Энтони, шедший впереди лошади, внезапно обернулся и при взгляде на Лейлу почувствовал, как неожиданно возникшее желание овладевает им.

Потому что первый раз в своей жизни он стал хозяином женщины.

Евнухи открыли двери Хоквудам, Энтони бережно взял Лейлу на руки и внёс её в дом. Шум толпы постепенно затих. С Лейлой на руках он взошёл по лестнице и оказался в её спальне, почти всё пространство которой занимала огромная тахта.

Энтони бережно положил Лейлу на тахту, потом сел рядом и поднял первое из её, покрывал.

Она быстро встала.

— Я должна зайти к твоей матери и выказать ей своё уважение.

— Я сомневаюсь, что она вернулась.

— Таков обычай, — настаивала Лейла.

У Лейлы был независимый характер, и, без сомнения, её предупредили, что этот чужестранец, который стал её мужем, ничего не знает о турецких обычаях. У Энтони не было ни малейшего желания расстраивать жену в первую ночь; кроме того, он услышал голоса, доносившиеся снизу.

— Тогда иди к ней, — сказал он.

— Ты должен пойти со мной, — сообщила Лейла, приводя в порядок чаршаф.

Энтони послушно последовал за ней по лестнице, где слуги встречали его родителей.

— Ты моя мать, — сказала Лейла и упала на колени перед Мэри.

Мэри ошарашенно смотрела на неё.

— Я думаю, ты должна назвать её своей дочерью, — предположил Энтони.

Мэри колебалась, но потом положила руки на голову девушки.

— Добро пожаловать в наш дом, дитя моё, — сказала она. — Я только хочу, чтобы ты принесла счастье моему сыну.

— Твоё желание для меня приказ, мама, — ответила Дейла.

Энтони помог Лейле подняться с колен.

— Извините нас, — сказал он родителям.

Его желание нарастало с каждой секундой. Лейлу испугало то, что Энтони сам хочет раздеть её, но она согласилась на это и через минуту лежала обнажённой на тахте. У неё не было той мощной зрелой красоты, как у эмир-валиде, но детская угловатость, стройность бёдер и маленькие холмики грудей были неотразимы. Её ноги и руки, изящные и сильные, выбритый лобок влекли Энтони с ещё неведомой страстью. Он чувствовал себя слегка неуверенно, потому что его член только что зажил. Поэтому он любил её скорее как христианин, а не как учила Мара. Это удивило Лейлу, так как, без сомнения, мать приготовила её к чему-то совсем другому.

Но она не протестовала: Энтони был её господином.

Он лежал на спине с закрытыми глазами.

— Я поспешил, — сказал он, — в следующий раз будет лучше.

Он знал, что, должно быть, сделал Лейле больно, но она ни разу не вскрикнула и не вздрогнула. Теперь, к его удивлению, он обнаружил, что Лейла покинула ложе.

Усевшись, Энтони увидел, что Лейла внимательно изучает содержимое его карманов. Найдя несколько серебряных монет, она взяла их себе.

— Что ты делаешь? — удивился Энтони.

Лейла повернулась, посмотрела на Энтони без всякого смущения, сжимая монеты в кулачке.

— Я беру свои деньги.

— Твои деньги?

— Конечно, — сказала она. — Когда женщина спит с мужчиной, она имеет право на все деньги, которые у него в карманах.

— Лейла, — сказал Энтони, — ты моя жена, а не продажная женщина.

— Это также и привилегия жён, — спокойно объяснила она. — Так написано.

— Великолепно, великолепно, — приговаривал эмир Мехмед, осматривая пушки, прикреплённые кожаными ремнями к деревянным лафетам. Пушек было уже двенадцать. — Ты хорошо поработал, Хоук. А ты уверен, что эти пушки смогут пробить стены Константинополя?

— Пушки обязательно проломят стены, — сказал Джон Хоквуд, — если будут стоять близко друг к Другу.

— Насколько близко? — Мехмед поморщился.

— Через милю.

— Не вызовет ли это шквал ружейного огня противника?

— Это так, о падишах. Малые орудия, — он указал на батарею лёгких пушек, — используются в основном для уничтожения живой силы, а не для штурма стен. Они пригодятся нам на случай вылазок византийцев.

— Наша задача осложняется день ото дня, — проворчал Мехмед, поглаживая бороду.

