Сомнение поднимается зловонной волной, и как Юдей не пытается, она не может отмахнуться от него. Мог ли Хэш внушить ей любовь? А происшествие на полигоне, не стало ли оно результатом его влияния?

«Не может быть».

Но раньше она и представить не могла, что будет беспрекословно подчиняться чужой воле. Перед мысленным взором охотницы разверзается бездна, она падает в неё, забывая о том, что происходит вокруг.

Дважды конвой останавливается, чтобы подкрепить силы.

Юдей приходит в себя на втором привале. Она сидит, прислонившись к боку кизерима. Слева от неё образовали кружок микнетавы, справа — люди. Если бы не тяжкий водоворот раздумий, она бы оценила иронию: между микнетавами и людьми, она занимает ступеньку, которая ближе всего к кизеримам, бездумным монстрам, единственная цель которых — выживать.

«Почему я люблю Хэша?» — спрашивает себя Юдей раз за разом и не находит ответ. Что послужило источником симпатии? Какой момент стал поворотным? Она рассматривает свои воспоминания под увеличительными стёклами скепсиса, и ей всё больше кажется, что Хэш мог подтолкнуть её. Осторожно, так, чтобы она не заметила. Но в то же время, Юдей не хочет в это верить.

Неожиданно тревожное одиночество охотницы нарушает микнетав в чёрном. Он бесшумно подходит к ней и протягивает брикет, похожий на подмокший бисквит и пиалу, наполненную лиловой прозрачной жидкостью. Юдей смотрит на предметы в его руках, не в силах связать их с собой, паранойя вновь пытается утянуть её на глубину. И, вдруг, пропадает.

«Что это?» — спрашивает она, поднимая голову. Частично контроль над телом возвращается.

— Е… да… — скрипит микнетав на общемхаоламском, и глаза Юдей ползут на лоб. Микнетав улыбается.

— Я не отсюда, — говорит она и тут же поясняет. — Я никогда не ела ничего подобного. Желудок может испортиться.

Фраза оказывается слишком сложной, Юдей понимает это по остекленевшим глазам аборигена. Тогда она пользуется мыслеформой, добавляя к исходным словам ещё и благодарность за заботу. Микнетав кивает. Еда исчезает в сумке, спрятанной в складках его одеяния. Похоже, он хочет поговорить.

— Бей-Фа, — произносит микнетав и тыкает себя в грудь.

— Юдей, — говорит охотница, повторяя жест.

На охотницу обрушивается поток мыслеобразов-вопросов. Она старается отвечать быстро, но осторожно. Уже через пару минут Юдей осваивается и конструирует в голове сложные фразы. Но намеренно избегает конкретики. Юдей описывает Хаолам в общих чертах, как место, где много воды, гор и равнин, и микнетав в ответ сообщает ей название своего мира — Тебон Нуо — и отмечает, что они похожи. Охотница соглашается.

«Из какого рода происходит Юдей?» — спрашивает Бей-Фа.

«Что есть род?» — спрашивает она.

«Род есть происхождение», — отвечает микнетав, но Юдей качает головой. Тогда Бей-Фа отворачивается и несколько секунд смотрит на горизонт, в сторону воронки, а охотница изучает его лицо.

Бей-Фа совсем не похож на Хэша. Кожа светлее, нос тоньше и не такой приплюснутый, глаза больше, а среди зубов, насколько может видеть Юдей, нет острых клыков.

«Мой род — иггенайтулы, мы служим королю», — наконец отвечает Бей-Фа.

«Ты говоришь о профессии? О призвании?»

«Нет. Я говорю о роде».

«Я не понимаю».

«Они, — микнетав показывает на людей в скафандрах, — одного рода. Ты — другого. Ты не они».

«Я не знаю, как ответить на твой вопрос».

Микнетав кивает.

«Могу я поговорить с ними?» — спрашивает Юдей, кивая в сторону людей.

«Да, но мало. Мы должны идти».

Охотница встаёт. Ментальный поводок ощущается как лёгкий гул в ушах и общая вялость мыслей.

— Как вы?

— Нормально, — отвечает Реза, с трудом поднимая голову. Он и правда выглядит хорошо, если не считать синевы под глазами.

— В голове… всё время туман… — подаёт голос Нахаг. — Не могу сосредоточиться.

— Похоже, они телепаты, — поясняет Юдей. — Контролируют нас, чтобы мы не создавали проблем.

— Но не тебя? — спрашивает Реза.

— Меня тоже, но меньше.

— Сможешь выр…

— Видишь. Даже подумать о…

— Ага.

В памяти сохраняется отметка о желании сбежать, но ничего больше к ней не добавляется.

— Они… почему они не говорят? — спрашивает Мадан. Его голос бесцветен, а лицо напоминает старую маску, готовую вот-вот рассыпаться в пыль.

— Микнетавы общаются мысленно, — отвечает Юдей.

