Я смотрю на Стэнли, бесстрастного, невозмутимого, как всегда. Как поступить, чтобы заставить его проявить какие-то чувства? Чтобы он рассказал мне, что он на самом деле думает? Я тяжело вздыхаю.

— Пойдем, — говорю я. — Пойдем отсюда. Едем домой.

Я знаю, что зашла слишком далеко, поняла это еще до того, как Сильвио вытащил меня из комнаты. Как только мы оказались вдали от глаз зрителей, он прижал меня к стене и схватил за горло.

— В какие игры ты играешь, девочка? Ты отклонилась от сценария… твой ответ был провокационным! — Его глаза всего в считаных миллиметрах от меня, они пылают яростью. — Ты забыла, с кем разговариваешь? Ты знаешь, что ты могла наделать?

Что он имеет в виду? С кем я разговаривала? Он что, имеет в виду того мальчишку? Вчера вечером тот был в ложе для особо важных персон. Кто он такой?

— Я просто сказала правду, — отвечаю я. — Ты ведь тоже Отброс, Сильвио, ты должен чувствовать то же самое!

Он отпускает мое горло и толкает так сильно, что я падаю на пол.

— Как ты смеешь сравнивать себя со мной? Я не просто Отброс! Не такой, как все остальные! Чистые меня ценят.

Я смотрю на него. Боже, он действительно в это верит.

Меня душит смех, я ничего не могу с этим поделать:

— Ты для них просто еще одно цирковое животное, Сильвио, неужели ты не понимаешь? Они убьют тебя, как и всех остальных, когда высосут из тебя все соки.

— Нет! — Он больно ударяет меня, раз за разом, продолжая говорить. — Ты не права! Я не похож на всех вас!

Мои бедные чувствительные синяки беспомощно протестуют против новых ударов. Мне нужно держать язык за зубами, но, как всегда, не удается следовать этой разумной мысли.

— Сильвио, — с усмешкой говорю я. — Они никогда не примут тебя за своего.

Он поднимает меня на ноги, а затем швыряет к стене. Я больно ударяюсь затылком.

— Как ты смеешь! Я уже выжал из тебя все, что только возможно, девчонка! Ты не настолько ценный трофей, чтобы я не мог отправить тебя на казнь и стереть с лица земли прямо сейчас!

Я смотрю на него и чувствую, что моя голова все еще кружится. Я смеюсь. Смеюсь ему прямо в лицо.

— Если это самое лучшее, что ты можешь сделать, — говорю я, встречаясь с ним взглядом, — то сделай это!

Мы на мгновение застываем на месте, глядя друг другу прямо в глаза. Затем он отворачивается.

— К счастью для тебя, мне нужно срочно продумать грядущее шоу, иначе я сделал бы это прямо сейчас. Но я не забуду этого, Хошико. Скоро я с тобой разберусь, обещаю!

Он снова хватает меня за плечи, толкает на пол и уходит.

Моя напускная храбрость исчезает так же быстро, как и пришла. Что я наделала? Нельзя так дерзко говорить с Сильвио, и думать, что это сойдет мне с рук. Он точно решил убить меня.

Что я скажу Грете и Амине?

Когда мы выходим, я слышу громкие голоса в коридоре: голос Сабатини и другой. Я думаю, что это она.

— Подожди меня. Не пройдет и секунды, — говорю я Стэнли и двигаюсь на звук голосов. Дверь приоткрыта, и я заглядываю в нее.

Это она.

Она лежит на полу, глядя снизу вверх на Сабатини, который стоит над ней.

— Скоро я с тобой разберусь, обещаю! — рычит он, а затем разворачивается и выходит в другую дверь.

Она остается лежать на полу, свернувшись калачиком. Лицо бледное, с красными пятнами на щеках. Видно, что она испугана. Я не виню ее, я сам был бы напуган.

Стэнли бесстрастно стоит позади меня. Боже, как же раздражает! Ненавижу, что этот молчаливый свидетель, который не отходит от меня ни на шаг, прицепился ко мне, словно липучка.

Я быстро вхожу и закрываю за собой дверь. Она поднимает голову и удивленно смотрит на меня.

— Ты в порядке? Твои руки, я видел на них бинты, — говорю я. — Я хотел узнать, как твои дела. Давай я тебе помогу.

Она вскакивает на ноги и разглаживает свое зеленое платье.

