Мэйгар, в свою очередь, продолжал настороженно смотреть на Ревика, свободно сложив ладони на коленях.

Он выглядел так, будто не верил, что Ревик вообще к нему пришёл. Он тоже выглядел усталым, и почему-то моё сердце подскочило к горлу от выражения абсолютной капитуляции, проступившего в его шоколадных глазах, когда Ревик сел напротив него.

Я никогда не видела его таким грустным, или таким совершенно сломленным.

Что-то в его взгляде было таким уязвимым, что заставило моё сердце открыться, почти вопреки собственному желанию. Я видела, что Ревик отреагировал в схожей манере, осматривая лицо, тело Мэйгара и, наверное, его свет. Я знала, что в Ревике печаль, скорее всего, смешивалась с чувством вины, а также с почти парализующим чувством ответственности.

Учитывая, что на Мэйгаре был надет ошейник (пусть и простенький, с односторонней блокировкой), я сомневалась, что сам Мэйгар ощутил от Ревика хоть что-то. Если только он не читал язык тела Ревика намного лучше, чем я подозревала, то он едва ли представлял себе, о чём думал Ревик, пока сидел там. Я помню, как при первой встрече с Ревиком сама пыталась прочесть это его выражение, и каким непроницаемым мне оно показалось тогда.

Теперь я замечала все эти неуловимые проблески, вздрагивания и подёргивания достаточно хорошо, чтобы это почти походило на чтение его света.

После того, как они несколько секунд смотрели друг на друга, Ревик прочистил горло, показав одной рукой подбадривающий жест.

— Тебе здесь комфортно? — вежливо спросил он. — Я могу тебе что-нибудь принести?

Выражение лица Мэйгара сделалось ещё более настороженным.

Он глянул поверх плеча Ревика, затем обернулся назад, словно гадая, действительно ли Ревик говорит с ним, или он что-то упустил, когда вошёл.

— Ты голоден? — продолжил Ревик. — Ты бы хотел что-нибудь почитать? Может, принести портативный монитор?

И снова Мэйгар лишь уставился на него.

Затем он шевельнул рукой, открывая монитор, который до сих пор частично закрывался одеялом на кушетке. Повернув голову и посмотрев на него, Ревик помедлил, читая. Поняв, что показывается на экране, он позволил лёгкой улыбке заиграть на его губах.

Когда он опустил взгляд, щеки Мэйгара залились густым румянцем.

Вместе с тем пришла нахмуренность — наконец-то такое выражение, которое я привыкла замечать на его сильных азиатских чертах лица.

Ещё не видев их вот так, сидящими друг напротив друга, я бы сказала, что Мэйгар унаследовал 90 % своей внешности от матери, включая даже его телосложение — он был намного ниже и коренастее Ревика.

Но теперь, глядя на него, я поймала себя на том, что пересматриваю это убеждение.

Форма его скул внезапно показалась гораздо более знакомой, чем в прошлом.

Полные губы ему достались от матери, но форма его глаз и даже рук начинала казаться мне похожей на Ревика, а также ширина его плеч и длина бёдер. Я осознала, что он также немного походил на родную сестру Ревика, в основном глазами.

Теперь помогало и то, что я знала, как сам Ревик выглядел в его возрасте.

Благодаря тем сессиям в резервуаре, я видела его в тридцать-сорок лет, когда он работал на Менлима и ещё не достиг предела своего роста.

Прежде я и не осознавала, насколько молод Мэйгар по меркам видящих. С нашей последней встречи он подрос на несколько дюймов, и его лицо сделалось более вытянутым. Само собой, во многом это из-за того, что он похудел в плену, но я почему-то засомневалась, что дело только в этом.

Мне говорили, что внешность видящих обычно не перестаёт меняться, пока они не достигают возраста между восьмьюдесятью и ста годами. Затем, по мере взросления, их внешность вновь начинала заметно меняться где-то в триста-четыреста лет, у каждого видящего по-разному.

Лао Ху недвусмысленно дали мне понять, насколько незрелым является моё тело с точки зрения взрослого видящего.

Мне также говорили, что моё лицо и тело быстро взрослело с тех пор, как я вышла замуж за Ревика. Видимо, это тоже нормально; связанные видящие склонны производить друг на друга такой эффект.

