Его слова — чистая правда. Каждый раз, когда погибает один из нас, возникает большая шумиха. Публика и пресса внезапно сходят с ума, и нас неделями поджидают у дверей. Цены на билеты, которые расходятся как горячие пирожки, поднимают почти в два раза.

Я вздрагиваю, когда смотрю ему в лицо и вижу жадный блеск в его глазах. Он смеется над моим испугом.

— Не волнуйся, ты будешь не одна. Кто-нибудь еще составит тебе компанию.

Все так же мерзко ухмыляясь, Сильвио поворачивается и бросает взгляд через всю через арену.

Интересно, на кого он смотрит? Оказывается, на Грету. Она исполняет роль добровольной няньки для Боджо. Она единственная, кого признает обезьянка, кроме Сильвио. Боджо сидит у нее на плече и грызет банан. Он смотрит на Сильвио полным обожания взглядом. Куда хозяин, туда и глазки обезьяны. Грета тоже исподтишка посматривает на нас. Я знаю, она в панике от его слов, от всех этих приготовлений, что разворачиваются перед ней.

— Сильвио, ты не можешь рисковать Гретой. Ты сам так сказал. За ней будущее трапеции.

Сильвио сокрушенно качает головой.

— Ты постоянно совершаешь одну и ту же ошибку. Тебе кажется, что вы незаменимы. Увы, это не так. Вы — расходный материал. Незаменим только я. Таких, как ты, найдется не одна сотня. К нам уже стоит целая очередь просто на тот случай, если с одним из вас случится что-то ужасное.

Я пропускаю мимо ушей его намеки и снова возвращаюсь к разговору о Грете.

— Ты только посмотри, Сильвио, как Боджо ее любит! Она единственная кроме тебя, кто умеет о нем заботиться.

Мои слова заставляют его задуматься.

— Хм, возможно, ты права. Впрочем, нет, он забудет о ней после первого же ореха. Знаешь, я думаю, что лучшим вариантом будет, если вы обе умрете. Но я никак не могу решить, кто должен уйти первым. Ты — яркая звезда, чьего падения зрители ждут уже очень давно. Грета, с другой стороны, такая хорошенькая малышка. Чистые обожают смотреть, как умирают дети. У них будет потрясающий день, если мы сможем показать им еще одну двойную смерть, особенно после той шумихи, которую пресса устроила после вчерашнего происшествия с акулами. Ладно, отдадим все на волю судьбы, пусть решает она. Ты уж извини, Хошико, — он противно ухмыляется, — но приказ министра для меня закон.

Довольный своей остротой, он разворачивается и на ходу щелкает пальцами. Боджо со всех ног несется за ним следом.

Я не допущу смерти Греты.

Она не сломалась, как я, она еще не изуродована внутри. В ней есть невинность, которую цирк еще не сумел отнять. Я не думаю, что у него когда-нибудь получится. Грета просто лучше всех нас. Вот что делает ее такой привлекательной на сцене, такой светлой.

Теперь я ничего не могу сделать, чтобы выжить. Смерть ждет меня в любом случае, но Грета должна жить. Чего бы это ни стоило, я спасу ее.

Оказавшись у начала дорожки, я наткнулся на толпу людей.

По сравнению с предыдущим вечером это место не узнать. Повсюду на деревьях развешаны фонарики из тыкв: в каждом горит свеча, отбрасывая зловещий подрагивающий свет. Над деревьями и шатрами высятся гигантские фигуры: оборотни, демоны, привидения, зомби. Все до одной механические.

Их рты, глаза, руки двигаются вверх-вниз. Над моей головой, сверкая горящими глазками, носятся стаи летучих мышей. Для большего эффекта время от времени со всех сторон раздаются вопли ужаса, омерзительный хохот, грохочет гром и сверкают молнии.

Неудивительно, что публика прониклась духом предстоящего представления: все пришли в великолепных костюмах. Вокруг меня толпятся ведьмы, чародеи, скелеты и пираты.

