Мать посмотрела на серые тучи, висевшие над селом.

– Может, не поедешь? – робко спросила она. – Вон какие тучи! Не иначе как гроза будет.

Но она знала уже давно, что Света не меняет принятых решений. И если уж она собралась ехать за ягодой, то поедет обязательно. Вот и теперь она поправила косынку, сидя в кузове грузовика.

– Ну, ладно, – крикнула девушка напоследок матери, и хлопнула по кабине, – трогай, Вась!

Машина затарахтела и поскакала по ухабистой дороге, а из кузова доносился нестройный ряд девичьих голосов.

А мать смотрела вслед машине, туда, где мелькала голубенькая косынка ее дочери, и сердце все сильней сжималось. Не иначе к беде.

***

– Ну что, Вась, надолго все это? – спросила Света усатого шофера, который матерился, копаясь под капотом "Зилка". Девчонки молча стояли с ведрами в руках возле заглохшей машины. Вася окинул притихших девушек, почесал затылок, захлопнул крышку капота.

– Да часа два провожусь, – ответил он.

Девчонки недовольно зажужжали роем пчел. Света вздохнула, повернулась к ним.

– Ну, что делать будем? – спросила она.

Подруги высказывали разные мнения. Одни предлагали остаться на дороге и подождать, пока шофер не починит свой тарантас. Другие же – побродить по ближним лугам, авось что-нибудь да наберут. Света же глядела на извивающуюся вдалеке ленту реки.

– Вась, до нашего места сколько километров отсюда? – спросила она.

Тот вскинул голову и посмотрел туда же, что и Света, поднеся ладонь к глазам, хотя солнца не было.

– Да километров пять – шесть будет, – ответил он.

– А если напрямую?

Вася хитро прищурился.

– Версты три, – сказал он, и, увидев, как она повязывает косынку да застегивает куртку, усмехнулся: – Пехом попрешь?

Света же оставалась серьезной.

– Не так это и далеко, – проговорила она и посмотрела на девушек.

Те, заметив ее сборы, не проявили желания идти через луга и поля на ягодное место.

– Давай подождем, – робко предложила Мария и тут же осеклась.

– А если он провозится до вечера? – проговорила Света. – Нет уж, я не для этого приехала сюда, чтоб мошку кормить.

С этими словами она развернулась и зашагала к виднеющейся вдали реке. Вслед за ней никто не спешил. И она сама не знала, что идет навстречу своей судьбе.

***

Света всё шла и шла. Над лугами стояла духота, казалось, в воздухе просто нет кислорода. Тут, будто назло, из-за туч выглянуло солнце, и от этого стало только хуже. Света расстегнула куртку, и только успевала отмахиваться веткой от назойливых насекомых. Перед ее глазами простирался луг, и от цветов поднимался тяжелый пьянящий дурман. До реки уже было рукой подать, как вдруг девушка услышала голос. Она пошла медленнее, вглядываясь вдаль. Голос с каждым шагом звучал всё громче, и через пару минут она смогла разобрать, что это не разговор, а песня. Причем пел парень, и не на русском. Она сделала еще несколько шагов, остановилась и невольно заслушалась.

Голос плакал надтреснутой скрипкой, и душа переворачивалась от чего-то необъяснимого; и хотя слова оставались непонятыми, сразу было ясно, что песня о горькой любви. И какой же красивый мотив всё лился и лился над лугом! Сама Света никогда не пела, только в массовке в дороге, да и то, ее завывания не лезли ни в какое сравнение с этим чудесным голосом. Она, как завороженная, прошла немного вперед и увидела в высокой траве лежащего парня. Он вскинул голову, заметил девушку и быстро поднялся. Света отступила назад. Перед ней стоял молодой красивый цыган. Высокий, кудрявый, черноволосый, белозубый, в цветастой рубахе, расстегнутой на груди; он стоял, глядел на девушку и улыбался широкой открытой улыбкой.

– Не бойся, красавица, – сказал он ласково, и от его голоса мурашки побежали по спине девушки.

– А я и не боюсь, – ответила она.

– Откуда путь держишь? – спросил он, а глаза так и светились задором.

– Из дома, – сказала Света, – за земляникой иду. А ты откуда?

Парень махнул рукой в сторону реки.

– Там стоит мой табор, – пояснил он.

– А дом твой где?

Он в ответ рассмеялся:

– Я не прячу себя в четырех стенах. Весь мир – мой дом!

Девушка отвела глаза от жгучего красавца.

