— Подожди, Квокле-Тин, так не годится, — прервал Ульми-Тун. — Вы сказали, что служите Серому Князю. Это правда?

Кнеша с готовностью кивнул, а Мей задумался. Мужчина в короне из его видения... Был ли то Серый Князь? И неужели Кнеша что-то знает о нём? Если это так, у него есть первая зацепка. Впрочем, вытянуть из Кнеши что угодно без его желания — сложнее, чем победить оборотня. И не менее чревато.

— Но почему тогда вы здесь?... Уж не знаю, что именно вы ищете, но недавно Император наголову разгромил Князя при Балури, и он бежал на острова. Скорее всего, ваша дорога к Армаллиону, совсем в другую сторону.

Армаллион, Балури... О боги. Ничего, разобраться есть время. Сейчас он обязан выяснить — и будь что будет.

— Серый Князь носит корону? — спросил Мей. Все, в том числе Кнеша, посмотрели на него как на дурачка. Ничего, к такой реакции от Кнеши ему не привыкать, а карлики-кову как-нибудь переживут.

— Что-что? Корону? — Квокле-Тин скрипуче расхохоталась, и многочисленные браслеты зазвякали на её ручонках. — Он и хотел бы, да не успел! Имперский венец один на всех вайклу, и сейчас он в Лирд'Алле, у Императора, разумеется. Хорошо же вы знаете своего господина, слуги Серого Князя!.. Говорю же — в болото их!

Ульми-Тун что-то возразил, в спор влезли до сих пор молчавшие, и у правителей завязался гомон, нарушивший величие картины. Остановил его только грозный окрик:

— Тихо!

Позади помоста открылась другая дверь, куда ниже парадного входа, и вошёл сгорбленный старец-кову. В тишине его посох простучал по полу, и он занял седьмой трон. Двое других из Семерых поддержали его; морщинистую шею карлика обхватывал то ли обруч, то ли ошейник в форме древесной ветви, и казалось, что сейчас она переломится от его веса.

— В чём неясность, родичи? — слабым голосом спросил он. — Пропустите их, и пусть идут, куда им угодно.

— Но они опасны, Брольгон-Тун, — резко, хотя и уважительно сказала карлица. — Они солгали, назвались последователями Серого Князя...

— Князья, Император, — кову на мгновение опустил веки, — всё это суета и нас не касается. Пока стоит Клайда-Трум, пока светит Льёреми...

— Льёреми погаснет, если вы не пропустите нас с миром.

Мей сам не ожидал, что произнесёт это. Он просто начинал терять терпение. Чувствовал, что времени не так много.

— Что ты имеешь в виду, человек? — угрюмо уточнил Ульми-Тун. — Даже дети знают, что Льёреми и без того наполовину погасла три тысячелетия назад, после Великой войны.

— А сейчас есть угроза, что погаснет совсем. Прошу вас, поверьте! — обращался Мей в основном к Брольгон-Туну, быстро сообразив, кто из Семерых первый. — Нам очень нужно к Императору.

— Зачем?

— Поговорить с ним.

— О чём?

«О том, чтобы он не связывался с женщиной в белом». Мея злило, что он не мог объяснить это хоть чуть-чуть более внятно. Отвратительно, когда сам не до конца понимаешь, что хочешь сказать, но уверен, что должен.

Знал ли Бенедикт из далёкой падшей империи, думал ли, что такая участь ждёт его чадо, когда покидал беременную женщину?... Мей отмахнулся от неуместной мысли.

— Вот, им и ответить-то нечего! — подавшись вперёд, каркнула Квокле-Тин. — Лживые вайклу...

— Твоё мнение услышано, — устало оборвал её старик, и кончик его уха раздражённо дрогнул. — Достаточно. Пускай идут к Императору.

— К нашему врагу...

— Да, вот именно. Пускай идут и скажут, что мы сильны. Знайте, чужеземцы, — весомо, но без враждебности продолжил кову, — мы стоим за Серого Князя лишь потому, что он обещал оставить нас в покое, взойдя на престол или сохранив свою независимость. А от руки Императора нам не будет покоя — даже в Топи он не хочет дать нам свободно жить. Но этому не бывать, и никакие войны не помогут, так и передайте ему, — Брольгон-Тун хлопнул в сухие ладошки, и Мей услышал за собой как бы эхо этого хлопка. Он обернулся и сдавленно охнул: на только что голом столе теперь не было пустого места. Блюда и плошки, подносы, кувшины и кубки блестели, начищенные, полные еды и напитков; он видел вино, румяное мясо и птицу, караваи хлеба, горы свежих плодов и орехов... Выглядело это так, будто здесь только что поработала толпа поваров и слуг, хотя в Чертоге никого, кроме них, Семерых и двух стражников, явно не было.

