***

– Полина, Полина! – кричали с улицы, барабаня в окно. Лайма заходилась в лае.

Полина Яковлевна, нашарив в потемках тапочки, бросилась к окну, натягивая халат.

– Да кто там? – спросила она, распахнув створки.

За окном сплошной стеной стоял дождь. А под ним дрожала на ветру Ольга, кассирша из конторы.

– Ольга, ты, что это в такую погоду шастаешь? Ночь уж на дворе! – впуская гостью в дом, ворчала бухгалтер.

Та скинула промокший насквозь плащ в сенцах, под которым у нее сидел лопоухий щенок и опустила того на пол. Он поднял на людей свою лохматую морду и недовольно тявкнул. Ольга же поглядела на хозяйку дома, и женщина по глазам поняла, что стряслась беда. Вновь тоже страшное ощущение неизбежной напасти.

– Что случилось-то? – тихо спросила она.

Гостья опустила глаза и стянула с головы платок.

– Ты вот что, Полина, девчонку свою сегодня не выпускай никуда, – проговорила она.

Бабушка опустилась на лавку. Помолчала, унимая захлестнувшееся сердце, а потом, хлопнув по столу крепкой ладонью, приказала:

– А ну, не юли! Да сказывай толком, что за беда такая?

Ольга села напротив и стала рассказывать, чем дольше она говорила, тем сильнее бледнела Полина Яковлевна.

Ромала – добрая жалостливая девочка. У Ольги ощенилась сука и принесла трех щенят. Кассирша сказала об этом бухгалтеру, а та вскользь упомянула об этом внучке, и девочка уговорила взять одного. Ромала через день бегала проведывать своего Бимку. Тот понемногу рос. Вот он открыл глаза, заковылял на своих толстеньких кривых ножках. Девочка от щенка была в восторге. Она рассказывала бабушке, чему ее Бимка научился за день.

И вот несколько дней назад Ромала, как обычно, прибежала к тете Оле, чтобы поиграть со своим любимцем. Когда девочка уходила домой, ей преградили дорогу Катька Матушкина и Зинка Творогова. Девицы на три года были старше Ромалы, но она не испугалась, только кулаки сжала, так как, наверно, поняла, что драки не избежать.

– И чего ты шастаешь к нам? – зашипела на девочку Зинка.

– Бегаешь каждый день, – поддакнула ей Катька.

– И чего тебе надо, а?

Катька толкнула цыганочку в плечо и процедила сквозь зубы:

– Пошла вон, и чтоб больше не появлялась здесь, усекла?

– А не то руки выдернем и к жопе приставим, – пригрозила ее подружка.

– Чтоб мы больше тебя здесь не видели, отродье цыганское, – припечатала Катька, и сразу получила от Ромалы в глаз. Девчонка, упав в пыль, заголосила. Зинка бросилась на Малушку, но тут к драчуньям одновременно подбежали Ольга и мать Катьки, которая тут же кинулась поднимать дочь.

– Ах ты, деточка моя, кровиночка дорогая, – квохтала она над ней. – Чтоб тебе пусто было, отродье цыганское!

Ромала вырывалась из цепких рук, пытаясь хоть ногой достать обидчицу.

– Анна, да ты что же такое говоришь? – закричала кассирша на Матушкину.

– А ты не заступайся, не заступайся! – окрысилась та.

– Постыдилась бы при детях!? – вразумляла Ольга разъярившуюся бабу, но та будто не слышала.

– А кого стыдиться-то? Эту, что ли? Так мать ее в подоле принесла. Нагулянная она. А отец у нее вор, потому как цыган! Так она и есть цыганское отродье! – верещала Катькина мать.

– Это твой сын – вор! – вдруг крикнула Ромала.

Женщина захлопнула рот и уставилась на девочку, прижимая к себе скулящую дочь.

– Чё? – не поняла она.

– А то! Твой сын – вор! Скоро он в тюрьму сядет! – крикнула цыганочка и бросилась бежать. Матушкина, вновь обретя дар речи, долго визжала ей в след. Но Ромала слушать не стала, да и кассирша не прислушивалась. Никто из них, кто слышал этот крик ребенка, не принял его всерьез…

– Ну, и что с того? – не вытерпела Полина Яковлевна, перебив рассказчицу.

Ольга повела на нее уставшими глазами.

– А то, Поля, что я только что была понятой при обыске у Матушкиных, – еле слышно проговорила она. – У Саньки в сарае нашли два ящика водки, а сам он рядом валяется пьяный с бутылкой в обнимку.