Цыган! Ни дома, ни кола, ни двора. Перекати поле. Все они побирушки, шарлатаны, вруны и страшнее того – воры! С ними нельзя иметь дело, – так думала Светлана, стараясь не встречаться глазами с парнем.

– Тебя случайно не Светой зовут? – спросил он.

Она вздрогнула.

– Откуда узнал?

– Моя бабка хорошо гадает, далеко видит, – не унимался цыган, – вот и мне досталась толика ее дара. Да и имя тебе другое не подойдет. Беленькая ты, красивая, будто свет солнечный!

Он замолчал, но глаз не опускал. Она же тоже не могла отвести взгляд от блестящих угольков его взора.

– А меня Яшей зовут, – представился он, – еще называют Цыганом или Черным. Так куда ты шла?

Как прошел тот первый день их знакомства, она с трудом потом могла вспомнить. Он заворожил ее речами. Вдвоем собирали ягоды, и он пел, а она с замирающим сердцем слушала этот дивный голос. А когда уже приехали девушки, он все равно был рядом со Светой, и она вдруг ощутила себя красивой. Именно такой, как описывал ее Яша: красивая и светлая, как солнечный день. Вечером с полными ведрами ягоды девушки уехали, а он остался. Подружки пытались разговорить Свету, но та будто не сидела рядом, а была далеко. Рядом с чернооким парнем.

Ночью она лежала без сна. Бледная луна бесцеремонно заглядывала в окно, освещая комнату. Занавески подрагивали от ветра, а в траве стрекотали цикады. Душа же была в смятении. Неужели это оно? Оно, то самое чувство, о котором она только слышала и еще ни разу не испытывала сама?

А по селу гуляли парни с девчатами: было слышно, как лают собаки, будто эстафету передают со двора во двор. Сейчас дойдут и до Светиного дома. Лайма залаяла сурово, потом заворчала недовольно и замолчала. За окном девушкиной спальни послышался шелест кустов, затем хрустнула ветка сирени, и раздался легкий стук в окно. Света замерла на кровати: уж не показалось ли ей? Стук повторился, но теперь уже более уверенно и настойчиво. Она с отчаянно колотящимся сердцем спрыгнула с постели и, подскочив к окну, распахнула его настежь. Глянула вниз и опешила: там за окном стоял ее черноглазый Яша. Он легко, как кошка, запрыгнул на подоконник и уже стоял перед ней с горшком герани в руках.

– Свет, чего это там у тебя? – сонно пробормотала Полина Яковлевна из другой комнаты. Света прижала палец к губам и отобрала цветок у Яши.

– Да, это Мурка в сад выпрыгнула, – ответила она, – спи, мама.

Потом прошла на цыпочках по комнате, вышла в коридор, и Яша услышал ее голос:

– Я дверь твою закрою, а то эта зараза еще тебя поднимет. Ты спи, мама. Спокойной ночи.

Вновь послышались ее шаги, и Света, плотно закрыв дверь, кинулась на Яшу.

– Ты зачем пришел? Уходи сейчас же! – зачастила она шепотом.

А тот улыбался, и белые зубы блестели на черном лице. Света смотрела на него и чувствовала, как гнев ее покидает. Он взял ее за руку, и ладонь у него была горячей, и у девушки не было сил даже вырвать руку.

– Уходи, – прошептала она, а сама вдруг испугалась, что он действительно может уйти.

Яша же взял и другую руку, сжал ее холодные пальцы. И Света будто лишилась воли. Она заворожено смотрела в его глаза, а сердце испуганной птицей билось в груди, отдаваясь в висках. Вдруг Яша вздрогнул, будто вспомнил что-то, сунул руку за пазуху и выудил букет полевых цветов.

– Это тебе, – тихо сказал он.

Девушка растерянно смотрела на него, а руки сами взяли цветы и машинально поднесли к лицу. Света вдохнула их аромат и различила среди запахов разнообразных цветов один едва уловимый. Он был знаком, и она поняла, что так пахнет волей, свободой, ветром. И Яша, этот черноглазый цыган, пахнет так же: полем и ветром. Она вновь подняла на него глаза. Он уже сидел на подоконнике, и его ноги свисали по другую сторону. Света бросилась к нему, но Яша спрыгнул на землю. Девушка высунулась из окна, и вдруг перед ней возникло знакомое и уже любимое лицо цыгана. Оно было так близко, что дыхание парня касалось ее щеки. Он, уцепившись за подоконник, приподнялся на руках и коснулся горячими губами губ Светы – девушка просто не успела отпрянуть. Она лишь охнула, шарахнувшись в комнату.