Несчастным людям ничем не могли помочь, и они умерли после длительной агонии. Вечер закончился в общем унынии, гости ушли, а Вильям задержался выразить свои соболезнования хозяину дома. Он нашёл Борджиа в передней, куда перенесли тела. Тот стоял, уставившись на трупы. Лица покойников начали темнеть, указывая на отравление ядом, а не на естественную смерть.

Папа Александр оттащил Вильяма от окна.

— Я согласен, что она самое красивое создание, — заметил он.

«Гораздо более красивое, чем я её помнил», — вдруг понял Вильям.

— Я не понимаю, — запнулся он.

— Это очень просто и очень трогательно. Эме преданно тебя любит. По меньшей мере, она считает себя обручённой с тобой. Услышав от отца, что ты изгнан из Франции, она наотрез отказалась быть помолвленной с другим. Ни наказания, ни неделя заточения в своей комнате, ни беседы с самой Анной не могли убедить эту упрямую маленькую головку. В конце концов, ей предложили или выйти замуж за того, кого выберет для неё Анна, или постричься в монахини. Было решено, что её будущим займутся другие.

— Благородная Эме, — сказал Вильям. — Но что она делает здесь?

— Проследив её судьбу, мы без труда выяснили, где она укрывалась, — объяснил Борджиа. — Было непросто вызволить её оттуда. Это стоило мне больших хлопот.

— И вы ни разу ничего не сказали мне об этом?

— Я не хотел будоражить тебя напрасными надеждами, так как не уверен в своём влиянии во Франции. Однако всё это позади. Некоторое время она находилась в Риме в монастыре, мать-настоятельница которого всецело предана мне. Эме, конечно, не знает о твоём присутствии и о целях твоего пребывания здесь. Потом я был выбран Папой Римским и получил возможность привезти её в Ватикан — и вот она здесь. — Он пристально взглянул на Вильяма. — Ты уверен, что всё ещё любишь её? Вступив в лоно церкви, она должна была отказаться от всех мирских благ, а значит, и от права на наследство. Когда-то она была самой богатой наследницей во Франции, а теперь она самая бедная...

— Конечно, я всё ещё люблю её, ваше святейшество, — почти закричал Вильям. И в этот миг у него не было никаких сомнений. Это прекрасное лицо... — Но зачем ей быть здесь, если она приняла священный обет?

— Это действительно была трудная задача, когда я был кардиналом, — сказал Александр. — Но Папа Римский своей властью может освободить монахиню от её обета.

— Но согласна ли она?

— Конечно,— заявил Александр. — Я не стал бы тратить столько времени и усилий, чтобы всё это было перечёркнута дурацким капризом девчонки. Она будет освобождена от обета, и я поженю вас. Разве это не превосходно? В свою очередь, ты по-прежнему будешь передавать мои предложения своему хозяину.

Как всегда, Вильям поддался напору Борджиа и проникся его слепой уверенностью, что всё, что бы он ни объявил, будет сделано и воспринято с радостью. Но когда неделю спустя он получил сообщение, что Папа Александр примет его в Ватикане за ужином вместе с невестой, то ему стало как-то не по себе.

На этой неделе Вильям не встречался с Маргаритой. Она была раздосадована, поскольку считала себя почти его женой. При этом Маргарита настаивала на том, чтобы её услуги оплачивались, и продолжала предлагать себя другим, когда Вильям в ней не нуждался. Вильям почувствовал почти что целомудренность новобрачного, когда входил в апартаменты Папы Римского. Там он увидел Папу Александра и его любимого сына Цезаря, высокого красивого юношу семнадцати лет, ставшего теперь епископом Валенсии. Он был благодарен Папе Александру, что сюда не пригласили юную Лукрецию.

— Я с нетерпением ждал этого вечера, — мягко начал Александр, — потому что собираюсь сделать тебе подарок, а это всегда радует меня. Теперь возьми себя в руки... Синьорина Ферран всё ещё не знает о том, что ты здесь, но она, это бедное дитя, и так уже достаточно смущена. Спрячься за занавеской и жди моего приглашения.

