Нивен задумчиво глянул на нее, перевел взгляд туда, где была точка, потом — опять на нее. И слабо отмахнулся:
— Пусть сверкает. Но ты — настоящая?
Она неуверенно улыбнулась.
“Ага, — подумал Нивен, — вот какой у нее мягкий взгляд”.
— Ирхану не подделать меня.
“А Ух’эру?” — чуть было не спросил Нивен, но промолчал.
Он был почти уверен, что она не сон, который зачем-то создал этот ненормальный. Почти, потому что рядом с ней было странно: немного не по себе и в то же время — очень легко.
С другой стороны, когда это Ух’эр создавал сны, в которых было легко?
Глава 9. Небо
Небо было черным, и не стало светлее, когда вниз спустилось облако — будто кусок откололся и, плавно качаясь в воздухе, спустился к Ух’эру. Тот тут же достал обмотанную тряпкой палку из-за спины, обмакнул ее в возникшее у ног корыто и принялся старательно замазывать черной же тягучей субстанцией свою очередную ручную тучу.
— Что теперь? — устало спросил Лаэф, стоящий за его спиной.
— А? — Ух’эр круто развернулся и хлопнул огромными алмазными глазами. Будто не знал, что Лаэф за спиной. Будто не для него очередной спектакль затеял. Будто не всем еще известно: Ух’эр никогда не сходит с ума, когда один. Только в компании, и чем больше зрителей, тем он безумнее.
Якобы.
— Что ты теперь делаешь? — со вздохом объяснил Лаэф. — Новая дурацкая игра?
— Небо латаю, — заулыбался Ух’эр, — чтоб эльфенок опять не надумал проваливаться. А то никак не определится: то к нам, то от нас…
— И если ты замажешь дырку… — Лаэф поморщился, неопределенно взмахнул рукой, — чем бы ты ее ни мазал…
— …смолой, — подсказал Ух’эр.
— то — что? — Лаэф начал злиться. — Ничего же не изменится, Ух’эр, ты устроил очередной спектакль, чтобы что-то мне сказать? Так скажи!
— Тшшшш! — Ух’эр с деланным испугом прижал к губам палец, увенчанный длинным черным когтем. Бросил палку с тряпкой обратно в корыто, подался к Лаэфу и, доверительно глядя в глаза, посоветовал. — Не пугай меня.
— Тебя напугаешь, — скривился тот, и Ух’эр вновь не к месту расхохотался.
Откинул голову назад, блеснули белые зубы-длинные клыки, разлился серебряным звоном над черными равнинами смех.
Лаэф приложил немало усилий, чтоб не сосредотачиваться на его шее — тот будто специально подставлял ее, тонкую и белую, бери да ломай, рви, отрывай голову… Только не выйдет ничего, не принесет результата.
Голова, хохоча, улетит за черный холм, а тело побредет ее подбирать и обязательно куда-то врежется, чем вызовет новый взрыв безумного смеха. Сил уже нет его слушать!
А ведь прошло-то сколько? Пару лет? Как пару вечностей, здесь, взаперти с ними.
Уж лучше бы и дальше были в небытии…
Ух’эр же, отсмеявшись, вновь вернулся к своей работе и сосредоточенно возил тряпкой по туче.
Лаэф скрестил руки на груди. Помолчал. Наконец раздраженно спросил:
— Ну?
— А? — снова удивился Ух’эр. — А, ты еще не ушел…
— Ну? — повторил Лаэф. — Почему, по-твоему, меня должен интересовать смертный уродец, с которым я уже никак не связан? Это теперь его дело, помирать или нет. И если ему так хочется — ему всегда хочется — так пускай! Тебе-то что?! И мне!
Лаэф заметил, что перешел на крик слишком поздно. Да, он злился на Нивена, бессильно злился, и от этого кричал куда громче, чем следовало бы.
Ух’эр вскинул брови.
Лаэф выдохнул.
— Видишь, — хмыкнул Ух’эр. — Ты связан с ним. Такая злость не может существовать сама по себе. Ты все еще связан с ним, но, что самое важное — он связан с тобой.
Лаэф пристально смотрел в его сияющие глаза.
— Да что там говорить! Я! Я связан с ним! Я только в его сон могу пролезть, понимаешь? Ни в чей больше — только в его! Он все еще! — Ух’эр крутанул палку, ткнул деревянным концом в грудь Лаэфу, растянул тонкие губы в широком, хищном оскале и заговорщицким шепотом закончил. — Все еще наш, брат.
