– Не подкопаешься.

У женщины от увиденного пошел озноб по спине. Что там не говори, а Яша занимается темными делами. И от таких мыслей становилось жутко.

***

На следующий день, вернее рано утром. Яша за завтраком предложил теще съездить и посмотреть дома.

– В деревню, мама, ты не вернешься, – припечатал зять, – жить вам там не дадут. Да и Ромале будет лучше в городе. Здесь можно и в музыкальную школу отдать и на танцы или пение. Но в квартире тебе будет тесно. Ты такой человек, которому нужна хоть пядь земли. Так что будем искать дом на земле, но благоустроенный, с водой, но с печкой. У меня на примете есть несколько вариантов. Сама увидишь.

Она и увидела. Весь день вместе с зятем она ходила по домам и всегда была чем-то недовольна: то расположением комнат, то окружающей местностью, то еще чем-нибудь. И вот после очередного осмотра, они удрученные стояли у калитки и тихо говорили. Мимо них медленно проходила сухощавая женщина. Она нарочно замедлила шаг возле непонятной парочки пожилой русской и молодого – хотя и не совсем, голова-то седая – цыгана услышала обрывки фраз и подошла.

– Здравствуйте, – произнесла она тягучим, словно мед, голосом.

Яша с Полиной Яковлевной уставились на нее, здороваясь в разнобой.

Сухая и твердая, будто жердь, женщина извинилась и предложила посмотреть ее дом. Солнце клонилось к горизонту. От хвалебных речей хозяев болела голова, и уже с трудом можно было вспомнить, где они видели садик яблоневый, а в каком из дворов их встретила огромная псина. Но, несмотря на все это, Полина Яковлевна согласилась взглянуть. Лицо пожилой женщины-продавщицы даже просветлело, и, ускорив шаг, она повела потенциальных покупателей к своему дому, будто боялась, что они передумают. И едва она вскинула руку, указав на островерхую металлическую крышу, венчавшуюся петушком-флюгером, Полина Яковлевна уже поняла, что купит этот дом, сколько бы за него не запросили.

Дом стоял обособленно от прочих. Большие белые окна блестели, отражая лучи заходящего солнца. И весь он утопал в цветах, многие из которых сельский бухгалтер видела впервые. Огород был намного меньше ее собственного, но ведь и хозяйства такого она здесь держать, наверняка, не станет, так что огромные сотки ей без надобности. Росли на участке и яблони, и груши, и сливы, а уж смородины, крыжовника по несколько сортов. Буквально в десяти метрах от дома стояли, будто игрушечные, банька и летняя кухня с резными окошечками и петушками на блестящих крышах.

– Раньше у нас баня с летней кухней под одной крышей были, да вот в прошлом году по весне загорелась проводка в летней кухне, так и сгорела вместе с баней, – объяснял вышедший из дома седовласый, но довольно крепкий на вид мужик. Видимо, муж хозяйки.

– Они у вас будто из сказки какой! – восхитилась Полина Яковлевна.

Мужик довольно хмыкнул в усы с проседью, и от его улыбки к вискам побежали лучики морщинок.

– А то! – воскликнул он.

– А что, дом-то благоустроенный? – подал голос Яша.

– Конечно, – ответил хозяин, и по голосу теще показалось, что этот вопрос будто бы даже задел самолюбие старика.

– Вы не обижайтесь на нас, просто у нас девочка маленькая, вот и интересуемся, – сказал мягко Полина Яковлевна, тронув мужика за локоть. Тот глянул на нее цепким взглядом и повел шеей.

– В доме и ванна, и туалет есть, – сказал он, сменив гнев на милость.

– Да вы проходите, проходите в дом, – зачастила сухая, как жердь, хозяйка.

Дом был большим. Намного больше, чем тот, что остался у Филимоновой в селе. Высокие потолки, просторные квадратные комнаты, оклеенные на городской манер обоями. Стены кухни, как и русская печь, наполовину была выложены керамической плиткой. То же самое обстояло с ванной и туалетом. Хозяин объяснял рядом, рассказывая о доме, отоплении, печи, воде и прочем. А Полина Яковлевна уже прикидывала, как расставит здесь мебель. Яша ходил следом за тещей и видел, что дом матери пришелся по душе.

– Комнат только многовато, – вдруг вздохнула покупательница.

Эти слова, будто радаром, уловила хозяйка и глянула на мужа. Тот, поймав ее взгляд, посмотрел на странную пару. Да к тому же они еще говорила о маленькой девочке. Не уж-то муж с женой?

