Юдей чувствует, как на глазах наворачиваются слёзы, как они сбегают по щекам и остаются солёной влагой на губах. Она сочувствует Хэшу, но вместе с тем представляет, что то же самое может произойти с ней. Она ещё не призналась в этом себе, но подспудно Юдей уже готова отдаться в руки любых учёных, пройти какое угодно Испытание, чтобы не оказаться на месте Хак. Чтобы не стать чудовищем.

«Я не знаю, почему, — отвечал доктор на её расспросы. — Мы проводили ежемесячные обследования. Конечно, количество лимфы в её организме было запредельным, но никаких предпосылок… Наоборот, лимфа даже приобрела часть свойств человеческой крови».

Юдей не настаивала на ответах. Пока. Увидев, что тело Хак, точнее, тело того монстра, в которого превратилась охотница, изучают, она чуть выдохнула, хотя напряжение продолжает скапливаться где-то в грудной клетке, и, порой, звенит в ушах.

Могилу выкопали на самой вершине холма. С него открывается прекрасный вид на город, кажется, чья-то рука специально высадила деревья так, чтобы ветви и листва не скрывали величественную панораму спускающегося к воде Хагвула.

Хэш заглядывает в могилу и его прошибает холодный пот. Она выглядит так буднично, совсем не страшно. Прямоугольная яма в жирной плодородной земле. Для кого она? Для Хак?

«Почему она должна лежать здесь?» — думает он, пока гроб готовят. Йоним рассказал Хэшу, как всё будет, даже показал памятник. Асимметричный серый камень с фамильным гербом семейства Арева, именем, датой рождения и смерти. Гигант попросил убрать надпись: Хак однажды сказала ему, что считает эпитафии до жути пошлыми. Ничто не указывает на её связь со СЛИМом, кроме, разве что, места. По документам, оно зарезервировано Университетом.

Гроб устанавливают на платформу и начинается служба. Первым выступает Йоним Гон. Он говорит тихо, но в установившейся тишине его слышат все. Речь полна тёплых слов, которые звучат так, будто ректор пытается нагнать упущенную возможность поблагодарить эту женщину за всё, что она сделала. Когда слово берёт Мадан Наки, веет холодом и официальностью. К удивлению Юдей, говорят многие. Некоторых она видела прежде, но не знала имён, а других даже не встречала. Не раз поминают суровый характер охотницы, но с улыбкой, с доброй усмешкой, потому что, в конце концов, многие знают, насколько Хак была великодушна. Очередь подходит к Юдей и она начинает, с панической уверенностью, что ничего не знает о своей наставнице, но слова приходят сами собой и говорит она дольше остальных. В конце она благодарит её за всё и только тогда утирает слёзы. Наступает очередь Хэша.

Он стоит в изголовье гроба и смотрит на крышку так, как будто бы её нет вовсе, как будто он видит сейчас Хак, лежащую со сложенными на груди руками, в объятии белых цветов. Все смотрят на гиганта, а он забывает о том, что рядом есть кто-то ещё. Остаются только он и этот ящик, в котором лежит важный для него человек.

О чём думает Хэш? О том, что теперь всё станет совсем по-другому и его ждёт новый мир, в котором нельзя будет положиться на Хак, спросить у неё совета? Мир, в котором больше нет того, кто готов защитить без всяких раздумий? Хаолам, внезапно, кажется Хэшу таким большим, таким огромным, непознаваемо-обширным и… пустым. Он оборачивается и бросает взгляд на город, и даже эту картину одним взглядом невозможно объять, а где-то там, за уходящей вдаль голубой поверхностью, ещё один город, и ещё, и за горами, опоясывающими Хагвул, тоже другие города, и очень много людей. Но во всём этом столпотворении больше нет той, что вырастила его. Которая так ему нужен.

Хэш медленно опускается на колени и целует крышку гроба.

— Спи спокойно, мама — шепчет он. Подняв голову, он видит, что колени склонили все присутствующие. Спрятав глаза, Хэш встаёт и медленно бредёт в сторону скрипящих на ветру ворот.

СЛИМ как будто покрывается тонкой коркой льда и впадает в анабиоз. Вроде бы ведутся работы и исследования, люди приходят в кафетерий, что-то обсуждают, запрашивают инструменты и материалы — жизнь кипит, но она кажется искусственной.