Я думала обо всём этом, а Мэйгар тем временем прикрыл экран одеялом и хмуро посмотрел на Ревика с нескрываемым презрением.

— Ты за этим пришёл? — спросил он. — Чтобы высмеять мои читательские вкусы?

Ревик поднял ладонь в примирительном жесте.

— Брат… нет. Вопрос был совершенно искренним.

— Брат? Серьёзно? — когда Ревик промолчал, Мэйгар фыркнул и скрестил свои похудевшие, но всё равно мускулистые руки. — Почему, чёрт подери, они послали сюда тебя, чтобы спросить, не нужно ли мне чего? Это в понимании Балидора шутка такая? Потому что мне не смешно…

— Никто не посылал меня, брат. Никто.

— Бл*дь, да перестань ты со мной так говорить! — рявкнул Мэйгар. — Зачем ты здесь?

Ревик вздохнул, проводя ладонью по своим чёрным волосам.

Я наблюдала, как он пересматривает свой подход и мысленно пинает себя за то, что улыбнулся из-за книги.

Я невольно усмехнулась про себя, когда мельком увидела название и обложку через вторичную камеру. Я говорила Ревику, что Мэйгар увлечённо читал дерьмовые любовные романы. И он читал не просто любовные романы видящих; он читал и человеческие романы, даже такие, на которые люди смотрели с пренебрежением.

Это была одна из тех деталей, которая заставила Ревика расхохотаться в голос, когда он начал задавать мне вопросы о личной жизни Мэйгара.

Я знала, что Ревик спрашивал и у других.

Он также просматривал Барьерные образы детства Мэйгара в Сиртауне.

Я понимала, что некоторые из них, особенно те, когда мать Мэйгара впервые оставила его там с Вэшем, не на шутку встревожили Ревика — определённо сильнее, чем он признавался мне на словах. Я знала, что Ревик невольно воспринимал Мэйгара как сироту и изгоя. Он и сам большую часть своей жизни был сиротой и изгоем.

— Ты поговоришь со мной? — сказал Ревик наконец, вновь встретившись взглядом с Мэйгаром. — Нам нужно поговорить. Хотя бы попытаться.

— Зачем? — голос Мэйгара вернулся к знакомому мне злому презрению. — Избавь меня от патологических попыток отеческого беспокойства, Шулер. Думаю, меня может стошнить. Серьёзно.

Ревик помрачнел ещё сильнее.

— То есть, ты знаешь.

— Твои приятели в Аргентине сказали мне, — Мэйгар ещё крепче скрестил руки на груди, сердито глядя на Ревика с нескрываемой злостью. — Это правда?

Ревик поколебался, затем сделал очередной примирительный жест ладонью.

— Твоя мать так говорит, — сказал он.

Мэйгар с неверием фыркнул.

— Полагаю, она сделала всё в одиночку, так что ли?

— Я не знал… — начал Ревик.

— Ну так отъе*ись, — перебил Мэйгар. — Если она тебе не сказала, значит, она явно не считала, что ты можешь привнести что-то в мою жизнь как родитель. Должно быть, она посчитала, что и мне эта информация не поможет.

Челюсти Мэйгара сжались, отчего на щеке дёрнулся мускул, и в этот раз я почти видела искры эмоций, исходившие из его света. Я всё ещё всматривалась в его лицо, когда Мэйгар покачал головой и зло прищёлкнул языком.

— Поверить не могу, что ты сюда пришёл. Правда, не могу, — взгляд его карих глаз поднялся к лицу Ревика. — Это, бл*дь, по-настоящему… папа? Или у меня галлюцинации? Разве ты не угрожал убить меня при последней нашей встрече? В Каире, помнишь? Кажется, я припоминаю, что в тот день на моём лице остались синяки от твоих кулаков. А ещё ты угрожал кастрировать меня, если я ещё раз хоть взгляну на твою жену. Помнишь? Папа?

Во второй раз Ревик вздрогнул от этого слова, а может, от того, с каким отвращением Мэйгар его произнёс.

Но Мэйгар ещё не закончил.

— …Адипан действительно швырнул тебе эту работу? Это должно приободрить меня — что один парень, который совершенно точно хотел моей смерти, теперь внезапно чувствует себя виноватым?

— Мы не хотим твоей смерти, — сказал Ревик.

— И что? Что тогда? Я наживка? Вы пытаетесь заманить Тень сюда?