– Мам, – словно услышав его мысли, произнес цыган, – наоборот хорошо. Пусть будет просторно. Малушка скоро начнет таскать подружек в дом – от шума можно будет сойти с ума.

– Не сошла же до сих пор, – усмехнулась женщина.

– А сколько здесь человек вообще собирается жить? – вдруг поинтересовался хозяин.

Яша в ту же секунду насторожился. Теща кожей это почувствовала. Он положил свою смуглую руку поверх материной, и даже взгляд стал жестче.

– А почему вас это интересует? – спросил он.

Хозяин переглянулся с женой. Та как-то неопределенно повела худыми плечами, словно не знала, что сказать.

– Ну, вы что-то про девочку говорили, – начал было он. Супруга его перебила.

– Вот, глядите. Это – детская, – сказала она, показывая светлую комнату, в которой не было и намека на присутствие детей, лишь стены сплошь зайки да мишки с воздушными шарами.

– Там, – тараторила продавщица, тыча пальцем в комнату напротив, – спальня для родителей. А здесь наша спальня, а там дальше – зал. Всем места хватит: и внучке, и молодым, и у вас будет своя отдельная комната, – выпалила та, преданно глядя в глаза Полине Яковлевне.

Селянка посмотрела с грустью на Яшу. Тот сжал ее пальцы в своей ладони…

– Тебе нравится? – спросил он, когда они уже ехали домой.

– Очень, сынок, – ответила вдохновенно женщина. Она уже знала, что этот дворец будет принадлежать ей.

***

Надежда Львовна и Антон Михайлович с нетерпением ждали приезда покупателей. Это было так сильно заметно, что Яша встревожился. Он хмурил черные брови, и все как-то поглядывал в сторону.

Что-то тут нечисто. Дом прекрасный, участок великолепный, даже детская площадка во дворе такая, что закачаешься! Вот и спрашивается: зачем продавать, когда, понятно, что лучше не найти?! – думал парень.

Мысли цыгана были близки и теще.

– Такой прекрасный дом, – проговорила Полина Яковлевна. – Извините, что спрашиваю, но почему вы продаете его?

Хозяева сразу посуровели и переглянулись.

– Сын со снохой разошлись, – ответил, тяжело вздохнув, Антон Михайлович. – Они с нами все жили, а потом сын другую встретил.

– Вот дочка и не смогла его простить, да и он сам подал на развод. Уж как мы его уговаривали остаться! – подхватила Надежда Львовна.

– Только сами понимаете, как ей остаться с нами, если разлучница через два дома живет. Вот она и уехала. Дочек, кровиночек наших забрала, – проговорил с тоской брошенный дедушка.

– Вот мы и уговорила ее, Сонечку нашу, что уедем все вместе. Антон вон какой еще сильный, да и я еще кое-чего могу. Как-нибудь проживем. Построили один дом, построим и другой. Лишь бы вместе быть с Любочкой, Ладочкой и Сонюшкой, правда?

Полина Яковлевна кивнула, соглашаясь, но тень, мелькнувшую по ее лицу, дед с бабкой заметили.

– Вы уж нас тоже извините, – вдруг сказал Антон Михайлович. – Мы с женой приметили, что вы родственники, но ведь не муж с женой? Да и на мать с сыном тоже не очень походите.

– Яша мне зять, – ответила покупательница, – детей, когда те родителей теряют, называют сиротами. Мужей, схоронивших жен – вдовцами. Не придумали лишь, как называть матерей, которые проводили своих детей в мир иной.

– О Господи, прости и помилуй нас грешных! – горячо прошептала Надежда Львовна, истово крестясь.

– Вот уж шесть лет минуло, как мы схоронили Свету. Малушка, дочка, совсем и не помнит ее. Зовет меня мамой. Яша сжалился, не забрал девочку. Так и живем, не тужим.

– Бедная ты, бедная, – запричитала Надежда Львовна, прижимая свои натруженные пальцы к щекам.

– А мы своему охламону сказали, что дочка у нас одна, и другой не надо. Коль уж ему покабелиться хочется, так, пожалуйста! Без тебя проживем, было бы здоровье. А коль Соня повстречает кого – не век же ей одной куковать – так мы и свадьбу сыграем. Она у нас такая, что в целом свете не сыскать! – сказал вдохновенно хозяин дома.