В какой-то мере Хэш любит Хагвул, хоть и считает его слишком суетным, большим и неустроенным.

«Остальной Хаолам может быть хуже, или лучше. Но моё место здесь», — решил он однажды и успокоился. Его ничуть не волнует возможность отправиться в путешествие и выбраться за пределы города, ставшего ему родным по необходимости. Посмотрев на то, как живут люди, Хэш сделал закономерный вывод, что примерно так же они живут и во всех остальных местах, разве что с поправкой на местные обычаи и цвет одежд. Среди обитателей Хаолама он всегда чувствовал себя одиноким, даже Хак, заменившая ему мать, всё равно отстояла от него на то мнимое расстояние, на которое и любой другой человек отстоит от выходца из другого мира. Охотник давно свыкся, но нечто вроде крошечных шипов, засевших в пальцах, продолжают болеть при мысли о том, как сильно он отличается от окружающих.

Хэш также свыкся с ролью защитника простых людей. Сросся с нею. Надежды на возвращение «домой» разбивались о сухой язык отчётов: «разумных форм жизни в мэвре не обнаружено». Хэш был единственным, кого СЛИМ нашёл за всё время экспедиций.

Но теперь, после видения, уверенность и решимость Оумера пошатнулись. Тебон Нуо обитаем, и его ждут на той стороне. Кто знает, может там он сможет, наконец, обрести недостающую часть себя, некий инструмент, который разрушит барьер между ним и остальным миром. Всеми мирами.

Хануал поднимается в воздух, невидимый никому в этом мире, и мелко подрагивает, отправляя сигналы во все стороны. Они похожи на волны, гонимые ветром туда-сюда. Хасса-абаб не даёт картинки, лишь позволяет вычислить приближение кизерима.

Хэша пугают возможности хануала. Знания, что он получает из Кодо обращают ментальный щуп в могущественное оружие, с помощью которого можно подчинять умы любого живого существа. Гигант украдкой пробует прочесть мысли людей, но пока у него не получается. Что-то не сходится на тонких уровнях и щупальце будто соскальзывает с человеческого сознания. Зато, у него получилось тогда «поговорить» с тцарканом-бунтарём, и это чуть не убило его. Он, буквально, на несколько минут стал им и ощутил, каково это — быть тцарканом. Оказывается, они помнят всё, что случилось с их предками. За короткий срок Хэш испытал и познал всё то огромное прошлое, что тцарканы наследуют от родителей. Они вчитываются в свои гены, в память, записанную тонкой вязью веществ, для которых ещё не придумано название. Тогда в лаборатории тцаркан, ощутив, наконец-то, родственное существо, рассказал ему всё, а охотник слушал, потому что не знал, как его остановить, как разорвать связь и убрать щупальце.

Теперь Хэш знает.

Он пробирается по улицам всё дальше, а хануал бдительно наблюдает за пространством вокруг. Несколько секунд он чувствует Юдей, которая пульсирует, образуя на поверхности ментального слепка своего разума острые, хрупкие иглы. Хак, идущая рядом до ближайшей развилки, наоборот — непроницаема. Слепок разума старой охотницы, чёрный и плотный, походит на маленькое пушечное ядро.

Сознание Хэша разделяется на две части: одна ощупывает пространство, другая свободно барахтается в бурных мыслительных потоках.

«Вызволение? — размышляет он, вспоминая сон-видение. — Что это? И почему он так зол на людей? Они ведь… спасли меня. Почему отец столько лет избегал кхалона, почему не послал весточку, не оставил знак?»

Мысли смещаются к Юдей, и Хэш вновь ощущает странную теплоту в груди.

«На своём ли она месте? — думает он. — Ей была суждена другая жизнь, нормальная. А теперь…»

Уличный фонарь высекает её лицо из ночной тьмы грубыми ударами, кханит дрожит в руках и ужас встречи с кизеримами выскабливает остатки уверенности. Хэш допускает, что Юдей сломается. Но обещает себе, что сделает всё, чтобы этого не случилось.

«У неё нет выбора».

Щупальце напряжённо вибрирует. Хануал изгибается дугой и указывает налево. В воздухе проступает слепок разума. У людей он похож на сферу, у тцаркана — на гексатетраэдр. Хэш рассматривает ровный, будто высеченный из базальта октаэдр разума кизерима. Охотник сворачивает за угол, прижимается к стене и придерживает хануал. Было бы очень неловко потерять сознание сейчас, пусть и узнав подноготную тех существ, что вторглись сегодня в человеческий мир. Ему хватает того, что он видит кизерима и может подкрасться к нему незаметно.

