Молодость Хотелось ко всему привыкнуть, Все претерпеть, все испытать. Хотелось города воздвигнуть, Стихами стены исписать. Казалось, сердце билось чаще, Словно зажатое рукой. И зналось: есть на свете счастье, Не только воля и покой. И медленным казался Пушкин И все на свете – нипочем. А спутник — он уже запущен. Где? В личном космосе, моем. Поверка Человек поверяется холодом или жарой в сорок градусов выше и ниже нуля, и еще — облепляющей весь горизонт мошкарой, и еще — духотой, бездушной, словно петля. Закипает и превращается в пар, загорается и превращается в дым ваша стойкость. А тот, кто упал, – пропал, и поэтому лучше быть молодым. Двадцать градусов лишних он выдержит — не пропадет. До костей он промокнет, но всё – не до самых костей. А сгоревши дотла, он восстанет из пепла, пойдет и гостей позовет! Напоит и накормит гостей! Лучше быть молодым! Все, кто может, – спасайся, беги в край, где легкая юность чеканит шаги! Константин Ваншенкин 1925–2012 «Едва вернулся я домой…» Едва вернулся я домой, Как мне сейчас же рассказали О том, что друг любимый мой Убит на горном перевале. Я вспомнил длинный ряд могил (Удел солдат неодинаков!), Сказал: – Хороший парень был, — При этом даже не заплакав. И, видно, кто-то посчитал, Что у меня на сердце холод И что я слишком взрослым стал… Нет, просто был я слишком молод. 1955 Евгений Винокуров 1925–1993 «Тоска по детству – ерунда!..» Тоска по детству – ерунда! Вот детство! Что на свете слаже?.. А я не захотел туда Вернулся на мгновенье даже. Наморщь-ка лоб; чем одарит Нас память? Это ж все знакомо: В снежки играем, дифтерит Да скука над законом Ома… Зато – о, юность! Как остры Воспоминанья! И чем старше, Тем резче помню — от жары Свой первый обморок на марше… 1960
Женщина Весна. Мне пятнадцать лет. Я пишу стихи. Я собираюсь ехать в Сокольники, Чтобы бродить с записной книжкой По сырым тропинкам. Я выхожу из парадного. Кирпичный колодец двора. Я поднимаю глаза: там вдалеке, в проруби, Мерцает, как вода, голубая бесконечность. Но я вижу и другое. В каждом окне я вижу женские ноги. Моют окна. Идёт весенняя стирка и мойка. Весёлые поломойни! Они, как греческие праздне — ства, В пору сбора винограда. Оголяются руки. Зашпиливаются узлом волосы. Подтыкаются подолы. Сверкают локти и колени. Я думаю о тайне кривой линии. Кривая женской фигуры! Почему перехватывает дыхание? О, чудовищное лекало человеческого тела! Я опускаю глаза. Хочу пройти через двор. Он весь увешан женским бельём на верёвках. Это – огромная выставка интима. Музей испод — него. Гигантская профанация женственности. Здесь торжествуют два цвета: голубое и розовое. В чудовищном своём бесстыдном разгуле плоть Подняла эти два цвета, как знамя, Коварно похитив их у наивности. Я пытаюсь всё-таки прорваться на улицу, Увернувшись от наволочки. Я ныряю под ночную сорочку, Я выныриваю так, что шёлковые, Чуть влажноватые чулки Проволакиваются по моему лицу. Я поднимаю глаза. Там, вдалеке, в проруби, Как вода, мерцает голубая бесконечность. Я облегчённо вздыхаю. Но вижу, что и там проплывает облако, Округлое, как женщина. 1962 «Как трудно оторваться от зеркал…» Как трудно оторваться от зеркал В семнадцать лет! И служат зеркалами Река Москва и озеро Байкал, Браслетка и стекло в оконной раме. С велосипедом парень. И как раз С девчонкою наладилась беседа. Она молчит. И все ж скосила глаз На никель обода велосипеда. И девушка-геолог попила, Рюкзак огромный скинув, из болотца, А все глядится…! Встань! Уже пора!..» А все никак, никак не отровется. Наверное, в том все же что-то есть… В трюмо себя счастливым взглядом смерьте! Но где-то там за все готова месть: Завешивают зеркало при смерти. 1966 «В семнадцать лет я не гулял по паркам…» В семнадцать лет я не гулял по паркам, В семнадцать лет на танцах не кружил, В семнадцать лет цигарочным огарком Я больше, чем любовью дорожил. В семнадцать лет средь тощих однолеток Я шел, и бил мне в спину котелок. И песня измерялась не в куплетах, А в километрах пройденных дорог. …А я бы мог быть нежен, смел и кроток, Чтоб губы в губы, чтоб хрустел плетень!.. В семнадцать лет с измызганных обмоток Мой начинался и кончался день. |
