Он взял её за ягодицы и приподнял над постелью, чтобы войти в неё. Её ноги инстинктивно сомкнулись на его спине, обняв его так крепко, как только возможно. Внезапно она почувствовала резкую боль, заметалась на подушках и одновременно поняла, что Энтони уже проник в неё.

Когда Энтони внезапно замер, она тоже остановилась и посмотрела на мужа.

Увидев, что он улыбается, она расслабилась.

—Да, — сказал он. — Ты мне очень нравишься.

— Входи и садись, — сказала Фелисити, приглашая невестку.

Барбара колебалась. Первый раз после свадьбы, которая состоялась неделю назад, Энтони покинул её. Сегодня он отправился принимать полномочия капитана флагманского корабля османского восточного флота.

Поэтому Барбара оказалась одна. В течение этих семи дней восторг переполнял её, она почти никого не замечала в доме. Даже служанок, которые купали её, готовя к очередному упоению любовью, — женщин, которых она знала всю свою жизнь, — она видела как будто во сне. Реальность начиналась лишь в объятиях Энтони.

Но теперь он ушёл, и Барбару пригласила к себе свекровь, которую, как тень, сопровождала женщина-арабка.

Барбара поклонилась Фелисити, проигнорировав Айшу.

— Ты очень понравилась моему сыну, — сказала Фелисити.

— Госпожа очень добра ко мне, — пробормотала Барбара.

— Я просто повторяю слова сына, — отозвалась Фелисити. — То, что он обрёл счастье, делает и меня счастливой. А теперь я хочу спросить тебя вот о чём: нравится ли он тебе?

Барбара хорошо знала ответ на этот вопрос.

— Как может женщине не понравиться такой мужчина, госпожа? — спросила она в свою очередь.

Фелисити изучала её несколько секунд, а затем пригласила сесть рядом с собой. Барбара повиновалась, её руки лежали на коленях.

— Возможно, ты первая христианская жена, взятая одним из Хоуков без насилия, — заметила Фелисити.

Барбара нахмурилась.

— Меня, между прочим, насильно вырвал из отцовского дома Гарри Хоквуд. Я даже стреляла в него из револьвера. И всё же я смогла полюбить его. Так что, дорогая моя девочка, ты в лучшем положении по сравнению с остальными.

— Наверное, — задумавшись пробормотала Барбара.

Фелисити продолжала изучать её, а затем внезапно сказала:

— Айша, мне нужны малиновые нитки. Принеси, пожалуйста.

Айша поднялась и вышла из комнаты.

— По нраву ли тебе дело твоего мужа? — спросила Фелисити, понижая голос.

— Не моё дело — критиковать мужа, — ответила Барбара, заподозрив ловушку.

— Ты должна это делать, Барбара, — сказала Фелисити. — Энтони сражается за очень жестокого человека. Хозяин может быть доволен им, но вдруг его настроение изменится, и тогда ты найдёшь своего возлюбленного со струной, затянутой на шее, — вздохнула она. — Такая участь настигла меня. Энтони сражается за варвара, который мечтает о том, чтобы стать властелином. Кто знает, когда жадные глаза Сулеймана воззрятся на Венецию? И тогда твой муж поведёт флот бомбардировать собор Святого Марка... Отнесёшься ли ты к этому столь же хладнокровно? Сможешь ли ты спокойно наблюдать, что твоих сыновей воспитывают как турок, а дочерей отправляют в гарем?

Барбара почувствовала, что тяжело дышит, когда эта странная женщина выразила словами те страхи, которые преследовали её в ночные часы. Но ведь эта женщина — мать её мужа.

— О нашем сегодняшнем разговоре никто не должен знать, — предупредила Фелисити. — Айша близка и дорога мне, но для неё Сулейман — почти Бог, и она не захочет слышать хулу в его адрес. Также и Энтони не должен ничего знать. И всё же мы должны объединить наши усилия и отвратить его от того небожеского дела, которому он служит.

— Чего мы добьёмся этим, госпожа?

— Мы должны убедить его покинуть османцев и пойти на службу к христианам. Разве ваш дож не хотел бы, чтобы ему служил такой известный моряк?

