— Мориц, ты говорил, что камень «возник» здесь, — проговорил Мартин задумчиво. — Что это значит? Почему возник и как?
— Этого я вам сказать не смогу, майстер инквизитор, — вздохнул тот. — Сам бы желал знать… Магистериум — почти сказка, древнее предание, многие даже не верили, что он впрямь существует. Все, что нам о нем известно — это жалкие крохи того, что знали люди, создавшие камень.
— Из чего они его сделали? Все то, что мы находим в конфискуемых книгах, все эти вещества, минералы — это действительно имеет отношение к созданию магистериума или все это чушь?
— Отчего же чушь, это работает. Вот только в книгах нет главного ингредиента — самого орегatоr’а, его силы, его умения. Об этом в книге не напишешь… Точней, — с усмешкой сам себе возразил Харт, — написать-то можно и где-то даже написано, но какой с этого прок. Это как писать в руководстве по мечевому бою «подпрыгни на высоту своего роста, провернись в воздухе трижды и нанеси противнику восемьсот ударов».
— Хочешь сказать, — уточнил Курт, — ваши предки были более сильными магами?
— Инквизиторы, — недовольно буркнул тот. — Как это вы ухитряетесь так говорить, что в ваших устах любая самая возвышенная мысль начинает звучать, как заурядная строчка из обвинительного протокола? Когда я сказал «сила» — это не значило, что разумеется нечто подобное силе телесной, мол, кто выше и шире, тот и сильнее. Ведь служат у вас эти ваши expertus’ы, неужто вы до сих пор этого не поняли?
— Поняли, — примиряюще возразил Мартин. — Всего лишь так нам проще говорить. Если снова сравнить с мечниками, коих ты упомянул — все ж понимают, что «сильный боец» значит нечто большее, чем просто большой и мощный парень с оружием, но — так говорят.
— Если так говорить, да, предки были куда сильней. Нам до такого владения собственными же талантами, увы, как бродячему певцу до римских певчих.
— Видел я таких бродячих певцов, что… — начал Курт и, перехватив взгляд Харта, вскинул руки: — Но мысль я понял.
— Минералы и вещества, упомянутые вами, не превращаются в магистериум сами собой, путем смешивания, нагрева или прочих манипуляций, — продолжил Харт. — Они сливаются и изменяются изнутри, в самой своей основе, и делается это исключительно сосредоточением силы орегatоr’а. Его мыслью, его волей, его талантом.
— Так же, как Урсула пыталась менять людей в самой их основе? — уточнил Мартин, и тот, вздохнув, выразительно искривил губы:
— Сравнение так себе, но направление мысли верное.
— Ты говорил, что твои таланты — земля, минералы… То есть, обладай ты такой способностью к управлению собственными силами, как ваши предки-нейтралы, ты теоретически мог бы создать магистериум?
— Обладай вы такими талантами, как легендарные воины, вы теоретически могли бы выйти один против армии врага, майстер Бекер, — усмехнулся Харт. — Но снова да, в целом вы правы. Мог бы — в силу специализации. Но — не могу. В силу бессилия. И из ныне живущих, думаю, не может уже никто.
— Раньше и трава была сочней, — вздохнул фон Вегерхоф нарочито печально, и бауэр пожал плечами:
— Что поделать, кой-какие воздыхания о прежних временах и впрямь имеют под собою основания. Чувствую, вы не вчера стали тем, кто вы есть, и подозреваю, что и вам самому есть что вспомнить с той же тоской по ушедшему.
Стриг не ответил, лишь неопределенно качнув головой, и с минуту вокруг яркого огненного пятна во все более густеющей тьме висела тишина.
— Ты сказал «возник», — повторил Курт негромко. — Откуда? Где он был до того, как появился в этом лесу?
— Где-то, — просто ответил Харт.
— Где-то? Где-то в другом лесу, в другом городе, в чьем-то подвале, в горной пещере?
— Где-то на другой ветви Древа Миров, я же говорил. Где-то там их много.
— Ветвей или камней? — осторожно уточнил Мартин, и бауэр улыбнулся:
— Того и другого, майстер Бекер.
Вокруг костерка вновь воцарилась тишина, теперь растерянная и напряженная.
— Вы же знаете о Древе Миров, да, майстер Гессе? — осторожно спросил Грегор, и он усмехнулся:
— Об этом ты тоже прочитал в шпигеле?
— А… разве не знаете?
— А откуда я должен бы знать?
— Но я слышал, что у Конгрегации есть тайные библиотеки, в которые собираются книги, чье содержание изучается только высшими чинами. О том, что в них написано, не рассказывают обывателям, чтобы не смущать умы… Разве это не так? И у вас нет ничего о Древе Миров? А я так понял, майстер Гессе, что вы о нем знаете…
— О нем я знаю, — уже серьезно ответил он. — Я его видел.
