– А за кого мне еще беспокоится, – сказал он, глядя в окно, – вы моя семья.
– Яша, мы с Малушкой обеспечены всем. Все у нас есть. Я, слава Богу, здорова. Что еще нужно?!
Парень вновь сел за стол.
– Малушка совсем забыла маму, – вдруг сказал он.
Полина Яковлевна подняла голову. К горлу тут же подкатил горячий колючий ком. Она сделала над собой усилие, чтобы не расплакаться.
– Что же ты хотел?! Она еще совсем маленькая, – проговорила теща в ответ, а голос казался чужим.
– Я знаю, просто так быть не должно. Это я во всем виноват. Если бы Света не познакомилась со мной была бы жива, – совсем тихо произнес он.
Полина Яковлевна вздохнула. Сколько раз за эти последние два года думала об этом! Только как правильно говорил ее отец: если бы, да кабы, во рту выросли б грибы. Ведь именно его – этого черноглазого цыгана – мать обвиняла в болезни, страдании и смерти своей единственного ребенка. Каково это – схоронить дитя, выношенное, рожденное в тяжких муках, выращенное с любовью, а потом схоронить!? Что страшнее?
– Если бы бабка мне рассказала все, что ожидает Светочку со мной, я бы исчез. Уехал, и она бы осталась жива, – сказал Яша, тяжело вздохнув.
Теща с недоумением спросила:
– Не уж-то ты веришь во все это?
– Во что? – не понял он.
– Ну, в эти гадания-предсказания?
Цыган внимательно посмотрел на нее, поинтересовался:
– Считаешь, что все это – сказки?
– Конечно, а что ж иначе?! – твердо заявила женщина. – Света просто заболела и умерла.
– И от чего же? Просто так не умирают.
Полина Яковлевна вспыхнула:
– Ну, не от предсказания же?
Парень взглянул на нее и промолчал. Но, несмотря на все неверие женщины, сбылось еще одно предсказание старой цыганки: Ромала звала бабушку мамой…
Глава девятая
Время шло. Отец с бабушкой не могли нарадоваться на нее. Девочка, как и мама, не доставляла особых проблем. С каждым днем она все больше походила на Яшу. Если Света была тихой, спокойной, то Ромала на одном месте не сидела, словно юла вертелась. Глаза ее всегда блестели, а голос – звенел. Она прекрасно исполняла как русские, так и цыганские песни.
Яша больше не заикался о переезде семьи в город. Полина Яковлевна и подавно помалкивала. За столько лет она привыкла к селу, к людям. Наконец-то односельчане перестали судачить о Филимоновой и ее непонятных цыганских родственниках. Во-первых, тема устарела, во-вторых, было о чем другом поговорить. Например, о Вальке Губановой, которая еще в десятом классе в подоле принесла. Да, хоть бы от молодого кого, а то ведь от женатого Митьки Павлова. Вот его Машка насовала тогда зуботычин разлучнице! Та, правда, в долгу не осталась, и волос у законной супруги поубавилось! Что и говорить – красиво пластались девки! Если еще учесть то, что Машка вдвое тяжелей соперницы, то это было стоящее зрелище! Подробности смаковали целый месяц.
Потом попытался повеситься Гришка Ростов, который был влюблен в Аньку Кузову. Девчонка его отвергла и собралась замуж за Витьку Петрова. В день ее сватовства Гришку едва успели из петли вытащить. А его мать Витька поймал со спичками и соломой в руках под Анькиными окнами. Женщина и не отпиралась, что хотела «спалить суку крашенную», чтоб ее сынок не мучался.
Так что село не скучало…
Ромалу собирали в школу. Девочка с бабушкой съездили в город и купили все необходимое первоклашке. Девчушка была несказанно счастлива.
***
Полина Яковлевна закручивала банки с огурцами, когда увидела, что внучка вбежала во двор и, как показалось женщине, плакала. Она отложила закаточную машинку и, вытирая руки о передник, выскочила из дома. Девочку она нашла в кустах смородины. Та действительно плакала, размазывая по щекам слезы.
– Девочка моя, доченька, что случилось? – заквохтала бабушка, обнимая ребенка.
Малышка подняла на нее зареванное лицо и бросилась женщине на шею.
– Да, что случилось-то? Тебя кто-то обидел? Почему у тебя платье порванное? – забрасывала вопросами внучку Полина Яковлевна, но та лишь мотала в ответ головой и упрямо молчала. Бабушка схватила ребенка на руки и побежала в дом.