— Микнетавы?

— Их название. На нашем языке.

— Ясно, — с улыбкой говорит Мадан. — Они ведут нас туда?

— Да.

— Зачем?

— Не знаю. Они не говорят. Лишь показывают багровые глаза. Мне кажется, ничего хорошего нас там не ждёт.

— Ты можешь с ними разговаривать? — спрашивает Реза.

— Да.

— Узнала что-нибудь о Хэше?

Сердце Юдей мгновенно начинает биться чаще. Почему она не спросила у Бей-Фа о гиганте? Забыла?

«Как я могла о нём забыть?»

— Нет.

— Жалко… — выдыхает Мадан. Охотница сочувствует ему, не без удивления для себя. Из всех путешественников Мадан самый неподготовленный. Что он вообще здесь делает? Неужто ему так важен Хэш, что он решил самолично его вернуть?

«И такое может быть», — думает она.

Конвоиры встают, и Юдей приходит мыслеобраз-приказ выдвигаться. Она просит Бей-Фа не управлять ей и уверяет его в своей покорности. Тот соглашается, но людей с поводка отпустить отказывается. Охотница видит, как стекленеют их взгляды, как они неуклюже встают и, спотыкаясь, выстраиваются в прежнем порядке. Реза, Мадан, Нахаг. Она становится во главе.

Дорога отнимает почти весь день. Солнце нежно касается горизонта, когда конвой выходит к другому мосту, оставляя циклопические руины, которые Юдей видела с холма, по правую руку. Охотница спрашивает Бей-Фа о происхождении опор, но микнетав не реагирует на вопросы пленницы. Его поза становится напряжённой, он накидывает капюшон и склоняет голову. Окаменевшая воронка нависает над отрядом, как обещание будущей расправы. По спине и рукам Юдей волнами бегут пробегают мурашки.

Микнетавы тоже чувствуют себя неуютно в тени строения. Тот, что идёт впереди накидывает капюшон, как и Бей-Фа, и так же склоняет голову. За ним второй. Вскоре все микнетавы принимают одинаково-покорный вид. Неожиданно, лидер верхом на кизериме оборачивается и пристально смотрит на Юдей.

«Его глаза…» — успевает промелькнуть мысль, прежде чем цепкие лапы чужого контроля гасят её. Юдей охватывает новая волна паранойи.

Конвой достигает огромных ворот к тому моменту, когда на небе зажигаются первые звёзды.

Охотница выныривает из водоворота страха в тот момент, когда в правой створке открывается маленькая дверца. Изнутри бьёт холодный голубой свет и доносятся странные ароматы. Внимание Юдей привлекает резьба-украшение на воротах, но пленников заводят внутрь и ставят шеренгой перед высоким микнетавом в чёрном, не дав ничего рассмотреть.

Бей-Фа спускается с кизерима, подходит к ожидающему конвой гвардейцу и становится перед ним на колено. Юдей замечает, что встречающий выглядит намного старше Бей-Фа: годы выбелили его косу, оставили на лице несколько глубоких морщин и сделали рябой кожу на руках. Одежда встречающего поблескивает серебрянными знаками на груди. Бей-Фа и незнакомец безмолвно говорят о чём-то. На мгновение контроль спадает и Юдей мельком осматривает спутников.

Реза и Нахаг измотаны. Мадан тяжело дышит и, наверное, упал бы, если бы не жёсткий телесный зажим.

— Всё б…

Губы Юдей сжимаются, а тело пронзает острая боль. Она бьёт в позвоночник, разбегается по животу, ногам и рукам. Охотница даже не может вскрикнуть. Агония длиться секунды, но кажется, что проходят часы.

— Молчать, — скрипуче изрекает встречающий их микнетав. Его контроль жёстче и напоминает удавку на шее, через которую в тело передаются импульсы боли. Зачем утруждать себя контролем двигательных процессов и ума, если можно подчинить саму волю пленника?

Юдей быстро разоружают. Тцаркан подносят командиру, но тот лишь брезгливо морщит нос и оружие тут же уносят. Микнетавы в синем срывают с плеч охотницы плащ, закатывают правый рукав, будто знают о её тайном оружии. Командир подходит ближе, чтобы как следует рассмотреть пластину. Его губы трогает кривая, уродливая улыбка, один из лазурных скрывается в смежной комнате и возвращается с большой чёрной перчаткой. Юдей ждёт, что её рука поднимется сама, но вместо этого она перестаёт дышать. Тело просто напросто забывает, как это делать. Командир смотрит ей в глаза. В охотнице просыпается гордость, она чувствует нарастающее давление в груди, но всё равно не поднимает руку. Тогда командир микнетавов возвращает ей дыхание, но вместе с сотнями тысяч крошечных иголок, пронзающих все её органы изнутри. Когда экзекуция заканчивается, Юдей сама тянется к перчатке.