Все в Истанбуле надеялись на быструю победу весной. И как только погода установилась, Мустафа-паша бросил войска на стены Фамагусты. Турок было в десять раз больше и к тому же они обладали сильной артиллерией. Несмотря на это они не могли пробить стены крепости и одолеть её рвы. Бригадино оказался прекрасным командиром.

Весну сменило лето, а венецианцы всё ещё сражались. Поступали вести об увеличении численности христианских военных судов, прибывающих в Мессинский пролив и заполняющих бухты на юге.

В начале июля Хоквуд получил приглашение явиться во дворец. Его ждали султан, Наси и Сокуллу.

— Что ж, здравствуй Хоук-паша, — сказал Селим. — Чувствовалось, что он выпил, глаза его покраснели, руки тряслись. — Как ты провёл отпуск?

— Я лучше служил бы тебе, о падишах, если бы мог делать это честно.

— Ха! — хохотнул Селим. — Так тому и быть!

Нужно как можно быстрее покончить с Кипром и любым способом взять над ним контроль. Конечно, до того, как этот христианский флот станет посмешищем для всего мира. Ты отправишься на Кипр через неделю.

— Падишах...

— Мне известно, что ты не желаешь нарушать слово и сражаться против народа твоей жены, — сказал Селим. — Я посылаю тебя положить конец войне, а не вести её. Мустафа-паша сообщил мне, что предложил Бригадино сдаться, но тот отказался, заявив, что не может доверять турецкому паше на слово. Хоук-паша, Мехмед Сокуллу напомнил мне, что твой великий дядя вёл переговоры о сдаче крепости Родос и достойно вёл себя по отношению к её защитникам.

— Это правда, о падишах. — Сердце Хоквуда учащённо забилось.

— А если бы тебе пришлось отправиться на Кипр и вести переговоры с Бригадино, принял бы он твоё предложение?

— Принял бы, о падишах. Но ему хотелось бы убедиться в моих полномочиях.

— Он убедится. Я наделю тебя неограниченной властью, чтобы добиться сдачи Фамагусты. Используй все способы. Мустафа-паша и Пиале-паша будут в твоём подчинении до тех пор, пока это место не будет нашим. Это подходит?

— Подходит, — подтвердил Энтони. — Я отправлюсь через неделю.

— Ты уверен, что справишься с этим поручением? — спросил везир, провожая Энтони.

— Я хочу так думать.

— Ты должен больше делать, чем думать, Хоук-паша. Султан всё ещё недоволен тобой. Я скажу тебе, что он несколько раз думал о том, чтобы убить тебя за неповиновение. Только я защищал тебя. Я посоветовал султану использовать в нынешней ситуации репутацию честности твоей семьи. Если тебя постигнет неудача и ты не добьёшься ответа от Бригадино, тебе лучше не возвращаться в Истанбул.

— Если ты сказал мне это, ты должен быть мне другом ещё в одном, — заметил Хоквуд.

— Я всегда был тебе другом, Энтони. Я всегда буду твоим другом.

— В таком случае помоги мне взять с собой жену и детей, мать и старую няню на Кипр.

— Я не могу сделать это, Энтони, — Сокуллу покачал головой, — даже для тебя. Это станет концом моей карьеры. Это будет предательство, потому что ты в этом случае можешь бросить падишаха, не пытаясь заставить Бригадино принять условия.

— Значит, моя семья останется в заложниках моего успеха.

— Мужчина может найти другую семью, — пожал плечами Сокуллу.

— Только не я.

— Тогда добейся успеха, Хоук-паша. Преуспей — и опять будешь на коне.

— О, счастливый день, — радовалась Фелисити. Барбара, как и стоило ожидать, была разбита.

— Ты отправляешься, чтобы привести мою страну к катастрофе, — грустно сказала она.

— Я направляюсь покончить с войной, — сказал Энтони. — Если она продолжится, то многим принесёт смерть. Стоит ли меня упрекать?

— Нет, господин мой, — вздохнула Барбара. — Я должна пожелать тебе успеха. И скорого возвращения.

Энтони поцеловал её, обнял сыновей и вышел на галерею.

Четыре дня они двигались на юг по сверкающему Эгейскому морю. Обогнули остров Крит и направились на юго-восток к горам Кипра, таким близким к побережью Турции, что казалось удивительным, как это ни один султан до сих пор не заявил о своих правах на него. Но такие великие воины, как Мехмед, Селим Грозный или Сулейман, слишком хорошо понимали тонкости дипломатии: союзник на Западе был ценностью самой по себе, державшей к тому же христианский мир в состоянии неразберихи и разброда и делавшей старания Папы Римского или императора объединиться против турок совершенно пустыми. Захват Кипра не стоил такой цены.

Как справедливо заметил Сокуллу, самонадеянность Селима Пьяницы привела христиан к идее объединения.

Пять галер Хоквуда обогнули мыс Гата и в заливе Акротири, с берега которого смутно виднелись очертания Олимпа, встретились с турецкой эскадрой, охранявшей подступы к осаждённому городу с моря.

Их приветствовали взлетевшие флаги, адмирал пригласил Энтони на ужин.

— Хорошо, что ты вернулся на свой пост, Хоук-паша, — сказал он. — Теперь, может быть, нам удастся заставить венецианцев сдаться.

На следующий день они пересекли бухту Ларнака и обогнули мыс Греко. Теперь перед ними лежала бухта Фамагусты — чистая гладь воды до мыса Элеа, примерно около сорока миль, — заполненная турецкими галерами. Почти все они стояли на якоре, но некоторые галеоны были в движении.

Эскадра Хоквуда была сопровождена к флагману Пиале-паши.

Венгр, казалось, был не очень рад встрече с другом детства, мальчишками они ходили в море.

— Я думал, ты не потянешь эту войну, Хоук-паша, — скептически заметил он.

— Я собираюсь завершить её.

Пиале-паша фыркнул в ответ.

— Здесь распоряжения, — сказал Энтони, протягивая запечатанный пакет.

Пока адмирал читал, они сидели на задней палубе. Энтони не представлял содержание послания, написанного Сокуллу от имени султана. Пиале-паша, прочитав письмо, нахмурился.

— Ты назначен главнокомандующим флота, — сказал он.

— Ненадолго, надеюсь, — улыбнулся Энтони. — Но я также главнокомандующий армией. Давай навестим Мустафа-пашу.

Генерал ещё более удивился, увидев Хоквуда. Энтони в основном интересовался тем, что видел, когда он и Пиале-паша направлялись к берегу, а затем и к штабу армии.

Энтони сразу понял трудности осады. Стены города были самыми массивными из тех, которые он встречал за пределами Истанбула, и подход к ним был затруднён из-за песка, приносимого рекой Педиас с севера города. Участок за городскими стенами превращался в ловушку — само слово «фамагуста» означало «погибший в песках».

Двести лет назад этот город был одним из самых богатых городов христианского мира, расположившимся на торговом пути из Палестины на Запад. Остров удерживался различными военными династиями со времён, когда Ричард Львиное Сердце захватил его во время третьего Крестового похода, а правила им династия Корнаро, которая продала его венецианцам.

«Великая тётка Барбары, — размышлял Энтони. — Как бы она была заинтригована, если бы ей сегодня пришлось составить мне компанию».

Но, возможно что и нет. Кругом были признаки осады и непрекращающихся сражений. Заброшенные подкопы оставили огромные кратеры в земле; части городских стен обвалились и лежали огромными кучами камней, внутри города кое-где пылали пожары, а местами огромными столбами дым поднимался в прозрачный воздух.

И над всем этим висел смрад, поднимающийся от незахороненных трупов, которые валялись повсюду.

— Это было мрачное дело, — признался Пиале-паша.

Мустафа пригласил их в свой шатёр, затем развернул послание, адресованное ему, и начал читать его медленно и внимательно. Сначала он нахмурился, но потом его лицо прояснилось. Он сложил пергамент и передал его Пертав-паше. Пертав прочёл послание с непроницаемым видом. Но, когда он взглянул на Хоквуда, глаза его странно сверкнули.

Энтони знал, что Пертав презирает его, и это чувство было обоюдным.

— Ты должен вести переговоры, Хоук-паша, — сказал наконец Мустафа. — Я желаю тебе успеха.