Вильям от волнения сходил с ума, но повиновался, вглядываясь сквозь занавеску во внутренний проход. Через несколько мгновений в нём появилась Эме. Она сняла монашеское облачение и была одета по последней римской моде. Расшитая мантия с горностаевой опушкой спускалась до пола, юбка, подобранная левой рукой, открывала тёмно-зелёное платье; платье было декольтировано скромным квадратным вырезом. Её головка была укрыта чёрным вельветовым капюшоном, спадающим на плечи; её пальцы унизывали золотые кольца.

Она смущённо осмотрелась и упала на колени, чтобы поцеловать перстень Папы Римского.

— Моя дорогая девочка. — Александр говорил на итальянском языке, который она, очевидно, выучила во время её пребывания в римском монастыре. — Моя дорогая, дорогая девочка...

Он помог ей подняться, она, в свою очередь, сделала реверанс Цезарю.

Цезарь пожирал её глазами.

— У меня для тебя большой и приятный сюрприз, — признался Александр.

— Сюрприз? — Эме затаила дыхание.

Первый раз за восемь лет Вильям услышал, как она говорит, и поразился, насколько её голос окреп и стал глубже.

— Последние несколько дней были для меня сплошным сюрпризом, святой отец. Я так растеряна. Мать-настоятельница сказала мне, что я освобождена от обета. Как это может быть? А этот наряд, в который мне приказано одеться...

Борджиа взял её руку и подвёл к дивану.

— В действительности всё очень просто, моя дорогая. Ты вообразила, что призвана служить Богу. Да, это так, но это призвание всех нас. Но каждый из нас служит Господу по-своему. Как бы выжил мир, если бы все мужчины стали или священниками, или моряками, или солдатами? Или все женщины стали бы монахинями? Такое положение вещей неправильно. Ты ошибалась, предполагая, что Бог призвал тебя к целомудрию. И моя приятная обязанность — освободить тебя от такой жизни.

Эме уставилась на него, безуспешно пытаясь освободить руку, но Борджиа крепко держал её.

— Но я дала священный обет, святой отец. Никто не может освободить меня от него.

— Никто не может, это так. Но Папа Римский не обычный человек.

Эме всё ещё смотрела на него, постепенно понимая, что он слишком сильный противник, чтобы спорить с ним.

— Что я должна сделать, святой отец? — тихо спросила она.

— Я хочу только одного, дитя моё, твоего счастья. Не более и не менее... Твоё счастье ждёт тебя.

Он сделал знак, и Вильям вышел из-за занавески.

Эме изумлённо смотрела на него.

— Мой Бог! — прошептала она.

— Это всё, что ты можешь сказать, — поинтересовался Папа Александр, — своему суженому?

Краска выступила на её бледном лице.

— Моего суженого уничтожили.

— Суженый не может быть уничтожен. Обручение — это фактически то же, что и женитьба. Осталась только заключительная часть. Ты и теперь не поприветствуешь своего мужа?

Эме снова посмотрела на Вильяма, её губы слегка приоткрылись.

— Принимай свою жену, Вильям, — пригласил Александр.

Вильям шагнул вперёд, взял Эме за руку и поцеловал сладко пахнущую ладонь.

— Я счастлив и потрясён, — сказал он. — После стольких лет я снова с тобой, моя дорогая Эме.

Эти слова были какими-то бедными и вызвали усмешку Цезаря Борджиа, но ничего другого Вильям тогда произнести не мог.

— Ты хочешь жениться на мне? — спросила Эме.

— Вы уже женаты перед лицом Господа Бога, — объяснил Александр. — Осталась только церемония, которую я проведу сам. И мир супружеского блаженства раскроется перед вами...

— Я обручена с Господом! — потеряв самообладание, крикнула Эме. — И никто не может изменить моё решение.

— Я уже изменил его, — спокойно напомнил Александр.

— Как вы можете допустить это? — спросила Эме Вильяма. — Да, я была обручённой с вами... Но потом я приняла святой обет. Синьор Хоквуд, я молю вас... Это смертный грех...

Губы её дрожали, чувствовалось, что она вот-вот разрыдается. Это была не та девушка, которую можно было принудить к чему-либо...