Наконец пригласили и нас на посадку, разместили в медчасти: меня – в каютке фельдшера, а Василия – прямо в лазарете, где посерёдке стерильно-белого, светлого помещения стояла медицинская кровать со множеством рычагов, кислородных трубок, шнуров электропитания. По периметру – шкафчики с медикаментами и столы с операционным инструментарием. Собственно, Василию предназначалась лишь кровать для сна. На дневное времяпрепровождение у нас была каютка с узкой шконкой, столиком и двумя прикрученными к полу табуретками.

«Угольный» ожил в мгновение ока. Забегали матросы, загремел кастрюлями камбуз, заработали системы машинного отделения, дали свет, загудела вентиляция. А капитан уже ходит по этажам, заглядывает в каюты, даёт распоряжения. Заглянул и к нам. Мы представились, рассказали о цели нашего присутствия на РТМ.

Первую встречу с экипажем назначили в общем кубрике на тот же вечер. Питаться нас пригласили в кубрик руководящего состава. И поплыли!

Читать стихи пёстрому корабельному народу, не отличающему Бабеля от Бебеля и Гоголя от Гегеля, было нелегко, но в чём они, трудяги, были виноваты? Ни в чём! Подрядившись на каторжный труд, люди думали лишь о заработке и поэтические паузы воспринимали не иначе как короткую передышку. Но мы работали профессионально – и голосом, и лицом, вовлекали их в разговор, отвечали на вопросы. Нам вежливо хлопали.

Первый ужин с обязательным при выходе в море бокалом красного вина нам понравился обильным рыбным разнообразием, великолепными свежими булочками. Утром, позавтракав, мы с Василием поднялись на верхнюю палубу. Море поразило необычным бежевым цветом. На водной глади, как гигантские одуванчики, едва касаясь поверхности, держались шарообразные облака туманной влаги и мелких дождевых капель. Невероятно! Такого мы не видели никогда. Судно, двигаясь по своему строгому курсу, ныряет в это облако и через минуту выныривает, а ты стоишь на палубе и не можешь понять, почему стал вдруг мокрым с ног до головы. В некотором отдалении проплывали невероятно зелёные, малахитового цвета острова – большой и поменьше.

– Шикотан проплываем, – сообщил палубный матрос, надраивая бронзовые поручни.

– Господи! Вася, какая же красота! – не смогла я сдержать восторга.

– Ничего! Прямо как у меня на Панике, – ответил вздорный казак Макеев.

Каждый вечер мы выступали на «Угольном» – слушатели менялись. А днём нас пересаживали на идущие параллельным курсом суда, иногда – встречным. Отвыступали, путёвки проштамповали и возвращаемся на свой РТМ.

Однажды Василию захотелось простой супружней ласки и он позвал меня к себе в лазарет:

– Тáнюшка, что-то мне одиноко. Иди полежи со мной.

Я прилегла рядом, обняла его за плечи, но лежать было так тесно и неудобно, что в поисках опоры рукой нажала какой-то рычаг. Рычаг подался вниз, кровать перевернулась, и нас в секунду скинуло на пол. До схода на берег Макеева на подвиги уже не тянуло.

Срок командировки подходил к концу, и капитан получил отмашку: отправляй гостей на берег. Но мы ещё не все путёвки выработали. И капитан принимает решение отправить нас на шлюпах к сейнерам, отгружающим рыбу на наш РТМ.

Здесь без подробностей не обойтись. Шлюп – большой грузовой катер с двумя сетчатыми отсеками для загрузки улова. Их наполняют рыбой через широкие шланги-рукава и отправляют на РТМ. Когда идёт залив рыбы, густое облако чешуи поднимается в воздух и заполняет всё вокруг. Рыбаки на загрузке одеты в плотные резиновые комбинезоны. Открыты лишь лица от бровей до подбородка и запястья.

И вот нам предлагают побыть в роли заливщиков рыбы. Мы согласны. Облачаемся в комбинезоны, спускаемся в шлюпы, плывём к сейнерам. А температура около +30. Организм начинает сходить с ума от перегрева, от качки подкатывает тошнота. Ты начинаешь проклинать весь белый свет и собственную дурь, пославшую тебя на это испытание.