— Да ладно?! — в голосе Грегора была такая смесь зависти и неверия, что он не сдержал улыбки, повторив:
— Я его видел. Но… начинаю подозревать, что неверно его понял. Древо — это наш мир, человеческий, земной, а также миры ангельские и тому подобные уровни бытия, так? Ветви помельче — это все те времена и события, которые могли бы случиться или могут случиться. Неслучившееся — отмирает и отсыхает. Верно?
Грегор переглянулся с отцом, явно колеблясь в выборе ответа, и Курт повторил:
— Верно?
— Не совсем, майстер Гессе, — осторожно ответил Харт. — Ветви — это миры. Потому Древо и называется так, как называется.
— Миры… в каком смысле?
— В том же, что и этот, — широко повел рукой бауэр. — Где-то есть такой же мир, в котором, быть может, живет майстер Курт Гессе, который когда-то не стал служителем Конгрегации. Та ветвь не отмерла, не отсохла, она просто растет себе поодаль от той, на которой существуете вы. Где-то есть мир, в котором и Конгрегации-то никакой нет, хотя есть все та же Германия, Империя… или есть Германия, но нет Империи — уже или вообще, потому что когда-то что-то пошло не так, как в привычном нам мире. Где-то есть мир, в котором материки, известные нам, имеют другую форму и другое расположение, и никакой Германии там нет и никогда не будет. Где-то есть мир, в коем все еще времена, сравнимые с Христовыми, а где-то время умчалось так далеко вперед, что наше с вами бытие там сочли бы глубокой древностью. Миры, майстер Гессе. Многие, многие миры. Люди, события, времена. Где-то в одном из них исчез магистериум и появился здесь.
Тишина, повисшая над маленьким лагерем снова, была теперь долгой, глубокой, непроницаемой. Курт видел, как Грегор переводит взгляд с одного лица на другое, во взгляде этом проступает почти сострадание, словно его отец только что сообщил трем людям рядом о смертельной болезни, поразившей каждого из них.
— Стало быть, — чуть слышно проговорил Мартин, наконец, — есть и миры, в которых победа осталась за местным Каспаром? Или даже те, в которых… Христа никогда не было?
— Этого мы не знаем, — мягко отозвался Харт. — Но думаем, что Создатель в каждом мире оставил человеку путь к спасению. Быть может, где-то Он явился в другое время и под другим именем, и принял другую искупительную смерть. Ведь если история там шла иначе — были там и иные языки, и иные имена, и иные войны, иные казни были приняты… Но безусловно есть и миры, в коих Он забыт или о Нем помнят лишь избранные, которых господствующая вера и власть считает еретиками и бунтовщиками или чудными сумасбродами. Свобода человеческой воли, майстер Бекер. Она едина для всех миров, и она решает, куда идет их история.
— Но откуда вы это знаете? — чуть слышно спросил фон Вегерхоф. — Это написано в каких-то ваших книгах? Это рассказали какие-то ваши мудрецы? С чего вы взяли, что это правда?
— Это… просто известно нам, — почти с жалостью ответил Грегор. — Давно известно, так же как любому жителю Империи давно известно о существовании Иерусалима или земель Московского князя. Кое-кто из нас ушел туда, например.
— Грегор… — укоризненно произнес Харт, и Курт нахмурился:
— Id est?
— То есть, ушел, — явно недовольный обмолвкой сына, пояснил бауэр; помедлив, вздохнул и вяло махнул рукой: — Ну, что уж теперь, и без того я вам рассказал столько, что дома, если вернусь живым, меня наверняка славно поколотят за слишком длинный язык… Придется рассказывать все, дабы вы не наделали неверных выводов, которые нам же после и выйдут боком… Нейтралы были давно, майстер Гессе; ну, или те, кого после стали так называть. Я даже так скажу: прежде большинство одаренных были таковыми — наши предки пользовались своими умениями потихоньку, не вылезая на свет, не строя планов по подчинению себе народов и королей. Прежде и народов-то как таковых не было, если помните историю, и королей, были какие-то племена, сообщества, мелкие царьки, жрецы… Само собою, были в этих племенах и сообществах свои одаренные сверхобычными талантами, которые решали, что негоже им пользоваться крохами со столов смертных, но их быстро ставили на место. Тогда одаренных было немного, как и людей на земле. Были и те, кто пытались заглянуть в запретное, и кому-то это удавалось, и тогда оставались в преданиях легенды о сражениях с чудовищами и жестокими колдунами, о жрецах и богах… Но все это было редким, в большинстве тайным. И обладатели дара тогда были куда сплоченней и со временем — стали влиятельней. Тогда еще наши предки понимали, что дар этот дан им свыше не для удовлетворения суетных нужд и не для того, чтобы ставить его на службу земным царям. Не по всей земле, ясное дело, и единой церковью, как христианская, это никогда не было. Это было… что-то вроде негласного договора.