Помедлив, он оценил выражение собеседника перед тем, как добавить:

— В любом случае, этот поворот событий вызвал у нас большой интерес, брат Лао Ху. У нас сложилось впечатление, что ваша Почтенная Вой Пай была большим другом создателя вируса, который называет себя Тенью. Мне интересно, что же случилось с этой дружбой, раз он не подготовил её к этому? С чего бы ему рисковать своим дорогим другом в такой манере?

Блеск в глазах Дитрини сделался резче.

Выждав ещё мгновение, Балидор мягко щёлкнул языком.

— Брат, ты содержишься внутри здания с высоким уровнем охраны, которое к тому же располагается в оцепленном городе под защитой военного карантина — одного из немногих таких городов, оставшихся в мире. Когда я говорю, что сюда сложно получить доступ, поверь мне, это ещё мягко сказано. Твои друзья не сумели бы явиться сюда, даже если бы захотели.

Балидор замедлил темп речи, припечатывая каждым словом.

— Ты никуда отсюда не денешься, Командир Дитрини. Никто не станет рисковать и связываться с тем, что находится за пределами этих стен. У твоих людей и своих проблем хватает, так что они даже не думают об этом… при условии, что у них вообще имеется подобное намерение.

Помедлив, он добавил уже нормальным тоном.

— По правде говоря, я даже подумываю предложить твоей госпоже помощь, поскольку мы в куда более выгодном положении, чтобы помогать ей, а не наоборот. Она в любом случае не пожелает торговаться за твою жизнь. Более того, я удивлюсь, если она на данном этапе вообще помнит про тебя.

Скрестив руки на груди, Балидор выдохнул.

— Так что, когда я говорю, что мы подсадим тебя на вайры, сын Лао Ху, я не имею в виду на несколько часов. Я не имею в виду на несколько дней… или недель. Я имею в виду, что мы будем обращаться с твоим телом и разумом так, как пожелаем, пока ты не утратишь все воспоминания о том, кем ты некогда был. Мы будем делать это до тех пор, пока ты не лишишься возможности пользоваться туалетом без нашей помощи… или кормить себя, или формировать мнение, которое мы не помогли тебе сформировать. Я имею в виду, что мы не остановимся до тех пор, пока ты не утратишь всякую способность противиться и не начнёшь делать всё, что мы скажем, когда мы скажем, и с неизменно благодарной улыбкой на лице.

Какое-то ликующее молчание донеслось от будки охраны.

Пока Балидор говорил, глаза Дитрини становились всё холоднее и начали походить на зеркала, которые отражали мёртвую, ровную равнину. Они напоминали Балидору глаза рептилии, и всё же что-то в их выражении казалось скорее снятием маски, нежели новой маской.

— Скажи моей драгоценной девочке, что я планирую рассказать ему всё, — произнёс Дитрини. — Всё до последней детали. Включая те части, которые понравились ей сильнее, чем она притворялась.

Балидор закатил глаза, источая презрение.

— Его там нет, знаешь ли. Меча. Если ты надеешься раздразнить его этими мелкими выходками, то и тут ты тратишь время впустую. Он делегировал этот вопрос, сосредоточившись на более актуальных проблемах.

Усмехнувшись, Балидор добавил.

— Более того, твои заблуждения по поводу того, что Меч — это какой-то дурак, которым ты можешь легко манипулировать, настолько жалки, что даже скучны. Он прекрасно знает, кто ты, брат. В мире всегда были и будут такие печальные света… которые плачевно надеются, что те, кто обладает истинным величием, умножат и отразят их посредственное пламя.

Позволив презрению стать более явным, он пожал плечами.

— В конце концов, у Меча есть свои фанатики-поклонники. Для них обоих это не новый опыт — терпеть приставал из-за своего статуса реинкарнации. Возможно, ты бы предпочёл, чтобы он из сострадания к низшему существу притворился, будто это его беспокоит?

Взгляд Дитрини сделался лукавым.

— То есть, он не против? — по его губам скользнула тень улыбки. — Как великодушно с его стороны. Я не осознавал, что Меч так щедр со своей собственностью.

Балидор закатил глаза, прищёлкнув языком.

