Звуки резни на берегу утихали по мере того, как жертв становилось всё меньше, но ликованию турок ещё не пришёл конец. Энтони видел, как они пошли в город, и слышал какой-то грохот, доносящийся с другой стороны залива.

— Они вскрывают христианские могилы у собора Святого Николая, — объяснил адмирал, — и разбрасывают кости. Это желание Мустафа-паши.

— Ты горд, что участвуешь в этом, Пиале?

— Я выполняю желания нашего хозяина султана, — отозвался адмирал. — Тебе же будет лучше, если и ты научишься этому, Хоук-паша.

«Мне же будет лучше, если научусь этому», — размышлял Энтони, когда наконец галеры подняли якоря и флот направился к Истанбулу.

Он действительно должен научиться. Он не знал, как его примут в Высокой Порте, но уже принял решение. Энтони не сможет больше служить такому человеку, как Селим Пьяница, если Селим не откажется от действий Мустафа-паши и не накажет генерала. Но это казалось маловероятным.

Значит, Энтони больше не сможет оставаться в Истанбуле, потому что теперь у него там нет друзей. Даже Сокуллу уже не мог считаться таковым. Возможно, он когда-то был другом, но теперь везира, конечно, заботили собственные дела, он женился на дочери султана, чтобы защитить себя. Сокуллу вполне мог подписать приговор, обрёкший Бригадино на такую мучительную смерть, но он не поспешил предупредить Энтони о двусмысленности его положения.

Бригадино! А как его собственная репутация?.. Энтони Хоквуд станет человеком, которого больше других возненавидят в христианском мире, когда распространятся новости о разрушении Фамагусты.

И всё же, если Энтони преодолеет это османское проклятие, то только к христианству он сможет обратиться.

Он почти улыбался в своём бессильном гневе. Всего пятнадцать лет назад была беззаботная молодость. Тогда честолюбивые амбиции заставили его вернуться в Истанбул и заявить о своём роде, восстановить репутацию и служить султану по примеру своих предков. Так много отдать за амбиции и славу! Теперь он стал дважды предателем. И всё же Энтони ещё мечтал о чуде. Хоквуды слишком долго служили туркам, чтобы так просто «отречься.

Когда флот наконец вошёл в Босфор, Пиале развязал Энтони.

— Разве мы не должны вернуться вместе как завоеватели, — спросил он, — и разделить славу?

— Я намерен разоблачить тебя перед султаном, — зашипел на него Энтони.

— Это твоё право, Хоук-паша. Только позаботься о том, чтобы не разоблачить себя самого.

Когда галеры повернули в Золотой Рог, их встречали громкие приветствия на обоих берегах. Одно судно было послано вперёд сообщить новость о падении Фамагусты, и поэтому Истанбул ликовал. Даже безумная августовская жара не могла уменьшить энтузиазма толпы. Энтони посмотрел в ту сторону, где находился дворец Хоуков. Он также был украшен флагами и вымпелами. Люди скандировали: «Хоук-паша! Хоук-паша! Да здравствует Хоук-паша!»

— Мы отдали тебе все лавры, Хоук, — сказал Пиале-паша.

Энтони, взглянув на него, отвернулся. Он был не в том состоянии, чтобы купиться на лесть.

К своему удивлению Энтони увидел Али Монизиндаде в Высокой Порте. Али тепло обнял его.

— Почему ты так мрачен, Хоук-паша? — поинтересовался он. — Ведь ты победитель! Мои собственные успехи поблекли перед твоим триумфом.

— Ты встретил флот Папы Римского?

— Мне не посчастливилось, — улыбнулся Али. — Христиане всё ещё собираются в Мессинском проливе. Продолжат ли они это — ведь их целью было освобождение Фамагусты, — никто сказать не может. Но я расчистил Адриатику от судов христиан. И привёл свои суда в лагуну Венеции, чтобы сжечь их корабли. О, они не забудут имя Али-паши...

— Где теперь твои корабли? — спросил Хоквуд.

— Я хотел остаться за Венецией, но потом понял, что могу быть заперт там, если христианский флот появится с юга. Поэтому я вернулся в Ионическое море и повёл свой флот вверх в залив Патраикос. Корабли стоят там на якоре в безопасности, Лепанто используется как бухта. Оттуда их можно легко повести на сражение при приближении христианского флота. Охранная эскадра галеотов постоянно наблюдает за южным побережьем Италии. Но сомневаюсь, что мы когда-либо увидим их. Но если и увидим, я буду рад, что ты среди моих адмиралов.

Сокуллу присоединился к ним.

— Рад видеть тебя, Хоук-паша! — Везир обнял разгневанного гиганта. — Падишах ждёт тебя, — сказал он и, повернувшись к Пиале, спросил: — Где Мустафа?

— Он остался на Кипре, везир. Я привёз письмо.

— Я просмотрю его. Идём, Хоук. Падишах сгорает от нетерпения поговорить с тобой.

Они вошли во дворец.

— Почему ты не предупредил о том, что меня предадут? — процедил Хоквуд. — Ты знал о тайном приказе падишаха, Мехмед. Наверняка на посланиях стояла твоя печать.

— Да, — сказал Сокуллу. — Мне жаль, что так случилось, Энтони, но я выполнял приказ падишаха.

— Все отговариваются этим, — с горечью в голосе сказал Энтони.

— Но ведь это наша обязанность! Когда-то ты сам настаивал на этом.

Хоквуду нечего было возразить.

— Я молю тебя, — сказал Сокуллу, — не принимать поспешных решений. Глупо опозорить себя из-за нескольких венецианцев.

— А моё слово? Моя честь?

— Честь мужчины, как и его жизнь, во власти падишаха. Если султан прикажет тебе умереть, разве ты не сделаешь это?

— Я лучше умру, чем опозорю себя, Мехмед.

— В таком случае ты просто глупец.

Перед входом в зал для приёмов Сокуллу положил руку на плечо Хоквуда:

— Если бы я сказал тебе, что было в тех инструкциях Мустафе, ты бы отказался от миссии. И конечно, не смог бы убедить Бригадино в своей честности. И то и другое было бы несчастьем для тебя. Если я обидел тебя, мне очень жаль. Я поступил так, как считал лучше. Сейчас я молю тебя: следи за собой.

Двери открылись, они были допущены к султану.

Диван Селима окружали паши и охранники. Наси стоял рядом.

Султан заулыбался, увидев очертания огромной фигуры Энтони.

— Приветствую тебя, Хоук-паша! — сказал он. — Подойди поближе.

Энтони подошёл на расстояние шести футов от дивана и поклонился.

— Ты выполнил мой приказ, — сказал Селим. — Я доволен. С этого момента ты восстановлен во всех своих званиях, я назначаю тебя вице-адмиралом под командованием Али Монизиндаде-паши.

— Падишах очень добр. Что будет с Пертав-пашой?

Селим нахмурился.

— Он будет вознаграждён, Хоук-паша. Все принимавшие участие во взятии Фамагусты будут отмечены.

— Я хотел узнать, господин мой султан, не думаешь ли ты наказать человека, очернившего не только меня, но и всех турок.

Селим ещё больше нахмурился; нервный шорох прошёл среди присутствующих.

— Я буду благодарен, — сказал Энтони, — если падишах дарует мне аудиенцию.

— Ты боишься говорить при всех? — спросил Наси.

— Я скажу тогда, когда падишах даст ответ, — возразил Хоквуд.

Сокуллу тяжело вздохнул.

— У меня нет желания выслушивать твои претензии к Пертав-паше, — сказал Селим. — Ты добился победы. Я вознаградил тебя. Будь доволен.

— А зарезанные венецианцы? Ведь я обещал им безопасность, если они сдадутся. А их командир, который был замучен? Я честью своей пообещал этим людям жизнь! — закричал Энтони.

— Твоя честь! — закричал Селим, вскакивая с дивана. — У тебя нет чести, Хоук-паша, за исключением той, которую я выберу для тебя сам. У тебя нет ничего, кроме того, что я дам тебе. Теперь ты лишился всего. Убирайся домой! Я не хочу видеть тебя! Убирайся отсюда и сиди в своём дворце до конца дней своих. Пошёл вон! — Султан почти визжал. — Пошёл вон!

Хоквуд оторопело смотрел на Селима. Он никогда не видел этого человека настолько потерявшим контроль над собой. Сокуллу схватил Энтони за плечо и вывел из зала для приёмов.

— Какой же ты дурак, Энтони, — вздохнул везир. — Какой дурак... Я сомневаюсь, что смогу защитить тебя.

— Мне нужна защита? — Хоквуд передёрнул плечами, пытаясь освободиться.