– Сейчас, сейчас, вот умоем мою девочку, и все будет хорошо, – приговаривала она.
После умывания, Ромала перестала плакать, но глаза на Полину Яковлевну все так же не поднимала.
– Выпей, доченька, – сказала женщина и протянула своему сокровищу кружку. Та послушно сделала несколько глотков и посмотрела ей в глаза.
– Мама, а что такое отродье? – вдруг тихо спросил ребенок.
Бабушка едва не выронила кружку из рук. Она медленно опустилась на лавку, чувствуя, как леденеют руки, а щеки наоборот горят.
– Кто это такое сказал? – выдавила она из себя.
– Не скажу. Я поняла, что это плохое слово, но что оно значит? – спросила девочка.
Полина Яковлевна сделала глубокий вдох, чтобы ушло невероятное и, наверное, поэтому необъяснимое ощущение надвигающейся беды. Хотелось даже посмотреть по сторонам, чтобы успеть вовремя загнать эту самую беду обратно.
– Это плохое слово, – ответила она, – забудь его.
– Значит, я правильно треснула К…, – тут Ромала запнулась и вновь поглядела на любимую бабушку.
– Значит, правильно, – невольно согласилась та.
– Мама, а ты цыганка? – вдруг спросила девчушка.
– Нет, я русская, – недоуменно произнесла женщина.
– А Света, ну то есть мама?
– И мама.
– А папа? Он кто?
Полина Яковлевна вздохнула.
– Он цыган. А почему ты спрашиваешь?
– А я кто?
Бабушка растерялась.
– Ты наполовину русская, а наполовину цыганка. Хотя, если разобраться, то в тебе есть и украинская и даже грузинская кровь. Но почему ты спрашиваешь? Что случилось?
– А какой крови во мне больше: маминой или папиной? – не унимался ребенок, ловко игнорируя встречные вопросы. Женщине ничего другого не оставалось, как просто отвечать.
– Ты сильно похожа на отца, такая же смуглая, черноволосая. Мама была светленькой, – ответила она и провела по черным кудрям малышки.
– Значит, папиной, – со вздохом подытожил ребенок.
– Да в чем дело-то? – вдруг разозлилась Полина Яковлевна. Острое чувство беды сжало сердце с новой силой. Понимала, что неспроста Ромала спрашивает о своих корнях.
– Баба, я цыганское отродье? – тихо спросила девочка и подняла на бабушку черные омуты своих больших глаз.
Руки разжались, и кружка, выпав из рук Полины Яковлевны, разлетелась на мелкие осколки. Она почувствовала, как жар поднимается к голове, будто вся кровь побежала в этом направлении, и от этого холодеют ноги, а в желудке образуется ледяная пустота. «Вот и все. Началось» – пронеслось в голове. Она пару раз глубоко вздохнула, чтобы унять стучащую в висках кровь.
– Ты никакое не отродье! Ни цыганское, никакое! – твердо заявила женщина, глядя прямо в глаза Ромале. – Ты прекрасный и замечательный ребенок. Да и на какие такие национальности распределение вдруг? Мы живем в самой лучшей стране мира – в Советском Союзе! У нас пятнадцать республик. Национальностей, а уж тем более народностей – пруд пруди. Больше сотни! Кто тебе сказал, а? Ну, быстро говори! – негодовала бабушка.
– Не скажу! – ответила девочка и побежала в свою комнату.
Полина Яковлевна проводила ее глазами.
– А ведь не скажет, – тихо проговорила она. – Характером в мать пошла. Это хорошо.
Но разговор с внучкой долго не шел из головы. Кто мог такое наговорить ребенку? Да хоть кто! В глаза главному бухгалтеру сельской администрации, конечно, никто ничего не говорил. Но свадьбу Светы с Яшей не забыли, и пожары не простили. Только дочь давно в могиле, цыган в разъездах, вот и вымещают все на ребенке, к тому же она еще и безответная. Еще не научилась платить злом за зло. Но сдачи дает, а это хорошо… Треснула К… Кого из детей зовут на «К»? Да и ребенок тот ведь не виноват по сути. Всяко, с родительских слов сказал. Так это же Катька Матушкина, дочка Матвея, главного конюха! Теперь все ясно. Только этот конфликт между детьми – лишь первая ласточка. Дальше будет хуже…