— Со мной все в порядке, — резко отвечает она и смотрит мне в глаза. — Что ты здесь делаешь? Кто ты?

— Я помог тебе вчера, во время выступления, и я видел тебя снова сейчас, там. Ты ответила на мой вопрос. Я хотел удостовериться, что с тобой все в порядке…

— В порядке? Нет, не в порядке. Я чуть не умерла во время шоу. Надеюсь, тебе понравилось мое выступление?

Она очень сердита. Как будто ненавидит меня. Точно, она меня ненавидит.

— Мне это не понравилось, — быстро возражаю я. — Вот что я хотел тебе рассказать.

— Бедный малыш, неужели тебя напугали большие львы? — Ее тон глубоко меня уязвляет. — Сегодня вечером погибли два человека, ты знаешь об этом?

Я опускаю голову, но чувствую, что она смотрит на меня.

— О Боже! Ты знал. Ты был там, верно? Ты был там, когда они умирали! Наслаждался этим зрелищем, не так ли? Для тебя это просто развлечение, верно?

— Нет. Я ненавижу такое. Я бы ни за что не пришел в цирк, если бы знал. Я здесь ради моего домашнего задания.

Смысл сказанных слов доходит до меня слишком поздно. Зачем я это сказал? Все, что я делаю, похоже, все больше и больше углубляет пропасть между нами.

— Домашнего задания? Что ж, теперь все понятно! За этот разговор ты получишь самый высокий балл? Я рада, что оказалась полезной!

— Нет. Я хотел посмотреть, действительно ли здесь все так, как кажется. Прости. Здесь ужасно, теперь я знаю это.

— Но почему ты говоришь мне это?

Я стою молча. Знаю, вид у меня сейчас глупый. Это была действительно плохая идея.

— Послушай, — говорит она. — Я не знаю, кто ты, и я не знаю, зачем ты пришел, но тебе нужно уйти. Прямо сейчас. Немедленно.

Я разворачиваюсь, чтобы выйти, но что-то заставляет меня оглянуться. Я должен узнать, в чем моя вина.

— Ты должна помнить меня, — говорю я. — Сегодня, когда я задал тебе вопрос, ты же узнала меня, я уверен, что ты узнала меня.

— Нет! — она как будто выплевывает это короткое слово. — Я тебя не помню! Для меня все Чистые на одно лицо. Вы все одинаковые! А теперь убирайся отсюда, не то я закричу.

— Извини, — бормочу я, проклиная себя за то, что не нашел правильных слов.

Я отворачиваюсь. Стэнли ждет меня в дверях. Я двигаюсь к нему, когда она снова говорит:

— Постой. Я хочу тебе кое-что сказать.

Он как какой-нибудь сумасшедший поклонник, появляется везде, куда бы я ни пошла. Он был на арене, он был на пресс-конференции, и вот теперь оказался здесь, в коридоре. Каждый раз, когда он смотрит на меня пронзительными карими глазами, кажется, будто ему действительно небезразличны мои чувства.

Это меня ужасно злит. По крайней мере, с большинством Чистых ты знаешь, как себя вести. Ты знаешь, что они тебя ненавидят, знаешь, что они желают твоей смерти. Даже такие, как та глупая женщина на пресс-конференции, которая якобы восхищается тобой, потому что ты из Цирка, даже они не видят в тебе человека. На самом деле они не способны разглядеть то, что спрятано в глубине.

Но этот мальчик вчера вечером помог мне вернуться на канат, он спас мне жизнь. Поверь мне, сказал он. И вот сегодня: вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому?

Какой смешной вопрос. Как он посмел приехать сюда и притвориться, что я ему небезразлична?

— Подожди, — говорю я, он поворачивается и с надеждой смотрит мне в глаза. — Ты не можешь приходить сюда и задавать такие вопросы. Это нечестно.

— Прости, — снова повторяет он. — Теперь я знаю, — он вздыхает, и его губы дрожат. — Сам не понимаю, что я здесь делаю.

Он выглядит таким удрученным, таким подавленным. Я чувствую, что мое сердце непроизвольно вздрагивает. У меня почему-то возникает смехотворное желание успокоить его. Как будто он тот, кого обидели, тот, чья жизнь в опасности.

Что, черт возьми, со мной не так?

— Есть ли что-то такое, что я могу сделать для тебя? — спрашивает он. — Чем-то помочь тебе?