— Он не в восторге от насилия. Но злость на бешеную собаку, укусившую любимого человека, вовсе не означает видеть в этой собаке соперника. Он знает, что тебе пришлось насиловать её, чтобы доставить себе удовольствие.

Улыбка Дитрини стала холоднее.

— Какие радужные истории ты себе рассказываешь, маленький брат. Уверена, она раз за разом повторяла ему, как мало ей это понравилось.

Балидор раздражённо щёлкнул.

— Ты когда-нибудь устаёшь рассказывать эти сказки?

— Ему хотя бы понравились фокусы, которым я её обучил? — тонко поджатые губы Дитрини растянулись в очередной холодной улыбке. — Думаю, он благодарен за все годы опыта, что я применил… за приверженность делу по улучшению его жены. В конце концов, она очень молода. У неё ушли бы годы на то, чтобы научиться этому самостоятельно. Тебе стоит спросить у него, Балидор. Спроси у него, позволит ли он своей жене показать изумительные вещи, которым она научилась…

Балидор скрестил руки на груди, его лицо не дрогнуло.

Оценивая его выражение, Дитрини улыбнулся.

— Ты мне не веришь, брат мой? Слышал бы ты, как мои разведчики восторгались тем, как она усвоила свои уроки…

Уловив образы из мыслей, которые Дитрини нарочно направил в его сторону, Балидор невольно вздрогнул, уже поднимаясь на ноги.

— Твоё время вышло, брат, — холодно произнёс он. — Я сказал тебе, сколько времени в твоём распоряжении. Теперь пришла пора тебе решить, хочешь ли ты застрять здесь навечно.

— Хочешь сказать, как когда я связал со своей командой разведки мою драгоценную девочку, самую Высокочтимую и святую из Мостов? — Дитрини заулыбался шире, его серебристые глаза блестели. — Раз он так мало заботится из-за нашего времени вместе, я несомненно расскажу Мечу, насколько тщательную мы создали связь, она и я… с помощью всех моих братьев и сестер Лао Ху.

В свете Балидора взбурлила злость, да так быстро, что он с трудом контролировал себя.

Несколько секунд он не шевелился, лишь стоял там, глядя на видящего с серебряными глазами и отодвигая в сторону образы, которые другой продолжал швырять в него.

В этом молчании он поколебался, пытаясь решить.

Он думал об этом.

В данный момент он действительно подумывал просто всадить пулю в голову этого мудака.

Найти рациональное объяснение этому импульсу было несложно. Балидор по многим причинам считал, что Дитрини может быть слишком опасен, чтобы оставлять его в живых. Более того, он считал всё менее и менее вероятным, что они получат от него хоть какую-то полезную информацию, даже с вайрами.

Ещё несколько секунд Балидор взвешивал плюсы и минусы обоих вариантов, пытаясь решить, говоря себе, что дальнейшая трата времени на этого монстра станет недопустимо расточительным использованием их ценных ресурсов.

Он также знал, что Тензи прав.

Если он убьёт его сейчас — просто пустит ему пулю в башку, даже без разрешения — Дигойз, скорее всего, только хлопнет его по спине и купит выпить.

Но это Элли приняла решение оставить его в живых.

Балидор не мог заставить себя пойти против её приказа в этом вопросе, особенно учитывая то, что она, скорее всего, вытерпела от рук этого jurekil’a mak rik’ali.

Вэш при жизни не раз говорил Балидору, что Мосту надо доверять.

— Скажи моей драгоценной девочке, что я по ней скучаю, — в глазах Дитрини стояла секс-боль, когда Балидор посмотрел на него вновь. — Я так ужасно по ней скучаю…

Челюсти Балидора окаменели.

Заговорив в этот раз, он произносил слова, полностью осознавая сказанное.

— Они все мертвы, — сказал он Дитрини. — Мост видела это в одном из её пророческих снов. Я видел это в ней так же ясно, как вижу тебя сейчас, — голос Балидора зазвучал холодно. — Твоя почтенная госпожа. Твои человеческие хозяева. Вплоть до последнего дитя Лао Ху. Они все мертвы, брат мой. Лишь тёмный дым витает там, где раньше был Пекин и твой Город.

Он взглянул на органические часы, затем на старшего видящего.