Дня три назад кто-то залез в магазин. Взять, практически, ничего не взяли. Украли лишь несколько ящиков водки да сигареты. Все это и нашли у Матушкиных. А ведь на такую порядочную семью никто бы и не подумал.

– Так что ты Ромалу из дома не выпускай, – советовала подруга Полине Яковлевне, – как бы не случилось чего… Девчонка, понятно, в сердцах крикнула Аньке, что сын у нее вор. Так ведь сама понимаешь, как не крути, а девчонка – цыганка на половину. Вот и придумают Матушкины себе невесть что. Скажут еще, что накаркала.

У бабушки от всего услышанного земля уходила из-под ног. Это же надо такому случиться!? Коль Ольга вспомнила, что наговорила в тот злополучный день Ромала Катькиной матери, та и подавно вспомнит. Все вспомнит: и Свету, и Руслана, и Яшу, и поджог – ничего не упустит!

– Спасибо тебе, – проговорила бухгалтер, – век не забуду! Беги домой, а то спохватятся еще. Тебе же и достанется.

Она протянула подруге точно такой же, но сухой плащ, и проводила к дверям.

– Это, Поля, я долг вернула, – вдруг сказала Ольга. – Помнишь, пятнадцать лет назад мне насчитали недостачу в магазине. Я ведь тогда чуть в петлю не полезла. А ты спасла. Перепроверила все и нашла деньги. Так что благодарить не надо.

– Спасибо, Оль, беги, – повторила хозяйка и обняла ее на прощанье.

Та кивнула и, выскочив под дождь, растаяла во мгле. Полина Яковлевна вернулась в дом. Она стояла посреди комнаты, чувствуя, как дрожат руки, и думала. Маленький Бимка обиженно скулил у ее ног. Несмотря на поздний час, женщина подошла к телефону и набрала заветный номер.

– Яша, срочно приезжай, – тихо и спокойно проговорила она. – Беда!

В ту ночь женщина так больше и не легла. Первым делом она спустила с цепи Лайму.

– Только за ворота не выбегай, – наказала хозяйка. Собака, видать, чувствовала ее состояние и тихо поскуливала, пока с нее снимали ошейник.

Потом женщина достала из шкафа старую винтовку, помнившую еще руки ее отца. После войны без оружия было страшно. В каждом доме можно было найти винтовки, пистолеты, у некоторых в закромах отыскивались даже пулеметы. Только сейчас-то мирное время, а приходиться брать в руки оружие, чтобы отстоять жизнь маленькой девочки, да и свою тоже.

Яша приехал еще до рассвета. Полина Яковлевна в паре фраз рассказала ему все. Зять спокойно слушал, лишь изредка поглядывая на дверь детской комнаты. Ромала спала мирно. Девочка была для него всем, в том числе и тормозом. Он всегда был осторожен, и никогда не рисковал, так как боялся, что дочка останется одна. В ее повадках, характере, привычках, предпочтениях он узнавала жену. Потерять ее он не мог.

– Собирайся, мама, – сказал он.

– Куда?

– В город, – ответил Яша и подошел к окну. На востоке уже загорался рассвет. – Люди здесь темные, дикие и всегда найдут крайнего…

– Заходи, мам, – прошептал Яша, толкнув дверь квартиры.

Полина Яковлевна шагнула в темную прихожую, наступив в чью-то обувь. Но тут под потолком вспыхнул свет, и женщина зажмурилась. Откуда-то с боку вышла молодая цыганка и, улыбнувшись, забрала сумку из рук поздней, вернее ранней, гостьи: на часах стрелки едва перебрались за цифру 5.

– Это моя троюродная сестра Зара, – так же шепотом сказал Яша, передавая на руки Малушку.

Женщину отвели по длинным коридорам в комнату. Там на одной из кроватей спала чернявая девочка. Полина Яковлевна раздела спящую Ромалу и сама устроилась подле нее. Она смотрела на черные локоны внучки, пушистые длинные ресницы и думала. Утром она даже и предположить не могла, как закончится день. Да только верно говорят: человек полагает, а Бог располагает. Собрались очень быстро. Взяли самое дорогое и наиболее ценное. В доме остался жить один парень, у которого на руках были документы, где говорилось, что он снимает дом у Филимоновой на неопределенный срок. О чем свидетельствовали подписи обеих сторон и печать нотариуса, которую поставил Яша прямо на глазах у изумленной тещи. Постоялец усмехнулся и, дунув на штамп, изрек: