— О, какая благодать! Вновь вдохнуть свежего воздуха, — сказал Бригадино. — Что ты будешь делать с городом?

— Он будет заново отстроен, — ответил Энтони. — Падишах хочет основать на острове еврейскую колонию.

— Твой хозяин — необыкновенный человек, — признал Бригадино. — Когда прибудет транспорт? — поинтересовался Бригадино. Он хотел быть подальше от места своего поражения.

Энтони посмотрел на Пиале-пашу.

— Транспорт для перемещения армии прибудет через несколько дней, — сказал Пиале-паша и уточнил: — Для османской армии.

— А транспорт для венецианцев? Я приказал ему быть в полной готовности.

Пиале посмотрел на Пертав-пашу.

— Мустафа-паша отменил твой приказ, Хоук-паша, — сказал Пертав.

— Что?

— Мы по-прежнему воюем с Венецией, — объяснил Пертав. — Мы не можем им вернуть две тысячи воинов, чтобы они снова вооружались против нас. Мустафа-паша решил оставить большинство противников здесь, чтобы убедиться, что Венеция сохраняет мир.

— Противники? — Бригадино выпрямился. — Так вот какова турецкая честность! Вот какова цена твоему слову, Хоук-паша!

— Я уверяю, ваша светлость, что Мустафа-паша ошибся, — сказал Энтони. — Он превысил свои полномочия, и его приказ будет немедленно отменен.

— Мустафа-паша уже отдал приказ, — настаивал Пертав-паша.

И в этот самый миг с берега донёсся ужасный вопль.

Бальоне вскочил и побежал к перилам.

— Это резня! — завопил он.

Энтони поспешил вслед за ним.

— Именем Аллаха, немедленно прекратите, или я прикажу повесить вас.

— Ты прикажешь повесить меня? — спокойно спросил Пертав-паша.

— Ты такой же предатель, как любая турецкая собака! — кричал Бригадино.

— Схватить его! — завопил Пертав, и мгновенно венецианцев окружила охрана.

Бальоне обнажил меч, но был сражён ударом сабли и растянулся на палубе в луже крови.

Хоквуд смотрел на происходящее в полном оцепенении.

— Ты сошёл с ума? — крикнул он, обращаясь к Пертав-паше. — Или ты думаешь, что султан не узнает об этом?

— Султан уже знает об этом, — хитро ответил Пертав.

Энтони нахмурился, и сердце у него похолодело.

— Мне была дана вся полнота власти! — завопил он.

— Действительно, это так, Хоук-паша, но до момента сдачи Фамагусты. По указу султана Мустафа-паша вновь командует флотом и армией сразу же после сдачи крепости. Султан также проинструктировал Мустафа-пашу дать венецианцам урок, да такой, чтобы весь мир знал, что с ним шутить не надо. Он доверил это мне, а я очень опытен в таких делах.

— Негодяй! — крикнул Энтони и бросился на генерала.

Пертав ловко увернулся, и Хоквуда схватили полдюжины солдат. Пытаясь вытащить саблю, он получил удар по голове. Прежде чем он успел опомниться, его связали, а саблю изъяли.

— Скажи спасибо, что падишах приказал не трогать тебя, Хоук-паша, — выпалил Пертав-паша.

Энтони в отчаянии смотрел на Бригадино.

— Я прощаю тебя, Хоук-паша, — с горечью сказал Бригадино. — Но пусть эти люди сгорят в аду. — Он повернул голову, чтобы слышать душераздирающие крики, доносящиеся с берега, посмотрел на Пертав-пащу и произнёс: — Если ты снесёшь мне голову, то избавишь меня от позора бесчестия.

Пертав ухмыльнулся.

— Твой пример будет вселять ужас в сердце всего христианского мира, сударь, — сказал он. — Кроме того, это доставит нам удовольствие.

Бригадино побледнел и взглянул на Хоквуда, который всё ещё не мог поверить, что Селим предал его.

— Приготовьте его к освежеванию, — приказал Пертав-паша.

Бригадино в ужасе выдохнул, но сделать ничего не мог. Когда турки сдирали с него одежду, Энтони тщетно боролся с верёвками, скрутившими его.

— Пиале! — взывал он. — Этот человек мужественно Сражался с тобой. Разве ты можешь замучить его до смерти?

— Такова воля султана, — сказал Пиале-паща и отдал приказ: — Отрезать ему уши.

