Что пережила девушка, услышав этот приговор, словами не передать. Она рыдала и пробовала все, что ей только не советовали сделать, чтобы остановить кровотечение. Но все было тщетно. Две недели назад Света, похудевшая и бледная, вернулась из больницы. Яша осел дома. Он делал все, чтобы облегчить страдания жены. А три дня назад у нее опять поднялась температура, и ее госпитализировали.

Мать рыдала в трубку, потом кое-как выдавила:

– Да что это за врачи такие? Что ж вы к другим не сходите? Съездили бы в город…

– Полина Яковлевна, мы уже четыре месяца живем в Воронеже. Здесь очень хорошие специалисты. Уж поверьте на слово, – ответил цыган и добавил: – а за деньги они еще лучше делаются.

– Ты уж, Яшенька, не скупись, – запричитала мать, – я тебе, если нужно, деньги отдам, лишь бы…

– Да как вы можете? – вскричал парень так, что женщина перестала плакать. – Да я за Свету… душу дьяволу!… А вы?

Слова давались ему с трудом, и он, видимо не выдержав, бросил трубку. Теща еще больше заревела, услышав частые гудки…

Минуты две она все никак не могла успокоиться. И тут зазвонил телефон. Женщина схватила горячую трубку и затараторила, давясь слезами:

– Яша! Яшенька! Прости меня, дуру старую. Совсем ум потеряла от горя. Сам знаешь, одна она у меня… Вот и страшно…

И она вновь заплакала.

– Это вы меня извините, – ответил парень тихо…

***

Он звонил каждый день. Иногда Полина Яковлевна задумывалась над тем, во сколько обходятся эти телефонные разговоры зятю. Но такие думы она отбрасывала. Яша не стеснен в средствах, а потому мог себе это позволить. Лишь спустя время к ней пришла поздняя благодарность – ведь парень не названивал бы ей каждый день, если бы не знал, как мечется и волнуется теща. Ему это было не безразлично. Он переживал за Свету вместе с ней.

Наконец, девушку выписали из больницы, и мать, наученная зятем – никаких слез, переживаний, только положительные эмоции – весело щебетала с той по телефону, тихо радуясь тому, что дочь не видит, как у матери сводит скулы от слез, подкатывающих к глазам. Света отвечала на все вопросы тихим, уставшим, каким-то высохшим голосом… Уже положив трубку, Полина Яковлевна уткнется в подушку и долго-долго будет рыдать от непосильной тяжести на сердце.

В середине августа Света вновь окажется в больнице. Но мать узнает об этом только перед самой кончиной дочери…

За окном лил дождь. Холодный противный дождь. Август походил на жуткий промозглый октябрь. Дороги размыло, даже в реке заметно поднялся уровень воды, а дождь все лил и лил, не останавливаясь ни на минуту. Он то бил по крышам домов как по барабану, то переходил на едва заметный шепот. Солнце скрылось за серыми облаками, которые будто приколотили гвоздями к небу над родным селом Светланы. Они висели над головами людей. И от них, дождя грязи, доходившей до колен, становилось тоскливо на душе.

Лайма зарычала, потом захлебнулась громким лаем, и вдруг стала тихо поскуливать. Во дворе раздались голоса. Полина Яковлевна спросонья натягивала халат, щурясь с непривычки от яркого света.

– Кто же это на ночь глядя? – ворчала она, нашаривая босыми ногами тапочки.

В дверь забарабанили.

– Иду! Иду! – закричала она, выскочив в сени, – Кто там?

– Полина Яковлевна, это я, Яша! – раздался знакомый голос.

– Яша! – обрадовалась женщина и стала трясущимися руками отодвигать запор.

Тяжелая дверь раскрылась, и в ее проеме появился Яша с большим свертком на руках.

– Проходи, сынок, проходи, – тараторила радостно мать.

Следом за зятем вошел его младший брат с маленькой Ромалой на руках. Дверь за ними закрылась. Полина Яковлевна, дрожа от холода, осталась стоять в недоумении: а где же Света?

Она вошла в избу. Яша вышел из Светиной комнаты с женскими босоножками в руках. Что-то в его облике насторожило женщину и даже напугало, но что именно, она не сразу смогла понять. Парень молча поставил обувь у двери и вернулся в комнату, из которой доносился веселый голосок Ромалы. Полина Яковлевна, прижимая замерзшие руки к груди, вошла за цыганом. В комнате горел только тусклый ночник, который давал мало света и отбрасывал уродливые тени. Яша стоял, склонившись над кроватью.

– Яша, а где Света? – недоуменно спросила мать.

Ромала посмотрела на бабушку и будто что-то поняла. Она подбежала к кровати и, протянув ручку, четко сказала:

– Мама.

У пожилой женщины по спине пошел озноб. Яша повернулся к ней и сделал шаг назад от кровати. И у бедной матери земля поплыла перед глазами, а ноги в коленях подломились. Руками она зажимала рот, чтобы не закричать от ужаса в голос. На постели лежало нечто. И оно меньше всего походило на ее ребенка. Если это и была женщина, то столетняя, изможденная старуха. Под одеялом покоилось бестелесное существо с облаком белых волос на голове. Веки были закрыты, и одеяло, казалось, не поднималось на костлявой груди от дыхания, таким тяжелым оно было.

Полина Яковлевна сделала шаг, ноги подломились, и она обязательно бы упала, если бы Яша не подхватил ее под руки и не выволок из комнаты. Он влил в нее валерьянку и усадил на стул. Парень суетился возле нее, а ей казалось, что она не живет. В груди поднималась какая-то давящая тяжесть и медленно заполняла несчастную мать, пока не достигла горла. Теща смотрела на Яшу вылезшими из орбит глазами и открывала рот, из которого вырывался хрип. Она не сводила с зятя глаз и хрипела, пытаясь схватить открытым ртом больше воздуха, который, казалось, застревала где-то по пути, так и не достигая легких. Парень испугался не на шутку. Схватил стакан с водой и влил ее в женщину. Та глотала, вцепившись деревянными пальцами в руку зятя. Когда Яша отпустил ее, она моргнула и завыла, рухнув на пол. Парень смотрел на мать, потерявшую от горя рассудок. Он подхватил ее с пола, ставя на ноги, но стоять она не могла, и тогда он вытащил ее в сени. Там он усадил тещу на стул, и та, уронив голову на руки, завыла, запричитала, зарыдала. Яша стоял рядом, повесив голову.

***

Она уже не ощущала холода, она вообще ничего не чувствовала, не видела и не слышала. Перед глазами стояла кровать с больной дочерью на ней. Мать не нуждалась в объяснениях – Света умирает. Догрызает ее непонятная болезнь, высушила она молодое здоровое тело, обглодала душу, а кто в этом виноват?

Полина Яковлевна, прижимая холодные пальцы к лицу, раскачивалась из стороны в сторону. Горе – тяжелое, непосильное – ложилось на плечи матери, опустошая ее до дна души. Тут Яша заботливо укрыл женщину пледом, и она подняла глаза. Он! Он виноват во всем! Он злыдень! Это он заморочил голову ее кровиночке, загубил жизнь ее молодую. Сам-то, поди, ждет – не дождется, когда Света умрет. Возьмет и охмурит еще какую-нибудь дурочку. Запудрил мозги бедной девочке, лишил мать единственного счастья. Чтоб ему пусто было! Света умирает, но и он жить не будет! Убить его мало! Убить! Убить! Горячая волна поднялась к голове женщины, ненавистью налились глаза, и тут она бросилась с кулаками на Яшу. Не ожидая ничего подобного, парень еле устоял на ногах. А Полина Яковлевна с охватившим все ее существо отчаяньем, настоянном на злобе, хлестала его, давясь слезами. Цыган не отбивался, просто уворачивался от ударов обезумевшей от горя тещи, а та била все слабее и слабее по широкой груди. Наконец она ударила в последний раз и навалилась на парня. Тот обнял ее за плечи, и женщина, уткнувшись лицом в его рубаху, зарыдала.

Они – теща и зять – просидели в сенях до первых петухов. Женщина внимательно, уже без слез и истерики, слушала парня. А тот курил сигарету за сигаретой, зажигая следующую от предыдущей. Вот, что он рассказал о Светлане. Врачи разводили руками. Им была не ясна причина болезни девушки. Ей сделали три операции, но они не спасли девушку. А когда, три дня назад ее отправили на четвертую, Света отказалась. Она, высохшая, как лист клена по осени, бледная, уставшая, заявила мужу: