Соню, которая скрывалась на лестничной клетке, пока доверчивые часовые не удалились на безопасное расстояние. Она затаила дыхание и досчитала до полусотни, прежде чем выйти из укрытия. Тревожно оглядевшись, она успокоилась, обнаружив, что путь свободен. Ничьих сокрытых глаз не было, чтобы разоблачить ее.

"Спасибо, Люка", - поблагодарила она искренне. Верная служанка сегодня тысячекратно доказала свою преданность, а участие Мальвины обеспечили щедрые дары. Соня не доверила женщинам истинной природы ее связи с Люцианом; она лишь сказала, что заботится о благополучии невинного ликана, дважды спасшего ей жизнь. К счастью, Люка приняла это объяснение без вопросов, хоть Соня и боялась, что в глазах той мелькнула вспышка подозрения. Если все пройдет плану, две женщины задержат охранников достаточно надолго, чтобы Соня осуществила то, зачем пришла.

То, что им придется ради нее вытерпеть грязные солдатские приставания, переполняло ее благодарностью.

"Я перед ними в большом долгу".

Соня знала, что она идет на страшный риск, особенно с отцом, ожидающим ее на сегодняшнем приеме; но ей просто необходимо было удостовериться, как Люциан пережил садистские бесчинства Косты. Она не могла вынести мысли о том, что ее храбрый любовник страдает в одиночестве во тьме. Она должна была увидеть, утешить его, хотя бы на несколько драгоценных минут.

Двигаясь быстро и незаметно, она проделала путь через тускло освещенные подземелья. Забитые ликаны отводили глаза, когда она проходила, хотя ей показалось, что она услышала несколько приглушенных рыков и проклятий. Ее статус дочери Виктора, и впридачу - Вестника Смерти, явно не способствовали приобретению друзей в этих жалких чертогах. И неудивительно - десятилетия прошли с тех пор, как она в последний раз спускалась в подземелья, в которых редко доводилось бывать замковой элите; она обратила внимание на убогость зрелища, звуков и запахов, открывшихся ей. Вонь мочи, испражнений и немытых тел оскорбляла ее обоняние. Грибок заражал влажные каменные стены. Она поперхнулась от смрада. Выпитая кровь подкатила к горлу. Условия, в которых содержали ликанов, были достаточны, чтобы потрясти любого, чьи глаза были открыты на несправедливость.

Здесь, внизу, была уродливая сторона жизни замка Корвинус, далекая от декадентской роскоши отцовского двора.

"Как же я не замечала этого раньше?"

Словно ведомая невидимой нитью, соединявшей их души, она быстро нашла Люциана, прислонившегося к стене зловонной клетки. Хоть и расстроенная его заключением в столь мрачной обстановке, она была рада увидеть, что ужасное испытание не убило его и не оставило калекой - по крайней мере, на первый взгляд. Бледное и осунувшееся, его благородное лицо сияло в суровом подземелье, как маяк. Любовь комком сдавила ее горло.

Его налитые кровью глаза при виде нее полезли из орбит. Он вскочил на ноги, слегка поморщившись, и схватился за склизкую решетку, разделяющую их. Другие ликаны отступили в темные углы клетки, видимо, не желая иметь ничего общего с этой нежелательной встречей. "Поучительная история" ее отца - очевидно, как он и планировал - запугала рабов. Ни один из них не хотел такого же безжалостного обращения с собой.

Такого, какое получил Люциан.

И кто бы стал их осуждать?

На лице Люциана появилось беспокойство.

-    Ты не должна быть здесь.

-    Должна. - У нее сжалось горло. Вина ножом резала сердце. - Люциан, прости.

Она попыталась осмотреть его, чтобы получить представление о ранах. Он выглядел невредимым, но в темноте трудно было что-либо различить.

- Твоя спина... Как ты?

Он повернулся, чтобы показать ей голую спину, обезображенную только несколькими слабыми красными полосами.

-      Я в порядке.

"Слава Дому Корвина", - подумала она, благодаря предков за бессмертие, дарующее как ликанам, так и вампирам способность исцелять практически любые повреждения. Как никогда раньше, она оценила, сколь велико было это дарование. Возможно, потому что она никогда раньше не подходила так близко к потере того, кого любила.

-     Но твой ключ... Это все моя вина. - Она опустила глаза, не в силах встретиться с ним взглядом. - Если бы я не пошла...