Бригадино бросили в кресло, и два ножа сверкнули в лучах солнца. Кусочки плоти упали на палубу, и кровь потекла по лицу Бригадино. Он издал стон.

— Теперь нос, — улыбаясь продолжал Пертав-паша.

— Пертав, — молил Энтони. — Проси меня о чём хочешь. Ты получишь всё, только отруби ему голову как можно быстрее.

— У тебя нет ничего, чего бы я пожелал, Хоук-паша, — бросил Пертав-паша. — К тому же я выполняю приказ падишаха.

Нос Бригадино упал на палубу...

Скупая слеза скатилась по щеке венецианца. Он знал, что будет далее. Бригадино был распростёрт на палубе и кастрирован. Тело его ходило ходуном, кровавая пена выступила на губах, когда он закусил их, чтобы не закричать.

— Содрать с него кожу, — приказал Пертав-паша.

Энтони хотел отвернуться, но не мог. Он знал, что эта картина навсегда запечатлеется в его памяти.

Два хирурга, доставленные на борт корабля специально для этой цели, работали очень тщательно. Сначала они вскрыли кожу острыми бритвами, как ножами, затем отслоили её лишь надрезая, но оставляя нетронутой.

Бригадино больше не мог противостоять боли, он закричал невнятно, голосом высоким и ужасающим. Время от времени он терял сознание, и моряки лили воду ему на голову, чтобы привести его в чувство.

Энтони мечтал только об одном: потерять сознание.

Освежевание заняло два часа. Пертав-паша потребовал шербет. Вместе с Пиале-пашой они спокойно потягивали напиток, наблюдая за муками пленника. Они предложили Хоквуду шербет, но он плюнул в их сторону.

С берега доносились душераздирающие крики мужчин и женщин. Но никто из них не страдал так, как их генерал.

Энтони был в смятении чувств. Физически он не чувствовал себя больным, но его снедали гнев и ненависть к самому себе за то, что действовал заодно с этими людьми.

Действовал? У него был небольшой выбор, к тому же сделанный больше века назад его блистательными предками.

Джоном Хоквудом, который построил пушку, чтобы пробить стены Константинополя.

Энтони Хоквудом, который был другом человека, прозванного Кровопийцей.

Вильямом Хоквудом, который безоговорочно выполнял любые приказы Селима Грозного и Сулеймана Великолепного.

Гарри Хоквудом, который вынес знамя султана в Атлантику и был умерщвлён за свою преданность.

И теперь им самим, Энтони Хоквудом-младшим, который не мечтал ни о чём другом, кроме как служить султану по примеру своих предшественников. Вправе ли он заявлять, что лучше всех остальных? Наверное, да, решил Энтони. «Потому что я никогда не нарушал слова и никогда не мучил человека до смерти».

Когда наконец кожа была снята и на палубе осталось только кровавое месиво, Пертав-паша захлопал в ладоши.

— Хорошая работа, — сказал он. — Промойте хорошенько кожу, набейте соломой и зашейте. В Истанбул мы вернёмся с венецианцем, развевающимся на моей нок-рее.

— А что делать с этим, мой господин? — спросил хирург, глядя на массу шевелящейся кровавой плоти: какое-то мычание всё ещё исходило из разорванных губ.

— Отрежьте голову и сохраните её. Я водружу её на шест. Всё остальное выбросите на корм рыбам.

Сабля взлетела в лучах вечернего солнца, и агонии Бригадино наступил конец. Четыре человека собрали трудно поддающееся описанию кровавое месиво и вышвырнули его за борт. Другие бросились мыть палубу.

Пертав-паша улыбнулся Энтони.

— Какое зрелище! Остынь, Хоук-паша. Дело сделано, ты угодил падишаху. Мы одержали великую победу. Разве ты не отпразднуешь её вместе с нами?

— Да будет милостив Аллах к твоей душе, Пертав-паша, — сквозь зубы процедил Энтони. — Потому что у меня нет милости к твоему телу.

Передёрнув плечами, Пертав-паша только сверкнул глазами в сторону Хоквуда.

— Держи его связанным, пока мы не доберёмся до Истанбула, — посоветовал он Пиале-паше. — Пусть он там рассказывает о своих бедах султану.

Энтони крепко привязали к стулу, находившемуся на кормовой палубе; Два охранника постоянно стояли над ним, предупреждая любую его попытку освободиться.