— Не совсем, — возразил Курт и пояснил: — Грегор.

— Я… просто пришел сюда, — пожал плечами тот. — Я долго упрашивал наших вернуться и прибрать за собой. Слухи о Пределе шли и множились, и началось… вот это, с паломничествами, с гибелью людей, и я пытался убедить отца и остальных, что надо вернуться и уничтожить камень, а когда понял, что меня не слушают — решил, что сделаю это сам. Но… мне пока так и не хватило смелости зайти глубоко в Предел, да и я пока не придумал, что сделаю, когда доберусь до магистериума.

— Уничтожить? — с нажимом переспросил Мартин. — Не забрать, не унести и спрятать, а уничтожить?

— Никто не готов им распоряжаться, — твердо сказал Грегор. — Будь такое место, где его можно было бы укрыть от людских и нелюдских глаз — туда его и стоило бы перенести, но в этом мире такого места нет.

— Уничтожить… — повторил Мартин с сомнением. — Мне казалось, что lapis philosophorum так просто не разрушишь. У тебя есть план, как это сделать?

— Ну… — Грегор снова переглянулся с отцом, заметно сникнув, и тот вздохнул:

— Надо оценить обстановку на месте. Дальнейшее зависит от многого, майстер Бекер, от размеров камня, от его состояния, от того, как он попал сюда и в каком виде…

— Стало быть, во время той стычки камня никто не видел?

— Просто тех, кто столкнулся с предателями у самого камня, мы больше не видели, а сами мы сражались на подходе и… Когда все кончилось, как это ни прискорбно, думали о том, как унести ноги из образовавшегося Предела, и едва сумели это сделать. Когда я своими глазами увижу магистериум — я, вероятно, смогу сказать, что надо делать и как, а до того это пустое теоретизирование.

— Своими глазами? — переспросил Курт, и Харт фыркнул:

— Шутите, майстер инквизитор? Полагали, что я явился сюда просто поболтать, а потом отпущу сына в эту дыру и вернусь в трактир пить пиво? Разумеется, я не позволю ему идти туда в одиночку. Да и, как он верно заметил, толк с него будет лишь на пути к месту, в этом я с ним тягаться не могу, но там, у магистериума… Там его умения не помогут. Мои тоже вряд ли, но могут помочь знания.

— А каков твой талант? Что умеешь ты?

— Тоже не слишком много, и в целом наши умения схожи. Только Грегор ощущает пути, а я — места силы. Доводилось вам слышать такое определение от задержанных или ваших expertus’ов?

— Да, доводилось.

— Мы все еще не определили, отчего и почему они возникают, но я могу их чувствовать, как… — Харт замялся, подбирая слова, и осторожно договорил: — Как силу земли. По той же причине неплохо работаю с минералами, смогу найти рудную жилу, подобрать наилучший камень для амулета… Мои таланты мирные, к сожалению, посему рассчитывать на меня в предстоящем рейде, случись что, можно исключительно как на простого смертного: на обычную мужскую физическую силу. Разве что, если Урсула надумает прятаться в кустах рядом с нами, я смогу сказать об этом, ибо также могу почувствовать обладателя сверхобычных способностей рядом с собою, людей и… не совсем.

В комнате повисла тишина, и фон Вегерхоф, до сего мгновения сидящий молча, коротко кашлянул. Мартин напряжено поджал губы, бросив взгляд в его сторону, и Харт вздохнул:

— Да, я знаю, кто ваш помощник, майстер Гессе. И уже рассказал об этом сыну.

— Удивленным не выглядите.

— Конгрегация, — пожал плечами тот. — От вас всего можно ждать. Стриг на службе… Отчего бы и нет. Ходят слухи, что у вас и ликантропы водятся в зондергруппе. Меня несколько смущает исходящая от него эманация, она довольно необычна для стрига, даже высшего, но мир велик и многообразен, разве могу я знать всё?

— Завидный флегматизм, — пробормотал Курт. — Доводилось встречаться со стригами?

— Нет, но, опять же, из теории примерно могу предположить, как они должны ощущаться. Ваш помощник явно чувствуется нетипично. А вот ликантропа я бы не почуял. Почему так — мы не знаем, но сие факт, подобные мне легко чувствуют людей, обладающих врожденной или наработанной силой, но плохо различают подобных ликантропам существ. Видимо, животная сила оборотней слишком тесно сплетена с нашей, людской, природной, слишком похожа на нашу, а потому замечается не сразу или не замечается вовсе. Стриги — они совсем иные, сущности не от нашего мира. Без обид, майстер помощник.

