– Эжен Видок? – переспросил Максимилиан.

– Вы его знаете?

– Не лично, нет. Но я слышал о нем от человека, расследовавшего смерть Питера. Мы не могли приехать во Францию на поиски до того, как Наполеона разгромили и отправили на Эльбу. Так что то, что Питер уже погиб в том пожаре в Бельгии, выяснил сыщик.

– Вы говорите о той самой поездке, когда вы прибыли на встречу с адвокатом вашего двоюродного деда? – спросила она явно озадаченным тоном. – Адвокат что-то об этом знал?

Мысленно выругав себя за то, что сказал достаточно, чтобы она сумела провести связь между этими событиями, Максимилиан предпочел уклониться от ответа.

– Я знаю, что Видок – личность в некоторых кругах весьма известная, однако тот малый, которого мы наняли, отзывался о нем не слишком-то лестно. Утверждал, что он, по слухам, берет на работу преступников. Что объясняет, почему он нанял вашего брата.

В последний раз с любопытством взглянув на Максимилиана, Лизетт кивнула.

– Видок нанимает преступников именно потому, что сам когда-то бы одним из них. В те времена он многое узнал о том, как они действуют. А затем, когда одного его друга повесили, он начал понимать, что преступники кончают плохо. Так что он перешел на другую сторону, став, с учетом своих знаний, работать весьма эффективно.

Герцогу неприятно было это признавать, однако в ее словах был некий извращенный смысл. Да и результаты работы человека, нанятого его отцом для поисков Питера, оставляли желать лучшего.

– Осмелюсь заметить, что если бы смерть вашего брата расследовал Видок, – продолжила Лизетт, – то вы бы знали гораздо больше, чем знаете сейчас.

Максимилиан и сам об этом подумал, однако ее явное восхищение знаменитым сыщиком все равно его удивило.

– Похоже, вы очень хорошо его знаете.

– Знаю. До его увольнения в прошлом году я тоже работала на него.

И внезапно кусочки мозаики сложились в цельную картину.

– Видок также широко известен тем, что нанимает женщин.

Лизетт устроилась на качавшемся сиденье поудобнее.

– Я не была агентессой. Хотела быть, и он хотел меня нанять, но Тристан бы этого никогда не позволил.

Максимилиан мрачно улыбнулся.

– Мое уважение к вашему брату только что возросло.

– Послушайте, я могу быть очень хороша в этом деле!

Герцог поднял бровь.

– Ладно, – проворчала она. – Возможно, не настолько хороша, как привыкла считать, но лишь потому, что у меня нет подготовки. Если бы у него было время как следует меня подготовить, я могла бы добиться успехов.

– Дело не в этом, – ответил Максимилиан веско. – Одно дело – помогать Мэнтону допрашивать людей. Работа агентессой на Видока могла бы быть рискованной. Ваш брат был бы глупцом, позволив вам подвергать себя такой опасности.

Девушка посмотрела в окно.

– Знаете, вы очень на него похожи.

– На Видока? – спросил герцог, не веря своим ушам.

– На Тристана. Вы оба считаете, что знаете все на свете. Оба гордые, властные, и оба…

– Беспокоимся за вас, – закончил он за нее. Она подняла взгляд, и Максимилиан проклял свой язык. – Не хотим, чтобы с вами что-нибудь случилось.

Между ними надолго воцарилась тишина, в которой каждый чувствовал неудовлетворенное желание другого. Максимилиан старался не обращать внимания на то, что они сидят вдвоем в темноте в нескольких дюймах друг от друга и что Лизетт выглядит сейчас особенно хорошенькой. Такая уязвимая и одинокая. Одинокая, как он сам.

Нет, он не позволит себе вновь попасться в ловушку ее чар, будь оно все проклято!

– Так если вы не работали на Видока в качестве агентессы – что именно вы для него делали?

– Большей частью – то же самое, что делаю для Дома. Видок старался не терять из виду ни одного преступника, с которым ему доводилось иметь дело. У него в картотеке были описания их внешности, клички, криминальные привычки, местоположение их логов – все. К тому времени, когда я начала работать на него, он собрал данные на шестьдесят тысяч уголовников. И все эти карточки следовало держать в надлежащем порядке. Ему для этого требовались четыре человека, работавших полный день.