Хэш бесшумно вытаскивает тцаркан, который, стоит фюрестеру коснуться рукояти, тут же прекращает всякую возню. Беззвучной тенью охотник соскальзывает в темноту переулка. Хануал жадно тянется к сознанию существа, но Хэш придерживает его.

Кизерим ведёт себя странно: стоит на месте, слегка покачивается из стороны в сторону. Он напоминает Хэшу какое-то земное насекомое.

«Смахивает на ловушку».

Но для кого? Неужели кизерим учуял его раньше и прямо сейчас капкан захлопывается, а Хэш этого даже не видит? Других кизеримов вокруг нет, но мало ли…

«Ловушка. Должна быть ловушка», — думает Хэш, но всё равно приближается. Он должен уничтожить тварь, обезвредить её и сдать в СЛИМ.

«Или не должен?»

Чудовище неожиданно встаёт на задние лапы, вытягивается к небу почти на четыре метра и низко припадает к земле, распластав клешни по брусчатке. Охотник замирает. Кодо мягко нашептывает, что раз «объезженные» бадои навсегда запоминают прикосновение хасса-абаб и никогда не нападут на микнетава.

«Его приручили? Но как это возможно?»

От кизерима остро пахнет кислыми ягодами и свежестью. Аромат распространяет всё его тело, так что Хэша даже мутит. Но запах приятный. Несмотря на то, что вырос он в Хаоламе, ароматы с той стороны почти всегда ему нравятся. Хотя Хак, например, эту «вонь» не выносит.

Повинуясь, скорее, инстинкту, чем разуму, Хэш вытягивает свободную руку и касается треугольной головы чудовища. Хануал мягко оплетает октаэдр сознания кизерима, хотя Кодо называет его бадоем, и охотник концентрируется на своих ощущениях.

Панцирь на голове шершавый и очень холодный. Красные буркалы открыты, но смотрят вниз. Кизерим подставляет Хэшу шею так, будто пресмыкается перед ним.

«Он… боится!»

Осторожно, чтобы не утонуть в чужом сознании, Хэш переключается на поток ощущений, идущих от хануала. Страх не правильное слово — кизерим в ужасе. Он ощущает присутствие микнетава по возмущению ментального поля и стоит неподвижно. Хэш пытается заглянуть в прошлое существа, но натыкается на что-то вроде стены, которую нельзя обойти или сломать.

«Ладно».

Охотник знает, что ему нужно делать. Мысль оставляет след в пространстве и существо дёргает клешнями, но тут же кладёт их обратно. Хэш чувствует, что кизерим не хочет умирать, но подчиняется праву сильного и даже не пытается сражаться. Это шокирует Хэша, но он всё равно поднимает тцаркан и приставляет его к треугольной голове. Кизерим мелко дрожит.

«Так я не защитник? Палач?» — думает гигант, перебирая те немногие воспоминания существа, которые ему открыты. Проход через кхалон остаётся в памяти животного мутной чередой картинок, а первый час в Хаоламе — агонией и ужасом. Море неизвестных запахов почти свели его с ума, к тому же, во время перехода, он потерял свою стаю и пытался их найти. В Тебон Нуо они делали это через лимфу, но здесь связь распалась и ему оставалось только бродить в одиночестве в поисках сородичей и пищи.

Хэш с удивлением понимает, что в его глазах стоят слёзы. Конечно, он может сохранить ему жизнь, но тогда кизерим станет ещё одной подопытной крысой для СЛИМа, а разве это жизнь? Клетка и бесконечные эксперименты.

«Ты же так живёшь», — говорит голос внутри охотника. Он закрывает глаза и жмёт на курок.

Тцаркан визжит намного громче, чем ожидал Хэш. Голубая вспышка, облако жара в лицо. Задние лапы кизерима подкашиваются и туша падает на мостовую с тяжёлым стуком.

Охотник поздно уводит хануал. Ментальный щуп передаёт всё, что испытывает кизерим. Дикую вспышку боли и черноту. Но больше всего Хэша поражают тёмные, налитые багрянцем глаза, которые остаются на том месте где раньше было сознание кизерима. Они будто метка тлеют ещё некоторое время.