Юдей предоставлена самой себе. Каждое утро она просыпается ровно в пять тридцать и только потом вспоминает, что ей не нужно идти на утреннюю тренировку. Больше получаса она пялится в потолок, пытается справиться с напряжением, что металлическими шариками перекатывается внутри, пока назойливая вибрация где-то в затылке не становится невыносимой. Тогда она собирается и спускается в архивы, где садится за документы о фюрестерах. Отчёты, гипотезы, анализы крови, операции. Целыми днями она перебирает бумаги и пытается найти ответ: что можно сделать, чтобы не повторить судьбу Хак? По ночам Юдей снятся кошмары, но ей некому о них рассказать.

Большая часть исследований основывается на Хак, так как других фюрестеров в распоряжении СЛИМа не было. Предшественник Мадана Наки был жёстким человеком, и предпочитал эффективные методы исследований, так что Хак, по сути, была подопытной мышью на протяжении десяти лет, пока один из ассистентов не подал официальную жалобу и не встретился с ректором лично. Тогда Йоним Гон заменил директора и большую часть старшего научного персонала, но документы сохранили множество фактов о Хак, в основном физиологического свойства.

Фюрестеры кардинально отличаются от людей, при том, что сохраняют прежний облик. Их организм находится в состоянии непрекращающейся мутации, но идёт она медленно. Первыми изменяются слух и зрение, затем обоняние и осязание. В случае с Хак так же перестроилась нервная система, ускорив скорость её реакции в десятки раз. Она начала отдавать предпочтению сырому мясу и необработанным овощам. Регенеративные способности её тела поражали воображение: верхние слои кожи восстанавливались за несколько минут в случае царапин, и меньше чем за пять часов в случае глубоких порезов. Кости срастались чуть дольше, но всё равно быстрее, чем у обычного человека. Почки, лёгкие, желудок и печень продолжали функционировать даже с серьёзными повреждениями.

«Способности фюрестеров можно временно усилить с помощью переливания лимфы, — читала Юдей. — При том очищенная от лишних примесей лимфа усваивается гораздо хуже, чем «сырая», полученная напрямую от кизерима. Так же организмы фюрестеров способны поглощать лимфу напрямую: впитывать через кожу или принимать перорально».

Никаких видимых последствий от инъекций не было, разве что изменялся состав и цвет крови, но это и так произошло бы со временем.

Новое руководство госпиталя сосредоточилось на психологических исследованиях охотников. Выяснилось, что личность Хак значительно изменилась: она стала резче и жёстче, замкнулась в себе, но в то же время избавилась от ряда фобий, которые донимали её до трансформации.

— Ожесточённость связана, скорее всего, с пережитым в начале исследований, — поясняет доктор при личной встрече с Юдей, — мой… кхм… предшественник мало внимания уделял этике. Для него на первом месте всегда был результат.

— А для вас?

— Тоже, но… Я не хочу быть таким же, как он. Его методы отвратительны и бесчеловечны.

Охотнице кажется, что доктор говорит не только о своё предшественнике.

Юдей пугает, что никто не может точно сказать, к чему приводит длительный контакт с лимфой и является ли произошедшее с Хак закономерным финалом для фюрестера. Конечно, тело гибрида исследовали, обнаружили, что состоит оно сразу из двух наборов клеток — человеческих и мэврианских — но больше информации получить не удалось. Выдвигаются многочисленные теории. Самая популярная из них гласит, что лимфа, каким-то образом, сохраняет «исходный код» того существа, которому принадлежит, и не проявляет его до определённого момента. Но что точно произошло во время охоты никто не знает, тцоланимы и врачи строят предположения, а Юдей всё ближе ко дну колодца, стены которого выложены страхом.

Её жизнь вновь совершает кульбит, место, обретённое с таким трудом превращается в очередную западню и есть лишь один человек, с которым она может это обсудить, но записки то ли не доходят до него, то ли он их игнорирует. Юдей не хочет нарушать скорбное уединение Хэша, но спустя неделю штудирования материалов и разговоров понимает, что близка к истерике как никогда. Металлические шарики напряжения внутри теперь кажутся ей сигналом предстоящего преображения, и она сходит с ума от мысли, что скоро может превратиться в чудовище и вырезать половину СЛИМа, прежде, чем её остановят.