-     Тогда ты не была бы собой. - В его любящем голосе не было ни намека на гнев или осуждение. - Посмотри на меня.

Ее сердце переполнило облегчение. Может ли он на самом деле не винить ее за все, что с ним случилось? Подняв взгляд от пола, она нашла в его ярких карих глазах только тепло и понимание.

-     Знание того, что я увижу твое прекрасное лицо снова, когда все кончится, придало мне сил, чтобы выдержать наказание. Это не твоя вина, - настаивал он. Его лицо потемнело, и голос омрачился. - Но... Я не могу здесь оставаться.

Он посмотрел вокруг, на заплесневелые стены. Свисающие цепи и кандалы говорил о веках порабощения и пыток. Он потянул лунный ошейник.

-      Я должен покинуть это место.

Соня с трудом сглотнула, чувствуя себя на перепутье больше, чем когда- либо. Теперь ей было ясно, почему Люциан так страстно желал сбежать из неволи.

Действительно, если отец принял решение, то Люциан никогда больше не ступит за пределы этого подземелья. Он будет погребен навсегда, подобно Уильяму.

И все же перспектива такого решительного предприятия по-прежнему наполняла ее страхом.

-     Мой отец, - предупредила она его. - Он теперь будет присматривать за тобой больше, чем когда-либо.

Люциан кивнул. Он задумчиво погладил бороду.

-      А что насчет твоих Вестников Смерти? Ты им доверяешь?

Она покачала головой. Лучшие и самые верные из ее воинов пали в засаде оборотней, а остальные...

-      Их страх перед Виктором, к сожалению, больше, чем преданность мне.

Люциан взял ее слова на веру, признав, что солдатские дела ей известны лучше, чем ему. Он потер наморщенный лоб, ломая голову в поисках другого решения. Соня, со своей стороны, уже все обдумала - и выхода не видела. Конечно, была Люка, но Соня не была уверена, насколько она может воспользоваться лояльностью женщины. Соучастие в тайном визите в подземелья - это одно; нарушение указа Старейшины, освобождение осужденного ликана - совсем другое. Ей вряд ли удастся уговорить Люку совершить предательство.

Или удастся?

Люциана внезапно осенило.

-      Танис!

"Что? - Соня была поражена. - Это интриган и подхалим?"

На мгновение она испугалась, что Люциан лишился рассудка.

Танис был самым последним, кого она стала бы рассматривать как потенциального союзника.

-      Ему нельзя доверять.

-      Нельзя, - с готовностью согласился он. - Но Танис знает о нас.

"Во имя темных богов, нет!" - Ужасное известие ударило ее, как тараном. Она ахнула, ледяные мурашки побежали по спине. Ее лицо цвета слоновой кости побелело еще больше. Челюсть отвисла, и она едва взяла себя в руки, чтобы перевести дыхание. Рука легла на грудь, туда, где на миг замерло ее бессмертное сердце. Это была полная катастрофа. Люциан с тем же успехом мог бы сказать о конце света. Она хрипло прошептала:

- Как?

- Понятия не имею, - признался он. - Но если он до сих пор не рассказал твоему отцу, значит, ему что-то нужно. Узнай, что.

Соня понимающе кивнула. Люциан говорил правильно. Танис еще не донес, иначе Люциана уже не было бы в живых. Она тоже не избежала бы гнева отца; Соня не была уверена, насколько сильно ее накажут за такое преступление; однако, безусловно, отец не сможет закрыть глаза на такое тяжкое нарушение Закона. То, что она по-прежнему свободно, по собственному желанию передвигается по замку, а не ожидает приговора Совета, означает, что Танис действительно держит свои секреты при себе. Но какую игру затеял амбициозный писец?

"И какие в ней ставки?"

Глава 11

В Большом Зале вампиры, одетые в дорогие шелка и атлас, ожидали прибытия людской дворянской знати. Они столпились вдоль стен огромного зала, украшенного каменными столбами и арками. Виктор гордо восседал на троне, в центре Верховного Совета, который в свою очередь, располагался по обе стороны от трона в два ряда по шесть мест каждый. Как всегда, по левую руку от Старейшины, стоял Танис. Перо в его руке было готово записывать все происходящие события, сохраняя их для потомков. В люстрах под потолком и кованых светильниках на стенах трещал огонь. Каждый вход в зал охраняли Вестники Смерти. Ликанов нигде не было видно - это торжество было не для их глаз. В дальнем конце зала располагались запертые тяжелые двойные двери.