- Ты сегодня не ночевал дома?

- Да, сеньор.

- И где же ты провёл ночь?

- У любимой женщины! - с нескрываемой насмешкой ответил кучер и, совсем обнаглев, озорно подмигнул своему хозяину.

Марко Антонио стоило больших усилий сдержаться, чтобы не избить его прямо здесь, в экипаже. Но спускать такую дерзость кучеру он не собирался, а просто решил подождать до ночи. И отцу не стал ничего говорить, хотя тот сразу же заметил, что сын явно не в себе.

- Я вчера выпил лишнего, - объяснил ему своё состояние Марко Антонио.

С наступлением ночи он неотрывно следил за комнатой матери и, когда туда прошмыгнул Жозуэ, решительно последовал за ним.

Шустрый кучер, однако, успел выпрыгнуть в окно. А Жанет не стала отпираться. Она даже с некоторым облегчением призналась сыну, что любит Жозуэ и собирается жить с ним как с мужем в новом доме.

- Мама, ты отдаёшь себе отчёт? - схватился за голову Марко Антонио. - Ты - и этот кучер?! Что у вас может быть общего?

- А что общего у твоего отца с его макаронщицей? - задала резонный вопрос Жанет и сама же на него ответила: - Вероятно, любовь!

Матео лишился работы в самое неподходящее время, когда разразившийся в стране финансово-экономический кризис вовсю набирал обороты, выбрасывая на улицы бразильских городов тысячи таких же безработных.

Эти люди, с рассвета занимавшие очередь на биржах труда и каждый день уходившие оттуда ни с чем, винили во всём своих прежних работодателей, не понимая истинных причин и масштабов катастрофы, в которую оказалась ввергнута Бразилия.

Те же, кому доставало образованности и ума разобраться в сути происходящего, были недовольны политикой нового президента – Кампоса Салеса, который вознамерился любыми средствами остановить инфляцию и укрепить национальную валюту. Для этого правительством были приняты драконовские меры, больно ударившие по всем слоям населения - от поденщиков, работавших за кусок хлеба на кофейных плантациях, до крупных фабрикантов и банкиров, которые сразу же стали нести огромные убытки.

Борясь с инфляцией, правительство изымало из оборота обесценившиеся деньги, а новых не печатало. При этом банкам было запрещено выпускать какие-либо ценные бумаги, которыми те смогли бы расплачиваться с клиентами. И как следствие в стране возникла острая нехватка денег. Владельцы фабрик, задолжавшие своим работникам, увольняли их, чтобы не наращивать новые долги, и понемногу сворачивали производство. Один за другим закрывались банки. Потребительская торговля тоже пришла в упадок, поскольку покупательная снособность населения снизилась до предела. Обнищавшие люди не имели возможности даже покупать кофе, и вскоре наступил момент, когда деньги вообще перестали поступать в государственную казну.

Пытаясь хоть как-то исправить положение, правительство Салеса допустило ещё одну ошибку: резко увеличило налог на продажу основных потребительских товаров, чтобы выкачать деньги из тех, кто ещё не успел обанкротиться.

Но, большинство производителей, не вынесли бремени этого непосильного налога: им было выгоднее вообще закрыть фабрики, чем работать себе в убыток.

Как нарочно, в тот год предполагалось собрать невиданный урожай кофе, а склады по всей стране ломились от прошлогоднего, ещё не растроданного запаса отборных кофейных зёрен.

Крупные землевладельцы стали бить тревогу на правительственном уровне и лоббировать свои интересы в парламенте.

Аугусту, как их полномочиый представитель, говорил с парламентской трибуны, обращаясь к коллегам-депутатам:

- Мы должны потребовать от правительства льготных условий на продажу кофе: надо повысить закупочные цены и снизить потребительские, чтобы он стал доступен для малоимущих бразильцев! Ведь кофе – это основная статья дохода в нашем бюджете. Чем больше его будет продано, тем больше денег получит наше государство! Даже странно, что таких простых вещей не понимает господин Салес! От отчаяния или по недомыслию он сейчас сделал ставку на иностранный капитал - впустил сюда шустрых немецких дельцов, которые уже скупают наши богатейшие земли за бесценок. Но мы не должны с этим мириться! Надо изыскать в бюджете какой-то резерв, пойти на дополнительные затраты и развернуть широкую рекламную кампанию за рубежом, чтобы весь мир научился пить бразильский кофе!