Светлый взгляд полыхнул, Ух’эр отдернул свою палку, снова крутанул и ткнул ею в смолу, бормоча:
— Сейчас подлатаю… Не все ж его девки спасать будут… Ты знаешь, у него девка появилась! Можешь себе представить, чтоб это существо…
— Умолкни, — Лаэф отмахнулся. Он напряженно думал, и бормотание Ух’эра под боком совсем не помогало. Наконец поднял взгляд и тихо сказал. — Ну, хорошо, брат. Предположим, ты можешь заглядывать в его сны, и вообще о нем знаешь слишком много. Но это — ты. Твои силы растут, моих же — нет вообще. Ты можешь забраться в его голову, но не я.
— Пока не можешь, — подмигнул Ух’эр. — Пока он не позвал тебя.
Лаэф фыркнул. Передразнил почти по-ух’эровски:
— Позвал! Да он сдохнет лучше, чем позовет, чем даже подумает позвать. Он сколько раз чуть не сдох, пытаясь от меня избавиться?!
— Он упрямый, — неожиданно серьезно согласился Ух’эр. — И упрямо пытается быть чем-то, чем не является. Но знаешь, что у него внутри? Пустота. Там нет тебя, но там не бывать больше ничему. Он — кукла, которая почему-то вдруг решила, что сможет что-то изменить…
Ух’эр вновь ухмыльнулся, но совсем иначе, неожиданно горько, непривычно взросло.
— Но мы те, кто мы есть, брат. Этому нет смысла сопротивляться, рано или поздно мы возвращаемся. Всегда возвращаемся. К себе… — он замолчал надолго, потом вскинулся и твердо заявил. — Эльфенок — не исключение.
— Ты много говоришь, — пожал плечами Лаэф. — Но я все не пойму, к чему. Хочешь что-то предложить?
Что за очередную искорёженную его странным пониманием мысль он хочет донести? Д’хал, неужели так трудно научиться говорить прямо?!
— Я хочу, чтобы ты был готов, — глухо произнес Ух’эр, задумчиво уставившись в свою смолу. — А я подготовлю его. Я хочу, чтобы навсегда запомнил, кто тебе помог в очередной раз. Хочу чтобы ты собрал остальных, предупредил, начал подготовку — и как только он позовет, вы выберетесь вместе.
— Забирать остальных? — скривился Лаэф.
— Так или никак, — Ух’эр снова поднял глаза, улыбка на этот раз была мягкая, почти виноватая. Не знай Лаэф брата, подумал бы, что искренняя.
— Решил от нас избавиться, — понимающе кивнул Лаэф. — Теперь я вижу, почему ты так веришь в то, что говоришь. Надежда ослепляет, брат. Теперь слеп ты. Я же ясно вижу — нам никогда не выбраться. Смирись.
— Какие мы мрачные! — фыркнул Ух’эр. — Чуть больше веры, Лаэф! Мы же боги! Нам без веры — никуда!
Запрыгнул на свою тучу, бормоча себе под нос ругательства, втащил за собой свое корыто, круто взмыл вверх.
— Ой, — сказал с темного неба.
Несколько капель смолы сорвались вниз, упали у ног Лаэфа, растеклись тенями.
Он присел, коснулся одной их них. Нет, она не была липкой, и растворялась между пальцами так, как рука растворялась в ней. Кажется, власть над тенями все-таки понемногу возвращалась к нему. Жаль, что Нивен — не тень.
Лаэф и сам был бы рад вырваться из замкнутого круга. Подальше от этих пятерых.
“Может, Ух’эр прав? — подумал он. — Может, получится? Почему это Нивен — не тень? Он как раз тень. Он — моя тень”.
Надежда ослепляет. И кажется, Лаэф вновь начал слепнуть.
***
Рэй замер, всматриваясь в снежную пелену.
Он теперь понимал, почему отец мог полдня простоять на балконе: если смотреть сквозь снегопад достаточно долго, он начинает говорить: рисует миражи, сначала едва заметные, а потом все более четкие очертания, и вот перед тобой уже картины битв, вершины гор, отвесные скалы, стены замков, а потом ты замечаешь, что одна из стен знакома до боли. И что она — разрушена.