– Ну, в этом, я полагаю, вы были хороши.

Она мягко улыбнулась.

– Правда. Как вы могли заметить, мне нравится опрятность. – Она печально усмехнулась. – А Видок, клянусь, об опрятности не имел ни малейшего представления. Если бы не я, его контора превратилась бы в свалку масок, коробок с карточками преступников и бог знает чего еще. Он – гениальный сыщик, но не слишком-то умеет заботиться о самом себе.

От того, с какой теплотой она говорила о своем бывшем работодателе, сердце Максимилиана кольнуло. Насколько он помнил, Видок был еще и довольно известным ловеласом.

– Значит, вы заботились не только о порядке в его конторе, – произнес он пустым голосом. – Вы заботились еще и о нем самом.

– Можно и так сказать. Особенно после того, как его жена умерла и все покатилось к чертям.

– Он был неженат, когда вы на него работали?

– В последние несколько лет – да. А что?

– Значит, вы стали проявлять самоотверженную заботу о бедняге. – Максимилиан услышал в своем голосе нотки ревности, однако, казалось, не мог остановиться. – И в чем именно она выражалась? Вы делали ему чай? Штопали чулки? Грели постель?

К раздражению герцога, она расхохоталась.

– Вы с ума сошли? Видок мне в отцы годится, во имя всего святого.

– Но он не ваш отец, не правда ли? – Несмотря на веселость Лизетт, в Максимилиане все еще играла ревность. – И, как мне говорили, он – известный дамский угодник.

Словно ощутив обуревавшие его чувства, Лизетт подняла голову.

– Это так. – Ее глаза блеснули в темноте. – Он действительно довольно красив как для своего возраста. И умеет быть очаровательным, когда сам того хочет.

– О, в этом я не сомневаюсь, – проворчал Максимилиан. Он не был уверен, намеренно ли она его мучит или же просто говорит честно. – Полагаю, для вас важно лишь это. Плевать, что он был уголовником и знает половину преступного мира. Он красив и очарователен, и вам этого достаточно.

– Это лучше, чем быть мрачным и невыносимым, как некий беспокойный герцог, – парировала она. – Видок, по крайней мере, умеет обращаться с женщинами.

– А это еще что значит?

– Он не считает их не заслуживающими доверия созданиями, думающими лишь о том, как бы разрушить ему жизнь.

Она описала его реакцию настолько точно, что Максимилиан скрипнул зубами.

– Как вы можете винить меня за мою подозрительность? Ваш брат – вор, а вы даже не сочли нужным сообщить мне об этом.

– А если бы я это сделала, мы бы вообще сейчас здесь находились? Или вы просто бросили бы меня в тюрьму, чтобы вынудить рассказать вам о его местоположении? Разрушили бы дело Дома просто ради того, чтобы найти Питера? – Она скрестила руки на груди. – Я защищала свою семью. Уж вы-то должны это понимать.

И Максимилиан понимал, будь она проклята. Понимал и сочувствовал ей. В этом и заключается главная опасность диких роз: они пробиваются сквозь защиту мужчины именно тогда, когда он этого не ждет. Несмотря на всю свою решимость, он вновь позволял ей себя дурачить.

Или, возможно, он просто понял то, что почувствовал в самом начале, – что в душе девчонка была честной и преданной. Такой, как его собственная мать, остававшаяся с мужем до самого конца даже в самые худшие периоды его безумия. Такой, какую он сам захотел бы взять в жены.

Герцог выбросил эту мысль из головы прежде, чем она успела причинить ему боль.

В одном она была права: знай Максимилиан о прошлом Бонно, он бы не отправился в это путешествие с такой готовностью. Ему хотелось думать, что он не бросил бы ее и Мэнтона за решетку, но в то утро Максимилиан действительно был довольно зол. Кто знает, как бы он поступил?

Однако теперь, когда он узнал больше, ему было сложно не видеть ситуацию ее глазами.

– И что теперь? Мы поговорим с новым главой Sûreté, чтобы узнать, куда отправился ваш брат?