Сейчас Юдей на территории Белых воротничков, известных буйным нравом. Они бьют витрины тех, кто им не платит, крушат муниципальную собственность, избивают должников и врагов так, что на них живого места не остаётся. Фонари для них такие же противники, как и лавки, урны, бока мобилусов. Вандализм, стремящийся к чистой свободе кто-то мог бы обозвать искусством, но Белые воротнички — сборище безмозглых ублюдков, помешанных на хаосе. Не более.

Юдей оглядывается. Она не столько видит богомола, сколько чувствует его. Паук, доселе дремавший внутри, просыпается и гневно шипит, готовый защищать себя и свою хозяйку. Юдей не торопится отдавать вожжи в его руки. Дело не в контроле. Паук не выглядит животным, способным справиться с этим кизеримом один на один. А значит остаются знания и подготовка фюрестеров.

Улица заканчивается небольшой площадью, образовавшейся, как подозревает Юдей, потому, что для постройки какого-то здания не вовремя закончились деньги. Пустыри, пусть даже посреди оживлённого района, часто становятся неофициальными кладбищами, и Городское управление быстро распорядилось замостить участок булыжником, поставить скамейки и высадить деревья. Было бы чуть светлее, Юдей смогла бы разглядеть табличку «Площадь Свободы». Как иронично

Кизерим уже близко, слишком близко, чтобы не обращать на него внимания. Юдей стреляет и в этот раз у неё есть время прицелиться. Богомол парирует отличный выстрел прямо в глаз, и охотница с удивлением замечает, что несколько осколков клешневой брони падают на землю. Похоже, царапины от кханита оказываются глубже, чем она думала.

Взгляд Юдей скользит по тцаркану в руке и она замечает, что оружие выглядит плохо. Ещё несколько минут назад существо было розовато-оранжевым, но теперь посерело и съёжилось.

«Прости», — думает Юдей, убирая пистолет в кобуру. Она стреляет не так уж часто, но для тцарканов разряд — экстренный защитный механизм. Их нужно подкармливать, но охотница не успела взять мешочек с капсулами. Кизерим стремительно наступает.

Ей кажется, что он прибавляет в скорости. Способности Юдей к предсказанию ближайшего будущего проходят серьёзную проверку. На такой скорости выбирать приходится наугад и ей везёт, но долго ли продлится это везение? Насколько она видит, вариантов с нападением по-прежнему нет. Несколько раз острые клешни вспарывают полы её плаща, превращают их в лохмотья. Юдей понимает, что долго такой бой не продлится и идёт в атаку вопреки всем тем вариантам, что возникают в её голове. По касательной отбив клешню, она шагает вперёд и делает выпад прямо, целясь в левый глаз. Мощный удар отбрасывает её в сторону.

«Вот и конец», — думает Юдей прежде чем сгруппироваться и приземлиться. Кости выдерживают, а вот кханит ломается. Верхняя часть, с вилкой, взрывается снопом искр и сгорает за пару мгновений. Вторая отлетает на пару метров вправо. Богомол не ждёт, пока жертва встанет. Он прыгает и падает точно на Юдей. Она успевает перекатиться и тянется к обломку кханита левой рукой, как вдруг клешня опускается сверху и пригвождает кисть к мостовой. Юдей вскрикивает. Боль хлыстом проходится по нервам, но она не впадает в панику. Мало её ломали? Сравниться ли это с горением заживо?

Вторая клешня зависает прямо над головой охотницы, она инстинктивно ставит блок правым предплечьем. Глупо, ведь человеческое тело, пусть даже и тренированное, не сможет остановить острую клешню.

Рёв чудовища сотрясает площадь. Богомол отступает, освобождая жертву. Юдей поднимает обломок кханита, морщится от боли в левой руке и смотрит на правую. Что остановило кизерима?

Сквозь разрез на рукаве проглядывается матовая чёрная поверхность.

«Пластина!»

Она и забыла о ней. Юдей посылает наручу сигнал и он трансформируется в широкий короткий клинок, слившись с наростами на пальцах. Правая клешня кизерима сломана, эвецитиовая броня на ней идёт глубокими трещинами. Впрочем, это не мешает богомолу угрожающе клокотать, осторожно приближаясь к жертве.

Теперь Юдей чувствует себя настоящим охотником. Она сжимает обломок кханита, бросает взгляд на рану и с удивлением замечает, что дыру в ладони уже закрыла чёрная паутина.

От женщины исходят волны прямой угрозы и богомол не торопится нападать. Он оценивает шансы, крутит головой и пытается понять, как покончить с надоедливой букашкой.

Крошечная победа придаёт ей такой уверенности, что Юдей готова пройти сквозь кизерима насквозь, разрубить его пополам и искупаться в его лимфе. Образы в голове становятся ярче, реальности множатся. Десятки вариантов, сотни, тысячи. Она успевает рассмотреть их все, просчитать наперёд — и это за несколько секунд. Закончив, охотница замечает, что богомол едва сдвинулся с места.

«Как будто несколько часов прошло», — думает Юдей и эта мысль, человеческая и медленная, кажется лишней и тут же исчезает в глубинах мозга. Схемы в её голове не статичны, а изменяются под каждое движение кизерима.

Юдей бежит, обманчиво припадая на левую ногу, готовая в любой момент взмыть в воздух или скользнуть вниз. Ломаное движение приводит богомола в неистовство, он поднимает обе клешни, надеясь пристукнуть добычу. Его фигура становится размытой даже для Юдей, но она к этому готова. Хватает лёгкого ветерка: охотница замирает и клешни с грохотом обрушиваются на мостовую в считанных миллиметрах от неё. Ответный удар в увечную конечность, проламывает броню и лезвие погружается дальше. Богомол верещит, но обе клешни застревают в булыжниках и он ничего не может сделать. Лезвие входит легко, не встречая сопротивления, вокруг кисти пузырится лимфа и охотница хищно улыбается. Она продолжает давить, пока не проходит клешню насквозь, резко дёргает вправо, перерубая мышцы, кости и сухожилия. Кизерим ревёт, выдёргивает, наконец, здоровую клешню и тычет без разбора в ту сторону, где стоит охотница, но её там уже нет. Она скользит под брюхо богомола и всаживает в белёсое брюшко обломок кханита. Из прорехи хлещет мерзко пахнущая жижа. Юдей, отступая, ловит несколько капель рукавом плаща, кожа начинает дымится и охотница быстро избавляется от него.

Кизерим умирает. Он ещё шевелится, даже идёт куда-то в сторону штаба, но в его движениях появляется неустойчивость существа, стремительно теряющего силы. Чёрная лимфа хлещет из перерубленной конечности, а брюшко опало и напоминает мокрый бумажный пакет. Юдей наблюдает за богомолом, одновременно пытаясь дать название тому полю вариантов, что ещё секунды назад кружило в её голове, выстраиваясь в цельную картину. Она до сих пор может рассмотреть его внутренним взором. Рисунок напоминает что-то, но слово вылетело из головы.

«Ты только что победила кизерима, девочка, — говорит внутри Юдей Хак. — Не будь к себе так строга».

Всё ещё погруженная в мысли, охотница медленно бредёт вслед за богомолом. Её внимание привлекает большой чёрный орган, который лопнувшее брюхо кизерима исторгает последним. Подойдя ближе, женщина с ужасом различает человеческие очертания, и, несмотря на поднимающуюся волну дурноты, продолжает завороженно смотреть на полу-переваренного человека.

«Он проглотил его целиком».

Её рвёт. Дурнопахнущее зеленовато-белое пятно расплывается под ногам и Юдей отступает назад. Неожиданно всплывает слово:

«Паутина!»

>>>

Охота напоминает прятки, где вода-фюрестер в любой момент может оказаться жертвой.

На счету Хэша бесчисленное количество вылазок. Он успел неплохо изучить Хагвул, даже, в каком-то смысле, понять его, это чудовищное нагромождение глины, кирпича и цементного раствора, раскинувшееся на берегу и окружённое с трёх сторон горами. Гигант украдкой заглядывал в окна и смотрел на то, как живут местные. Иногда ему случалось натыкаться на забродивших пьяниц и тогда он прятался, но молва о Душегубе, человеке с синей коже, всё равно разнеслась по улицам и стала городской легендой. Совсем редко он катался в крытом мобиле по улицам днём, и тогда его поражали шум и гам, стоящий в любом месте, где собиралось больше трёх людей.