Барбара не знала, что ответить. Она предполагала, что все в Венеции ненавидели Хоук-пашу так же, как Драгута или Хайреддина. Если бы Энтони ступил на землю Венеции, его мгновенно казнили бы.

— Я чувствую, что ты согласна со мной, — сказала Фелисити и, заслышав звук шагов Айши, прервала разговор. — Продолжим позже, когда останемся наедине.

Османские суда рассыпались по всему Эгейскому морю. Это было самой величественной картиной, которую Энтони когда-либо видел. Он гордился, возможно, самым замечательным моментом его жизни.

Флот состоял из трёх эскадр по восемьдесят галер в каждой. Центральной эскадрой командовал Али Монизиндаде-паша, левой — Улуч-Али-паша — он был деем Алжира, но предпочёл искать славу под знамёнами султана, — правой — Пертав-паша. Дул северный бриз, и паруса были подняты. Галеры двигались быстро. Вёсла ритмично ударялись о воду, сверкнув на мгновение, перед тем как быть опущенными. Слышался мерный стук барабанов, заглушавший всплески воды, рассекаемой огромными сверкающими, обитыми металлом носами.

На передних палубах размещалось по две пушки, бомбардиры были готовы в любую минуту выполнить приказ. На мачтах реяли флаги командиров, а на флагманских судах — знамёна адмиралов; на мачте галеры Али-паши развевалось знамя султана.

Это было великолепное зрелище: и корабли и люди принадлежали самой внушительной силе на земле.

— Нашлось бы только, с кем сразиться, — улыбнулся Али Монизиндаде.

Был вечер, корабли стояли на якоре в просторной бухте на южном берегу острова Санторини, образовавшейся в результате землетрясения много столетий назад. Некоторые учёные считали, что землетрясение на Санторини легло в основу легенды о потерянном острове Атлантида. Но никаких видимых свидетельств существования острова в кристально-прозрачных водах видно не было.

Адмиралы потягивали шербет в ожидании ужина. Они ждали, что скажет им главнокомандующий.

— Однажды испанцы вернутся сюда, — невзначай заметил Улуч-Али.

— Сомневаюсь, — возразил Али Монизиндаде. — У них в мыслях только Атлантический океан.

— Может, нам следует поискать их в океане? — предположил Энтони Хоквуд.

Об этом мечтал его отец, так говорил ему Драгут. Гарри Хоквуд находился в одной из экспедиций в Атлантике, когда взял в плен Фелисити. Но после смерти Гарри Хоквуда турки редко отваживались выходить в Гибралтарский пролив.

«Средиземноморье — наше», — частенько говаривал Драгут.

— И если новый король Испании соберёт экспедицию, ему придётся встретиться для начала с нашим другом Драгутом, — отметил Али Монизиндаде.

— Ты считаешь, что он на самом деле послал свои галеры на восток против нас? — спросил Пертав.

— Ба! Они потеряют кучу времени в этих водах. Им нужен сильный ветер для манёвров. А мы не сражаемся во время штормов. В нужный сезон наши галеры обойдут их и разобьют в пух и прах, не дав возможности даже выстрелить в ответ.

— А что ты скажешь насчёт судов, которые называются галеасы? — спросил Хоквуд. — У них есть и паруса и вёсла... Говорят, они похожи на огромные плавучие крепости.

— Видел ли ты хоть одно из них, Хоук-паша?

— Издалека, — кивнул Энтони. — Но Драгут решил не приближаться в тот раз, и мы уплыли.

— И они не погнались за вами?

— Мы были слишком быстры для них.

Али Монизиндаде рассмеялся, хлопая себя по бёдрам:

— Вот тебе и ответ. Корабль типа галеаса — это не галера и не галеон, ни рыба ни мясо. Он сойдёт за плавучую крепость... но нам не нужны крепости на море. Нет, нет, Хоук-паша. Тебе хорошо известно, как важна манёвренность судна. В Средиземном море именно галеры обладают этим качеством, а у нас самый большой флот галер в мире. — Он подмигнул. — Так же, как и самые хорошие командиры.

— А вдруг у Филиппа Испанского будет галерный флот больше нашего? — спросил Улуч-Али.

Али Монизиндаде погладил бороду:

— Ты хочешь сказать, что Филипп более могуществен, чем падишах?