Магия, причём поразительной силы. Мей кое-что понимал в этом и мог оценить масштаб: представить, что кто-то способен сотворить такое одним хлопком, было всё равно что вообразить ребёнка, который одной рукой вырывает дуб из земли вместе с корнями.

— Мы выдержим любую осаду, — говорил тем временем Брольгон-Тун, — и отразим любое воинство. В любую зиму нам тепло: росток Древа согревает нас, и в Топи нет холодов. Клайда-Трум защитит нас, ибо творит себя по собственному желанию. Мы живём в сердце мира, и зря Император думает, что это пустые басни. Может, вне этого места мы слабы, но здесь ему не победить. Пусть приходит, если угодно.

— Не думаю, что он захочет, — задумчиво протянул Кнеша. Мей ощущал его разгоревшуюся алчность: он уже вожделел Клайда-Трума и явно жалел, что пришёл сюда не во главе войска. — Я бы не стал рисковать.

— А он станет, — убеждённо усмехнулся карлик, как-то слишком проницательно поглядывая на Кнешу. — Будущее мира за вайклу, они давно загнали нас в Топь, но им всё ещё мало. А Император, если Серый Князь не выстоит, станет единственным правителем вайклу. Покорить нас для него — дело чести.

— Мы согласны быть вашими послами, о достойнейшие Семеро, — оценив ситуацию, заверил Кнеша. — Что прикажете передать Императору? И не подскажете ли, как до него добраться?

— Отравитель, — вздохнул Брольгон-Тун. Кнеша уставился на него в недоумении.

— Тут недалеко живёт отшельник, делающий яды, — пояснил другой кову. — Он тоже вайклу и скоро направится в Лирд'Алль. Скорее всего, он согласится вас проводить.

— А передать, — мрачно сказал Ульми-Тун, — только вот это.

Он что-то прошептал, провёл рукой по своему посоху — и вдруг оторвал от него кусок, легко, как от глины. Комок мягкого вещества шлёпнулся к ногам Кнеши, а через секунду стал кинжалом с окровавленным лезвием. Кнеша побледнел — Мей не знал, от унижения или страха, поэтому решил подобрать послание сам. Что ж, Отравитель так Отравитель.

Белка ушёл с Карпом, Чибисом и Волком, едва забрезжил рассвет. Путь до Яргли предстоял неблизкий, а единственную дорогу завалило снегом. Мачеха ворчала, отбирая ему вещи потеплее — отбирая в основном из-за того, что отец не спускал с неё глаз. Утро пронеслось в унылых прощаниях; Белка напоследок получил тумака от Выдры, гостинец от тётки Бобрихи и плетёный оберег от дяди Крота. Ласка, уже давно не баловавшая его вниманием, теперь озадаченно расплакалась, а Синичка заливисто хохотала, как раньше: в силу возраста она не поняла, что происходит.

Отец не ложился всю ночь, и глаза у него к утру казались ещё глубже запавшими и потемневшими. Когда дружинники уже возились с конями у крыльца, он подозвал к себе Белку и долго смотрел на него, нахмурившись.

— Кабы знал, что это будешь ты, — глухо промолвил он наконец, — по-другому бы воспитал тебя. Ну, да теперь уже поздно.

Белка молчал, втянув голову в плечи. Не знал, что говорить.

— Что ж, значит, служба Лирд'Аллю... Это не самое худшее, что могло ждать тебя, — он тяжко вздохнул и добавил: — Наверное... Ты слышал, Белка, что я не люблю Императора, но за ним будущее, время Князей прошло. Сейчас нам всем приходится делать выбор. Видишь, выпало тебе быть имперским воином...

Белка шмыгнул носом; глаза позорно защипало, и он отвернулся; стал наблюдать, как за окном Чибис седлает вишнёвого коня, ласково потрепав его по холке, а красивое животное довольно всхрапывает. Белка сам не понял, почему ему вдруг стало так грустно — из-за надвигающейся разлуки или из-за разочарованного, тревожного тона отца.

— Нет в тебе, что скрывать, большой силы, — продолжал отец, будто не заметив, — но это дело наживное. Главное — чтобы здесь ветер не гулял, — он постучал пальцем по лбу. — Всегда думай, прежде чем сделать. Ты, может, у меня и не княжеских кровей, и не купеческих, но парень с головой, а это всего важнее...  — отец вздохнул ещё раз и, притянув Белку к себе, взъерошил ему волосы; это ввело его в ступор: отец был крайне скуп на ласку и свысока относился ко всяким нежностям. — Времена нынче неспокойные, сам знаешь. Много лихих людей, которые ищут, чем поживиться. К тому же — южане, а тут ещё нечисть болотная, говорят, бунтует... Но война скоро кончится, Серому Князю надеяться не на что...