Невозможно угадать, кто скрывается под маской. Призрак и вампир впереди меня обнимают друг друга за плечи. Похоже, это супружеская пара. Мимо с визгом проносятся две небольшие тыковки, за которыми гонятся чародей с ведьмой, по всей видимости, их родители. Египетская мумия медленно толкает перед собой коляску, украшенную паутиной. Внутри, сияя беззубой улыбкой, сидит малыш в симпатичном пушистом костюме монстра.

Все эти люди пришли сюда посмотреть, как цирк будет издеваться над Отбросами. Посмотреть, как кто-то их них умрет. Они даже привели с собой детей! Ну почему раньше я не понимал, что это просто гнусно? От этой мысли мне хочется кричать, но я лишь опускаю голову, чтобы не привлекать к себе внимания.

Самое безопасное место — эпицентр толпы. Поэтому я пристраиваюсь к большой группе зрителей и плетусь вслед за ними по дорожке.

Цирк Отбросов — это целый городок: здесь масса небольших строений и дополнительных залов, которые соединены между собой крытыми воздушными переходами, похожими на паучьи лапки. На общей территории помимо всего прочего располагается главная арена, где проходят грандиозные представления, в частности, с участием Хошико.

Идея, как мне кажется, состоит в том, что одна и та же программа никогда не повторяется дважды. Это делается нарочно, чтобы зрители приходили снова и снова — посмотреть любимые номера и те, которые никогда не видели.

Первый на очереди — аттракцион на лужайке: люди платят деньги, чтобы швырнуть что-нибудь в парочку Отбросов — мальчика и девочку, закованных в колодки возле позорного столба.

У обоих на голове глубокие раны, особенно у мальчика. Кровь стекает ему на лицо, но никого это не волнует: группа Чистых продолжает швырять в него чем попало. Я замечаю, что они специально целятся в мальчика, как будто чувствуют его слабость и хотят наказать за это.

Рядом с позорным столбом вывеска:

К аттракциону выстроилась очередь. У всех явно чешутся руки. Правда, я не вижу, чтобы кто-то выбирал губки. Все предпочитают железные шары.

Я смотрю на них и задаюсь вопросом: наверное, в масках и костюмах причинять боль этим несчастным намного проще? Никто не видит их лиц, никто не знает, кто они такие. Впрочем, может, и нет. Может, они такие всегда.

Будь я посмелее, то обязательно сейчас совершил бы что-нибудь героическое. Я бы приказал им прекратить, я бы грудью загородил этих несчастных детей. Увы, я могу только стоять и смотреть. Все, что мне твердили с детства, что мы, Чистые, высшая раса, что мы настоящие люди, что мы добрее и человечнее Отбросов, — это ложь.

Вся моя жизнь — одна большая ложь.

Как только Сильвио уходит, Грета бежит ко мне через всю арену и бросается в объятия, как будто мы не виделись несколько недель.

— Что он сказал? Зачем там этот шест?

— Не знаю, — мне стыдно смотреть в ее огромные, доверчивые глаза. — Сказал только, что в номере будут изменения, не знаю какие.

— Он сказал, чтобы я была готова к первому выходу, — у Греты испуганный вид. Я отлично ее понимаю. — Что мы с тобой выступаем вместе. Но почему именно сейчас? Мне казалось, что сегодняшняя программа уже готова.

— Я понятия не имею, что происходит, Грета. Знаю лишь одно: его замысел должен впечатлить публику.

Я отворачиваюсь от нее. У меня язык не поворачивается повторить его слова.

Я должна быть сильной ради нее. Грета никогда не видела моих слез. Кстати, Сильвио тоже. Я не доставлю ему такой радости. Что они будут делать, если я просто рухну здесь и не сдвинусь с места?

Я думаю о Бене, и от этой мысли мне становится грустно. Потому что мы созданы друг для друга. Я это точно знаю. В ином времени, в ином месте это было бы началом целой истории. Истории, которая не должна оборваться, толком не начавшись.

Раньше я никогда не тревожилась за свою жизнь. Меня больше волновала безопасность Греты или Амины. Только не подумайте, будто я святая мученица или что-то в этом роде, это совсем не так — просто я понимаю, что расстаться с жизнью, если в ней нет ничего хорошего, нетрудно. Ради чего мне жить? Ради кого?