— Стало быть, Урсулу ты почувствовал, когда прибыл в лагерь паломников?

— Нет. Но если эта женщина опытна и осторожна — подозреваю, что она… — Харт замялся, снова подыскивая подходящие слова. — Вообразите себе стол со свитками, майстер Гессе. Половина из них свернута, половина раскрыта, и лишь о тех, что раскрыты, вы с убежденностью сможете сказать, написано ли что-то на них или они пусты. Большинство из нас, и простых смертных, и одаренных, лежат на этом столе развернутыми: кто-то сворачиваться не умеет, а кто-то не считает нужным, полагая, что рядом нет тех, кто отличит исписанный свиток от пустого. Урсула, раз уж я не ощутил в ней дара, явно умеет жить, пребывая свернутой. Но если она раскроется — я ее почую.

— Это… сворачивание требует постоянного напряжения сил? — уточнил Мартин, и Харт качнул головой:

— Только поначалу. Это как привить себе привычку, следить за собою приходится лишь первое время, после идет само собою, с этим свыкаешься и даже во сне не прилагаешь никаких усилий. С тем, насколько велика сила одаренного, сие никак не соотносится, если вас тревожило именно это; так может не уметь зрелый и опытный в ином деле одаренный — и вполне может довольно быстро научиться мальчишка, умеющий лишь видеть пути, или специалист по минералам, — вскользь улыбнулся Харт. — Урсула, видимо, научилась, коли я ее не почувствовал.

— Я ее почувствовал, — тихо ответил Грегор и, поймав на себе изумленно-укоризненные взгляды, торопливо поправился: — Точнее, я три или четыре раза чувствовал исходящую от нее силу. И это была не ее сила, такое я ощущать не умею, а ее как будто облегал кусочек Предела. Тогда я понял, что она прикасалась к камню, а может, и держала его в руках или носила с собой его фрагмент, или совершала с ним какие-то манипуляции… От нее просто разило магистериумом.

— Я знаю, куда тебя стоит пристроить, если все еще сохранишь желание связаться с Конгрегацией, — сказал Мартин, и тот оживленно встрепенулся:

— Серьезно? Куда?

— В агенты. Врать умеешь виртуозно.

— Ну не мог же я рассказать об этом сразу, — обиженно сник Грегор. — Тогда пришлось бы говорить и все остальное, а я… Я боялся. Но собирался однажды, честно. И вот когда она напала на майстера Гессе, я понял, что дальше тянуть нельзя, все слишком далеко зашло.

— Густава помнишь? — спросил Мартин сухо. — Того, который пропал недавно? Так вот, Урсула и ее приятели распотрошили и сожрали его на одной из полянок глубоко в лесу. Расскажи ты обо всем, что знал, раньше — он, вполне вероятно, остался бы жив.

Харт нахмурился, бросив взгляд на сына, на майстера инквизитора, шевельнул губами, явно намереваясь возразить, но смолчал. Грегор неловко и совершенно по-детски шмыгнул носом, и Курт кивнул:

— Хорошо, что сказал хотя бы сейчас. Id est, мы знаем, что она имеет доступ к магистериуму, умеет с ним обращаться; стало быть, может представлять серьезную опасность, и то, что она выкинула тогда на дороге, вполне может оказаться самым безобидным в ее арсенале.

— Быть может, стоит запросить expertus’а? — подал, наконец, голос стриг. — Приказывать вам обоим не возьмусь, однако…

— Сейчас все те, кто мог бы с нею тягаться, заняты сам знаешь где, — возразил Курт. — Помня валькирию, я бы мог поставить на Готтер… Но не уверен, что сейчас она достаточно в силах, чтобы схлестнуться с талантливой малефичкой, напичканной именно что чистейшей малефицией: Готтер слишком увлеклась целительством в ущерб остальному — познать природу такого извращения она бы и теперь смогла быстрее тех немногих, кто вообще способен самой душой проникать в незримые хитросплетения, но вот противостоять ему в моменты, когда время уместно измерять мельчайшими порциями вздоха… Альта могла бы. Но она — сам знаешь где.