— Ух’эр! — крикнул Рен вслед, и тот с раздраженным вздохом развернулся. Отмахнулся от врезавщейся в него и чуть было не уронившей перины, и та, повинуясь взмаху когтистой лапы, помчалась куда-то в сторону. С усталым раздражением спросил:

       — Что еще?

       Рен мог сказать, что все равно найдет выход. Что найдет и этого… Лаэфа? И всех, кого можно найти. И всем нажалуется на Ух’эра. И всех достанет так, что они не смогут не иметь с ним дела. Он и вправду мог бы этим всем заняться, но времени у него было мало.

       Поэтому он сразу, так и не озвучив угрозы, перешел к предложениям.

       — А если я найду тебе безумца?

       И добавил, потому что Ух’эр снова странно сощурился, то ли обдумывая идею, то ли просто потому что не мог держать лицо нормальным постоянно:

       — Или ты слишком слаб и для этого?

       Ух’эр оказался рядом мгновенно, снова пахнуло гнилью, снова оскалился, показывая несколько рядов черных зубов. Прошипел угрожающе, глядя в глаза:

       — Увидиш-шь, насколько я с-слаб!

       — Хорошо, — спокойно кивнул Рен. — Его зовут Дэшон. Он — выслушает.

       — А-а… — странно протянул Ух’эр и отстранился, как будто знал, о ком речь, как будто это его немного разочаровало. Будто ждал настоящего яркую интересную игрушку, а ему подсунули какую-то кривую поделку. Отступил на шаг, фыркнул. Потом — вздохнул.

       Так и не смог найти нужную интонацию и совсем бесцветно согласился:

       — Последняя услуга. И ты — умираешь.

       — Да, — кивнул Рен.

       Ему казалось, Ух’эр снова начнет скалиться, прыгать, радостно хлопать в ладоши и в красках описывать, что тогда сделает с ним. Но тот только кивнул в ответ и, развернувшись, снова побрел прочь. Прихрамывая. Бросил, не оборачиваясь:

       — Будь готов, — и пробормотал себе под нос. — Это ж еще надо, чтоб он уснул...

       Кажется, чудовище и впрямь устало.

       Рен усмехнулся ему вслед. Пришла неуместная гордость за Рэя. Подумалось: Ух’эр теперь его боится.

       Может не так уж он и неправильно все сделал, не так уж неправильно его воспитал — раз теперь его сына боится сама Смерть.

***

       Когда Нивен проснулся, Ирхан был уже высоко.

       Наверное, он проспал очень долго. Наверное, поэтому поднялся легко, без привычной уже тяжести на плечах, без боли в теле. Осторожно вдохнул и выдохнул. Да, больше не задыхался.

       Огляделся.

       Рогатой поблизости не было, не было никого и из зверей, даже кусты-деревья казались тихими, молчаливыми. А может, таким оно казалось по сравнению с Запретным лесом. Все сейчас казалось приглушенным, обесцвеченным, тихим. Не было мерцающих огней в ветвях, дыхания ветра, шептавшего на грани слышимости, не звенело всё вокруг тихо-тихо, но в то же время — оглушительно.

       Нивен медленно поднялся.

       “Ну, оглушительно... — подумал он неуверенно. — Ну, звенело. Но... чего было так пугаться?”

       Никогда ведь ничего не боялся. Всегда действовал вопреки страху, а иногда и здравому смыслу. А тут — испугался.

       Нивен вышел на тропу. И осторожно, медленно, будто боялся, что земля сейчас провалится под ногами, сделал шаг — обратно.

       Земля не провалилась.

       Нивен зачем-то огляделся — не смотрит ли кто.

       “Это глупо — заранее пугаться, — сказал себе так, будто пытался убедить, уговорить. — Сначала сделай, что надо. Потом пугайся. Вернись. Расскажи ей всё. И если сильно разозлится и мечами размахивать начнет — вот тогда. Ну, или если папа с друзьями венками придут бить…”

       Сделал еще шаг и снова остановился, и снова окинул взглядом лес.

       Лес был все так же тих. Светел. Ирхан бросил так много лучей, — будто Йен бродит где-то рядом, честное слово, — что они пробились сквозь вьющиеся над дорогой мягкие ветви, упали под ноги, согрели влажную мягкую землю. Отразились от широких листьев, пустили солнечных зайчиков прыгать по придорожным кустам.

       Нивен был не против. Даже ладонь поднес к одному из них. К свету рано или поздно нужно начинать привыкать. И прекращать прятаться. И прекращать бежать.

       Остановиться. Остаться. Вернуться.

       “Вот обязательно так делать? — задумчиво спросил у себя. — Сначала в одну сторону, потом — в другую? Или только в этих лесах так получается?”

       Который уже раз он бегал по лесам Нильф туда-сюда. Не удивительно, что она от него устала, в глазах, наверное, мельтешит…

       Нивен вдруг понял, что улыбается. Прекрасно понимает, какие глупости сейчас в голове, но все равно улыбается. А мысли несутся бесконечно, легко, стремительно, и кажется, что слышит, даже отсюда слышит, сквозь них, в них тот самый воздушный звон Запретного леса, чистый, невесомый, прозрачный.

       Он все еще не мог сделать третий шаг.

       Почему-то казалось, что пока он просто топчется на месте, а если третий шаг — это уже будет означать, что он повернул. Что на самом деле пошел назад.

       “Я сделаю это? — недоверчиво спросил у себя. — Правда? Вернусь?”

       И сам себе ответил, что если третий раз шагнет, то да, то сделает, потому что тут вариантов больше не будет. Потому что если снова передумает по дороге — Нильф не выдержит мельтешения перед глазами и тогда уж точно натравит на него кого-нибудь большого, голодного и плотоядного.

       Нивен поглядел себе под ноги, потом — вперед, потом — обернулся через плечо. И задал себе вопрос, который не задавал уже очень давно. Тот самый вопрос.

       Что сделал бы Лаэф?

       Но вместо ответа тут же налетели чередой звонкие мысли, голосом Йена затараторили, что все зависело бы от того, насколько Лаэфу приглянется Аэ, а Лаэф — ей, и насколько ему нравятся венки, и найдет ли он, где помыть голову, и вообще не против ли он мыть голову, он же бог тьмы, а там же венки...

       Нивен фыркнул, пытаясь сдержать смех. Но не сдержал — коротко рассмеялся и тут же мгновенно оборвал себя.

       Потому что учуял запах.

       Вместе с запахом навалилось и все остальное. Боль в теле. Усталость. Тяжелое дыхание.

       И в голову перестали лезть глупости. Осталось только одно слово.

       “Всё… — подумал Нивен. — Всё”.