Круто развернулся навстречу. Химера мчалась к нему сквозь чащу очень быстро, уклонялась от веток, но все равно цепляла крылом то одну, то другую и создавала столько шума, что непонятно, как не услышал раньше. Вылетела к тропе, бросилась к нему и почти долетела. Упала замертво, не долетев нескольких шагов, прокатилась уже мертвой тушкой к его ногам.
Замерла.
И замерло все вокруг.
В оглушительной пустоте прорезалась все-таки слабая мысль: “Может, все не так плохо? Может, старухе просто интересно знать, как у тебя дела? Соскучилась…”
Нивен отогнал ее. Старухе не интересно, как у него дела. Если она прислала химеру, то это у нее дела плохи. Или у кого-то еще. Если химера издохла на подлете — то всё еще хуже. Старуха исчерпала все силы, значит, силы уходят на что-то, кроме игр с мертвыми зверюшками.
Нивен опустился на колено рядом с тушкой. Точными скупыми движениями размотал ленту на лапе. Развернул письмо, узнал почерк Тейрина: мелкие, ровные буквы, жмущиеся друг к другу, как будто места не хватает.
“Нивен, — говорилось в письме, — до меня дошли вести, которые могут быть тебе интересны. Наш рыжий друг направился в сторону Даарских гор, возможно, с воинственными намерениями…”
"Рыжий друг, значит... — мрачно подумал Нивен. — Вот знал же..."
Знал, что ему нужна будет помощь. Почему вдруг решил, что нет? Просто потому что захотелось?
Так не бывает.
"Сволочь! — с неожиданной злостью определил Нивен. — Рыжая сволочь он, а не друг! "С воинственными намерениями". Не мог в какое-нибудь другое время начать намереваться? В другом месте? На другом континенте?"
Ну ладно. Ладно.
Как он сказал на острове?
"Я всё вспомнил"?
Нивен дернул плечом. Все равно получалось как-то странно. Ну вспомнил, ну бывает. Но не переть же теперь одному в Даар, или в горы, или куда он там…
И очень четкая, очень злобная мысль пришла вслед за этими, мягкими, растерянными. Четкая и ясная: “Убью”.
“Как минимум, — подумал Нивен, уловив ее, — попытаюсь дать по морде. Несколько раз. Возможно, сапогом. И плевать, насколько он там силен сейчас. И спросить: обязательно было?! Обязательно именно сейчас?!”
Когда Нивен почти решился на что-то, на что, наверное, теперь не решится никогда. Вернуться. И может быть даже остаться.
Он бездумно пробежал взглядом по строкам.
Моргнул и пробежал еще раз, заставив себя вчитаться.
“Обращаюсь к тебе, — говорилось дальше в письме, — как к более разумному из вас двоих. Возможно, теперь единственному разумному. Пожалуйста, повлияй на сложившуюся ситуацию, иначе вмешаться придется мне. С безмерной благодарностью за все, что ты сделал и что еще сделаешь, Тейрин”.
— Убью! — вслух выдохнул Нивен вслух, сжал пергамент в кулаке, рывком поднялся и прокричал. — Ниииильф!
Она появилась быстро. Словно сидела в ближайших кустах и подглядывала за ним. Может быть, так и было. Может, ей нравится, когда у нее перед глазами мельтешат? А что выгоняет постоянно — это чтобы быстрее бегали, так веселее...
Нивен почувствовал, что совсем другая улыбка лезет на лицо: жесткая, злая, кривая. А Нильф встревоженно заглянула в глаза, потом — на сжатый в кулаке пергамент. На химеру у ног. Снова в глаза.
— Что… — начала она.
— Что у тебя быстрее всего летает? — спросил Нивен хором с ней.
— Ты хочешь, чтобы я отдала тебе кого-то из моих летучих зверей? — изумилась она. Шагнула к нему и перешла на шипение Лаэфа. — Я с-сказала тебе уйти из моих лес-сов, сказала, что ты мне здес-сь не нужен, чтобы ноги твоей больш-ше тут…
— Про ноги не было, — возразил Нивен, она тихо рыкнула сквозь зубы и со злостью ударила его кулаком в грудь. Легонько ударила, несильно, можно сказать, нежно. Зная, как сильны боги, небольшой синяк после удара в грудь и кратковременные проблемы с дыханием — это еще нежно.
И отбросило всего-то на пару шагов. Несколько раз он попытался схватить ртом воздух. Наконец смог. Поднялся. И сразу же заговорил, потому что она все еще стояла напротив, все еще слушала, еще ждала.
— Это последнее, о чем я прошу. Дай зверя — я улечу. И всё. Раз! — и меня не будет в твоих лесах.
— Я уже как-то привыкла, — криво усмехнулась она, и Нивена чуть не передернуло. Она и так была не слишком красива, а когда кривилась — вообще больше на Ух’эра смахивала.
“Наверное, так выглядят и мои улыбки со стороны, — подумал он. — Йен говорил, что страшно. А мы с ней, в конце концов, почти родственники… Жесты у нас общие, почему не может быть общей улыбки?”
А потом подумал, что в общем-то, Аэйлар повезло.
Потому что если бы он вернулся...
Как бы ей было жить — с его улыбками? С руками в крови. С прошлым. С ним.
— Еще не время, — сказал он рогатой.
Та удивленно подняла брови. Да, так определенно лучше, чем когда улыбается.
— Не время себя прощать, — объяснил он.
И промолчал о том, что вдруг понял: оно вряд ли вообще придет. А если он вдруг попытается — ему напомнят, что не стоит. Если вдруг попытается — кто-то обязательно пришлет очередную химеру.
И это, наверное, правильно. Так, наверное, и должно быть.
"А рыжего все равно убью, — подумал Нивен. — Как минимум, попытаюсь дать по морде".
Глава 26. Если они погибнут
Скалы, темной полосой видневшиеся далеко впереди, неуклонно росли, приближаясь. Вот стали выше. Вот еще выше. Закрыли собой горы вдали. Закрыли мир вокруг и полнеба.
И лишь тогда волки остановились. Дышали тяжело, устало, и Йен подумал: как они могут устать? Их ведь нет, они — воплощение духа в снегу, не более. Как они могут устать? И что самое интересное — как Даарен умудрялся их убивать? Он, конечно, мужик упорный, он и Мертвого убьет…
“А меня? — подумал Йен. — Меня — убил бы?”
Не в плане, конечно, что не попытался бы. Попытался бы, естественно, этому только дай попытаться... Но — убил бы? Если Затхэ ничего не берет, если его только с утеса можно… Почему-то показалось, что Даарен все равно нашел бы способ. Построил бы свой утес. Достал бы из-под земли Ух’эра и заставил бы сплести новую сеть, да побольше.