— Поэтому-то я и советовал строить флот и снабдить янычар ружьями. Артиллерия должна быть защищена. Но... у меня есть ещё кое-что...

Мехмед посмотрел на него.

— Я веду переговоры с Венецией о доставке ружей, новый флот успешно строится. Расскажи мне о том, другом, что у тебя есть.

— Если бы вы прошли со мной...

Мехмед взглянул на Энтони, который, как всегда, был рядом с отцом, потом последовал за Хоквудом-старшим по направлению к большому деревянному бараку. Ворота охранялись двумя канонирами Джона, которые встали по струнке при появлении эмира.

Как только Мехмед вошёл в барак — маленький смуглый человек между двумя огромными англичанами, — он замер, глядя на огромное орудие перед собой. Оно было вдвое длиннее любой пушки и вдвое шире её.

— О, Пророк всемогущий! — пробормотал он.

— Я давно мечтал, — сказал Хоквуд, построить такое орудие.

Мехмед приблизился к пушке и погладил бронзового монстра. Пушка была в два раза выше эмира, и когда он остановился, разглядывая ствол орудия, то полностью скрылся за ним.

— Её диаметр около двенадцати ладоней[38].

— Чем же она будет стрелять? — Мехмед оторвал взгляд от пушки.

Хоквуд показал на каменное ядро, лежавшее на полу.

— Чтобы поднять его, требуются четыре человека.

Мехмед посмотрел на него.

— На какое расстояние она стреляет?

— Пушка ещё не опробована. — Хоквуд просунул пальцы в отверстие, куда перед выстрелом должен быть помещён запал. В него вошло два его крепких пальца. — Нужен очень точный расчёт и некоторые эксперименты. Я уверен, что ядро пролетит более мили.

— Столь огромные камни полетят на такое расстояние? — сомневался эмир.

— Мы узнаем, когда оно выстрелит, о падишах.

— Тогда торопись, Хоук, торопись!

Джон Хоквуд поклонился.

— Вы понимаете, что мне нужно много людей, чтобы управлять пушками. Много людей и тяглового скота.

— Людей и животных ты получишь сколько потребуется, Хоук.

Джон Хоквуд глубоко вздохнул.

— И железо, падишах.

— Ты хочешь отлить ещё одну такую же пушку?

— Одной достаточно. Я хочу отливать снаряды.

— Из бронзы? — Мехмед нахмурился.

— Падишах, это каменное ядро — а я собираюсь сделать их много — смогло бы успешно разбить стены Константинополя. И всё же это — камень, бьющийся о камень. Если бы у нас были тяжёлые чугунные ядра, ни одна стена в мире не устояла бы перед их пробивной силой.

— Во имя Аллаха! — воскликнул Мехмед. — Ты самый настоящий мужчина из всех мужчин! Отлей мне чугунное ядро, и ты будешь пашой!

— Одного ядра будет мало...

— Тогда отлей столько, сколько нужно. Ты можешь взять всё железо, которое только найдёшь. Держи меня в курсе дела... Хоук-младший, ты пойдёшь со мной.

Эмир и Энтони вскочили на коней и, эскортируемые сипахами, направились во дворец. Люди замедляли шаг, наблюдая за кавалькадой, некоторые из них приветствовали эмира. Мехмед был популярным правителем, народ любил наблюдать, как он инспектировал войска, посещал мечеть, советовался с муфтиями и имамами. Эмир был хозяином турок уже более года, и этот год принёс людям мир. Это устраивало жён и матерей, но янычары надеялись на скорый приказ к маршу: они были хорошо осведомлены о грандиозных приготовлениях, происходивших в турецком лагере.

— Настала пора начинать военную кампанию, — сказал Мехмед, когда они с Энтони уединились во дворце и потягивали шербет. Он говорил по-латыни, которая была известна только некоторым из его окружения. — Твой отец делает чудеса. Я имел в виду то, что сказал: я превознесу его выше всех остальных.

«Для победы нужны не только пушки», — подумал Энтони, но ничего не сказал.

— Теперь ты должен сыграть свою роль, — заявил Мехмед.

Энтони напрягся. С момента женитьбы он стал реже видеться с эмиром, и, наверное, такой была воля Мехмеда, потому что он мог послать за английским фаворитом в любой момент. Однако видимой перемены в их отношениях не произошло. Энтони был даже рад отдалиться от будоражащей, но опасной близости эмира и усердно помогал отцу. Теперь он не знал, чего и ожидать.