Начинается залив рыбы. Густая струя ещё живых иваси устремляется в сетчатые отсеки шлюпа. Поднимается облако чешуи.

Кто-то кричит:

– Закройте глаза! Отвернитесь!

Но спрятаться от клейкой и колкой чешуи не получается. Она режет руки, прикрывшие лицо, не позволяет вдохнуть полной грудью. Загрузились, отплываем к РТМ, ждущему, как кажется, на линии горизонта.

Василий легко взбирается по верёвочному трапу на высоту четвёртого этажа, а я не в силах ступить даже на нижнюю перекладину. Сверху несётся мат, а я не могу – хоть убей.

И приходится весь нагруженный шлюп лебёдками поднимать на палубу. Несколько человек сдирали с меня, лежащей в полуобмороке, отсыревший комбинезон, а в это время аварийным образом насосы скачивали рыбу из шлюпа в открытые настежь трюмы.

Брали в те дни в основном иваси, но попадалась изредка треска, каракатица, крабы, кальмары. Рыбой мы были сыты по горло, но никогда не забуду свежезамороженных иваси и кальмаров, которыми нас угостили перед отправкой на берег.

Отборные рыбины ещё вчерашнего улова, просолённые, проперчённые и прогвоздиченные, завёрнутые в плотную жёлтую бумагу, ночь держали в морозилке, а наутро – отведайте, пожалуйста, наш дальневосточный деликатес! Очень вкусно!

Капитан проштамповал нам оставшиеся путёвки и пересадил с «Угольного» на странное судёнышко, идущее во Владивосток. Дня три мы болтались по Японскому морю, пришвартовываясь к судам разных категорий и назначений, где высаживались одни вахтовики и загружались другие.

Спали в огромной общей каюте с двумя рядами полатей, идущих одни над другими по всему периметру. На полатях – индивидуальные матрацы с чистыми комплектами постельного белья. Нам с Васей достались матрацы в разных углах, и спать пришлось нос к носу с совершенно посторонними людьми. Кормили отменно. Но, бесстатусные, утратившие публичность, мы чувствовали себя совсем уж случайными пассажирами на этом отрезке морского путешествия.

По общей широкой палубе бегала забавная беспородная собачонка. Все её звали Жучкой, подкармливали, подзывали лёгким свистом. Она была словно бы объединяющим всех нас существом, чем-то домашним, из иного, наземного мира.

Наконец пришли во Владивосток, но места у причала нам не дали. На берег добирались, перепрыгивая с судна на судно, по перекидным мосткам и сходням.

– Сколько мы с тобой проплавали? – спросил Василий.

– Не знаю, никак не удаётся сосчитать. Время было какое-то другое. Надо по календарику посмотреть.

В бюро пропаганды художественной литературы наспех перелистали наши отработанные путёвки, пересчитали их.

– Простите, но сразу выплатить деньги не можем. Только в следующем месяце – перешлём на домашние адреса.

– Как? В крайкоме комсомола обещали… Даже на икру намекали.

– Комсомольцы наобещают! А у нас выплата по результатам месяца. Да не расстраивайтесь вы, всё оплатим.

Деньги на дорогу до Москвы и Волгограда у нас были, конечно, даже с хорошим запасом, но стало обидно улетать с Дальнего Востока с пустыми руками – без заработка, без икры, без покупок. Отметили отбытие в командировочных удостоверениях и побрели в гостиницу собирать вещи. Билеты на самолёт купили так: Артём – Хабаровск, Хабаровск – Москва, Москва – Волгоград. Три полёта, две пересадки… Причём пересадки не короткие. Дорога не особенно пугала, ведь возвращение домой всегда сокращает расстояние.

Оставалось ещё одно большое дело – найти в Артёме мою сестру Лену. Её муж служил связистом на базе военно-морского флота, Лена – медсестрой на «скорой помощи». В Артёме они совсем недавно, оба молоденькие. На Дальний Восток их занесла именно служба Александра. Его направили сюда после окончания военного училища связи в Тамбове. Есть адрес их общежития – о чём беспокоиться? Со всеми своими вещами сели в электропоезд Владивосток – Артём. Через час-полтора вышли.