохом оно разгорается всё сильнее, а лимфа уже стекает по внутренней стороне бедра. Он ещё стоит на ногах, но тело уже шагнуло за свой предел. Юдей останавливается, задирает нос и принюхивается. Похоже, запах лимфы дурманит её. Она высовывает язык и прямо на глазах охотника он удлиняется, кожа гниёт и отваливается кусками. Взгляду Хэша открывается блестящее от слизи алое щупальце с присоской на конце. Новый язык подвижен, словно змея, и вытягивается в сторону жертвы.

— Давай! — кричит гигант, поднимая клинок над головой. С потерей лимфы уходят и силы, охотник прекрасно понимает, что у него остаётся последняя атака. Не дожидаясь, пока чудовище сделает ход, Хэш прыгает.

Ещё в полёте он понимает, что жестоко просчитался. Движение медленное и простое. По сути, это самоубийство, осталось только выбрать: умереть сейчас или спустя несколько секунд. Два из трёх лезвий всё равно достанут его, как бы он не извернулся.

«Я иду — думает он и улыбается. — Хак, отец, Юдей».

Дверные створки с грохотом распахиваются, чудовище поворачивает голову, отвлёкшись на долю секунды. Несмотря на всю мощь трансформированного разума, ей требуется время, чтобы включить новые переменные в просчитанные схемы. Заминки хватает, чтобы Хэш врезался в чудовище и повалил на пол. Юдей наугад бьёт паучьей конечностью и достаёт Хэша дважды: в живот и в голень.

Вбежавшие микнетавы накидывают на монстра тяжёлые сети, в которых оно запутывается, продолжая биться в приступе неконтролируемой ярости.

— Акхи. — Вперёд выступает низенький микнетав в балахоне лилового цвета. — Это существо убило твоего отца и едва не добралось до тебя. Какая трагедия…

— Нет, — резко прерывает Кушашу Хэш. — Это не трагедия. Я убил Хэйрива. А ты должен помочь ей, как и обещал.

Под капюшоном блестят зелёные глаза, напоминающие охотнику два грязных изумруда. Кушаша стар, но крепок настолько, что самолично берётся за сеть и тащит рычащее и клокочущее чудовище в сторону выхода.

— Погибнет она — погибнешь ты! — кричит Хэш вдогонку. Кушаша, не останавливаясь, поднимает руку и машет в ответ. Гигант улавливает шепотки, складывающиеся в непонятные ему слова: бекедами хаким. Он хочет спросить, что это значит, но мир, вдруг, предательски погружается во тьму.

Хэш не знает, сколько проходит времени. Из небытия его вырывает тихий голос.

— Акхи, — зовёт Оней.

Охотник рывком садится на кровати и сталкивается с предводителем мятежников. Пустота внутри начинает заполняться, и первым чувством становится удивление от того, что такая фигура свободно разгуливает по резиденции его отца.

«Бывшей резиденции», — поправляет себя Хэш. Тут же возвращаются воспоминания и чувства, снося хлипкие плотины. Внутри появляется тугой жгут, который невидимые руки вины закручивают всё сильнее. Трудно дышать. Гигант отворачивается. Делает два глубоких вздоха.

Взгляд скользит по стенам, краешком сознания Хэш узнает комнату Хэйрива, в которой совсем недавно рассказывал отцу о своей жизни в Хаоламе. Светлые стены, тёмный холодный пол. Ложе твёрдое, но кто-то накрыл Хэша тяжёлым одеялом. Впрочем, он всё равно дрожит.

— Сколько… сколько прошло времени?

— Сутки.

— Почему я… здесь?

— Ты новый король Тебон Нуо, Акхи. Единственный наследник Хэйрива.

Хэш пытается встать, но тело плохо слушается. Живот пронзают острые иглы, а стоит поставить ноги на пол, присоединяются болезненные щелчки в коленях и тянущая боль в бедре. Охотник не ожидал подобного. Он вообще не помнит, что его ранили. И кто его ранил.

— Что с Юдей? — спрашивает он, всё ещё не поворачиваясь к Онею. — Её… её увёл, — мозг подсказывает: «утащил», но гигант игнорирует его, — не могу вспомнить имя…

— Кушаша.

— Да! У него получилось?

— Я не знаю.

— Кто он такой? Бек… бекедами хаким?

— Да. Это один из родов микнетавов. Они… исследуют мир…

— Учёные?

— Да, учёные, но без оков.

— Каких оков?

— Кажется, в мире людей это называется мораль?

Хэш тяжело встаёт. Оней хочет помочь, но гигант останавливает его взмахом руки и делает шаг сам.

«Тяжело», — думает он. Ноги трясутся, боль волнами расходится по всему телу. Он пытается сжать кулак, но пальцы едва сгибаются. Руки вообще выглядят чужими, как будто принадлежат другому существу.

«Но они твои», — беспощадно замечает мозг, и Хэш, как бы ни хотел, не может возразить ему. Этими самыми руками он убил отца и обрёк на эксперименты Юдей, хотя думал только о том, как защитить Хагвул.

«Хагвул, — вспыхивают отдельные мысли. — Война».

— Акхи, — говорит Оней, — тело Хэйрива готово к хоно.

— Хоно?

— Погребению.

Хэш поворачивается слишком быстро. Его ведёт, он инстинктивно делает шаг и внутри тела рождается пламя, сжирающее большую часть сил. Гигант стискивает зубы, ему кажется, что он вот-вот упадёт, но через мгновение всё приходит в норму. Только пот стекает по лицу, а челюсти ноют от напряжения.

— Вы собираетесь… оказать ему почести? После того, что он сделал?

Оней продолжает смотреть на Хэша так, как будто он констатировал факт, а не задал вопрос. Будь у военачальника хасса-абаб, они могли бы объясниться быстрее, но Хэшу приходится полагаться только на слова человеческого языка, а большая часть понятий у микнетавов и людей не совпадают. Различаются контексты.

Пауза затягивается.

— Прости, Акхи, но я не понимаю тебя.

— Хэйрив — безумный тиран.

— Да.

— Почему вы собираетесь воздать ему почести?

— Потому что хоно — удел великих, Акхи. Хэйрив был велик, хоть и страшен.

Хэш кивает для того, чтобы не продолжать разговор. Он был бы рад, если бы обряд провели без него, но, как наследник и, что важнее — сын, он должен присутствовать.