Идеи Аугусту нашли поддержку в парламенте, но президент оказался к ним глух, и всё осталось по-прежнему: кризис продолжал углубляться, порождая голод, нищету и страдания огромного числа бразильцев, среди которых был и Матео.

Бесконечные и бессмысленные скитания по фабрикам, балансирующим на грани разорения, постепенно измотали его. Он был близок к отчаянию. Те деньги, что он получил от Гумерсинду и Амадео, таяли буквально на глазах и уже подходили к концу. А Жулиана теперь приносила домой, какие-го жалкие крохи, потому что работала всего три дня в неделю, хотя и это было благо. Паола проявила сострадание к своим сотрудникам, не стала их увольнять, а ввела у себя на фабрике сокращённую рабочую неделю.

О том, чтобы устроить Матео на макаронную фабрику, не могло быть и речи - Жулиана это понимала и даже не обращалась с такой просьбой к Паоле.

- Ничего, как-нибудь выкарабкаемся, - подбодрила она Матео. - Сейчас всем трудно живётся. Но, когда-то, же этот кризис кончится!

- Я боюсь, что наши сбережения кончатся гораздо раньше, - мрачно отвечал Матео. – А я да той поры так и не сумею найти работу.

- Это не беда. Слава Богу, у меня пока есть работа. Худо-бедно проживём!

- Ты пойми: мне стыдно сидеть у тебя на шее! Может, вернёмся обратно в Италию?

- Тех денег, что у нас остались, едва хватит на билеты, и то она самые дешёвые, где-нибудь в трюме, а не в каюте.

- Если тебя только это пугает…

- Нет, не это. Просто я помню, как мы голодали в Италии. Так стоит ли опять возвращаться туда без денег?

- Но там хоть нет этого проклятого кризиса! Я мог бы найти работу.

- Это ещё неизвестно. Может, найдёшь, а может, и нет, - возразила Жулиана. - Ведь нас там никто не ждёт. Да и Марко Антонио не позволит мне увезти туда Анинью, а без неё я не поеду! Ну и, наконец, твой сын, Матео! Неужели ты расстанешься с ним и будешь спокойно жить, зная, что никогда больше не увидишь его?

- Нет, конечно. Это было ложная идея, - согласился Матео. - Надо искать работу здесь! Господи, неужели я когда-нибудь её найду?

- Скажи, а ты не мог бы подавить в себе обиду и вновь пойти на строительство к Амадео? - спросила Жулиана, рискуя вызвать у Матео раздражение, а то и гнев. - Он же вроде не выгонял тебя. Ты сам ушёл…

- Нет, я скорее встану с протянутой рукой на паперти или подамся в грабители, чем пойду на поклон к Амадео! – заявил он, и Жулиана оставила его в покое.

Между тем у Амадео дела шли тоже из ряда вон плохо. Строительные материалы приходилось покупать по баснословным ценам, затраты уже превысили возможную выручку от продажи ещё не достроенного дома, но Амадео всё предпочитал закончить его и потом продать или сдать в аренду хотя бы и за бесценок, нежели заморозить строительство и вообще не получить ничего. Деньги у него пока были – покойный Эрнандес оставил Ортенсии неплохое наследство, которое сейчас и выручало Амадео.

Возможно, ему бы и удалось продержаться на плаву в течение всего кризиса, если бы подкупленый им Жануариу не запутался во время следственного эксперимента. Когда его привезли в квартиру Эрнандеса, он растерялся и не мог ответить, откуда, из какой точки произвёл два выстрела. Потом показал, откуда выбрав это место, наобум, и - не угадал, потому, что не знал даже, где, в какой комнате была спальня Эрнандеса и где находилась та злосчастная кровать, на которой он якобы застрелил любовников. Ещё менее убедительными выглядели его объяснения насчёт пистолета. Жануариу знал от Амадео, что Эрнандес был застрелен из собственного пистолета, поэтому твердил одно и то же: