Вид у нее еще более растерянный, чем у меня, но как только я стаскиваю маску, ее лицо проясняется, она широко улыбается и кидается мне на шею.

Я никогда еще не видел ее такой счастливой.

Настороженности и язвительности как не бывало. Она такая мягкая и теплая.

Мы стоим, обнявшись, целую вечность, но в конце концов я отстраняю ее от себя.

— С твоими ногами все в порядке?

— Тсс, давай не будем терять времени. Я не знаю, сколько его у нас осталось. По всей видимости, меня сегодня убьют.

Она говорит это таким тоном, будто ей все равно.

— Все-таки скажи лучше, как твои ноги?

— С ними все в порядке, — отвечает она и весело улыбается мне. — Кому какое дело до моих ног? Я не думаю, что они понадобятся мне там, куда я собираюсь!

Сегодня ее не узнать, она стала совсем другой. Хошико прижимает палец к моим губам, а затем целует.

В тот вечер, когда впервые увидел ее, моя голова пошла кругом. Оказывается, я просто не знал, что такое настоящее головокружение. Голодная жадность ее губ передается мне. Вряд ли у нас получилось бы разомкнуть объятия, даже если бы мы этого захотели. Впрочем, мы даже не пытаемся это сделать.

Когда я целую его, мне кажется, будто я падаю.

Нужно остановиться, но я не могу. Не смогла бы, даже если бы захотела.

Пусть меня пытают, жгут, убивают, но им никогда не отнять у меня эти мгновения. Я сохраню их внутри себя, несмотря ни на что.

После поцелуя мы разговариваем. Разговариваем обо всем. О ее жизни, о моей жизни. О наших родных и друзьях. О глупых и серьезных вещах.

Я не рассказываю ей ни о зомби, ни о том, что случилось с Прией. Возможно, когда-нибудь, но только не сейчас. Я беру эти образы, клокочущие во мне, как раскаленная лава, и прячу их в глубинах своего сознания. Я запираю эту пузырящуюся магму под земной корой; эти образы слишком сильны, чтобы оставаться там всегда, но в данный момент они должны оставаться внутри меня.

Я сосредоточусь на Хошико: единственной, кто остался у меня в этом мире.

Мы одни, вокруг никого. Мы будто подвешены в каком-то безопасном пузыре, где ничто не способно причинить нам боль. Я знаю, что нам должно быть страшно, нам следует паниковать, но этого не происходит.

Мы — воплощение спокойствия. Нам хорошо и уютно. Я бы даже сказал, что мы разомлели. Мир сошел с ума — причем давно сошел с ума, — и я не знаю, выйдет ли кто-нибудь из нас отсюда живым, но сейчас я чувствую лишь спокойствие. Значение имеет только то, что происходит прямо здесь и сейчас.

Знаю, большинство людей скажут, что мне повезло. Что я всегда имел все, что хотел, по крайней мере, в материальном смысле: уютный дом, дорогую одежду, учебу в престижной школе. Но, несмотря на это, так хорошо, как сейчас, мне не было никогда прежде. Мне как будто всегда чего-то недоставало, но сейчас нашелся недостающий кусочек пазла, здесь, на самом краю смерти. Я собрал себя целиком.

Несколько позже возвращается Амина. Мы с Беном всего лишь сидим на кровати и разговариваем, но когда она входит, отскакиваем друг от друга, как ужаленные, со смущенными улыбками на губах. К счастью, она ничего не видела.

Впрочем, ей не до смеха.

— Послушай, — говорит она. — У нас мало времени, Хоши. В любую минуту за тобой могут прийти. Что касается Бена, то семья наконец согласилась сообщить о его исчезновении. Они подключили к поискам практически всю полицию, так что теперь его обнаружение — лишь вопрос времени.

В комнате становится тихо, после чего она осторожно продолжает:

— Бен, если ты получил то, что хотел, возможно, еще не поздно. Может, мать будет только рада замять эту историю. Думаю, ей хватит власти и влияния сделать так, чтобы все как можно скорее забыли об этом. Мол, подумаешь, наивный парнишка поддался глупому юношескому порыву! Ты еще можешь вернуться к привычной жизни, мы тоже постараемся жить дальше.

— Нет! — Бен обнимает меня и крепко прижимает к себе. — Я остаюсь с Хошико!

— Бен, это твой последний шанс. Решение, которое ты примешь сейчас, будет окончательным. Назад дороги не будет. Никогда. Это не игра. Все реально, все серьезно.

— Знаю. — Бен еще крепче прижимает меня к себе.

— Отлично. Теперь послушай, что тебя ждет.

Она испытующе смотрит на Бена.

— Это особая информация, ее мы не сообщаем даже тем, кто месяцами доказывает свою верность сопротивлению.

Бен серьезно кивает. Он понимает это даже лучше, чем я.

— Тебя спасли артисты. Они окружили нас со всех сторон, чтобы охранники не увидели, как мы запихиваем тебя в ящик. Ради тебя они рисковали своими жизнями.

— Но почему?

— Потому что каждый взрослый Отброс дал тайную клятву сделать все для того, чтобы положить конец этому безумию. Мы намерены помочь вам обоим выбраться отсюда и уехать навсегда.

Я не понимаю, о чем она говорит.

— Что ты имеешь в виду, говоря о клятве? Почему я не знала об этом раньше?

Она выглядит немного смущенной.

— Я все хотела рассказать тебе, да никак не было возможности. Я собиралась сделать это в ту ночь, когда мы стояли у окна, но ты так устала…

— Устала? Есть какая-то тайная клятва, а ты не сказала мне об этом, потому что я, видите ли, устала! Я не ребенок, Амина! Я не Грета!

— Знаю, прости. Но ты была ребенком, когда я сама впервые узнала об этом. Мне следовало держать это в тайне, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы все понять.

— Ты должна была сказать мне это много лет назад! Неужели ты мне не доверяешь?

— Доверяю. — Она смотрит прямо мне в глаза. — Я доверяю тебе больше, чем всем остальным. Прости, мне очень жаль, но сейчас нет времени на обсуждения. В данный момент я должна спасти ваши жизни.

— Но почему именно наши? Почему в первую очередь нужно помогать именно Бену и мне? Отбросы погибают каждый день.

— Потому что я сумела убедить важных людей в исключительности данной ситуации. Подумай сама. Не кто иной как сын Вивьен Бейнс убегает из дома, врывается в цирк и нападает на сотрудника службы безопасности, потому что ему нравится девушка-Отброс. И не просто девушка-Отброс: Кошка, самая известная артистка цирка. Это очень серьезно. Можешь себе представить, что будет с доверием к правительству, когда об этом станет известно всем?

Она смотрит на меня, и ее взгляд становится нежным.

— Я люблю тебя, Хошико, ты моя семья. Ты единственная, кто удерживает меня здесь, кто придает мне сил жить дальше. Я не переживу твоей смерти. Вам обоим дан шанс: не упустите его. Уходите отсюда и даже не оглядывайтесь назад.

Почему у меня такое чувство, будто она прощается со мной?

— А ты не с нами?

— Нет, — вздыхает она. — Слишком поздно.

— Но ты не можешь сдаться!

Она улыбается мне, но по ее щекам текут слезы.

— Я не сдаюсь. Я помогаю тебе. Понимание того, что ты это сделаешь, что ты будешь свободна вдали от этого места, — именно оно поддерживает меня сейчас. Именно он придает всему смысл. Вас двое — за вами будущее. Не позволяйте никому говорить, будто вам не дано ничего изменить. Еще как дано! Когда тебе было пять лет, я поняла: ты не такая, как все мы, остальные.

Я слишком хорошо знаю Амину и потому понимаю: переубеждать ее бесполезно. Но я не могу бросить ее здесь, не могу забыть тех, кто мне дорог.

— А как же Грета? — спрашиваю я. — Она тоже должна пойти с нами.

— Нет! — Ее голос тверд, как никогда. — Слишком рискованно, мы не сможем тайком вывести сразу троих. Обещаю, что буду и дальше заботиться о ней, оберегать ее.

Она лжет мне так же, как я лгала Грете. На самом деле Амина не в состоянии ее защитить.

— Но я не могу бросить Грету! Я не могу без нее! Не могу без тебя! — Какая-то часть меня понимает, что я говорю слишком громко.

— Хошико, тише! Прекрати спорить, у тебя нет выбора. Мне пора идти, нужно еще кое-что сделать.