— Я сейчас позову маму, высокородная мона, — сообщила она и выбежала на улицу. «Маму»... Мысль о матери обожгла Нери, как раскалённый металл. Едва подумав об этом, она ощутила, как вчерашний жар входит в кости и мышцы, и ощущение потрясающей лёгкости возникло где-то в животе. Сила Маантраша. Она пробудилась от подарка наги. Голова кружилась при одной мысли о том, что она теперь в ней, в её теле, при одном воспоминании о реке, повинующейся взмаху её руки.

Снаружи послышались голоса. У этих бедных людей, конечно, нет снурка; как жаль, что с собой у неё ни монеты, чтобы их отблагодарить. Но ничего, когда-нибудь она сделает это. Она доберётся до Заповедного леса — до места, где никто не найдёт её, даже мон Кнеша. А потом, набравшись сил, отомстит за свою семью. Увидев на полке большой нож для мяса, Нери взяла его и, успокаивающе улыбнувшись испуганному ребёнку, поднесла к своим спутавшимся, всё ещё влажным волосам.

Ей предстоит долгий путь, ей суждено пролить кровь — а значит, не нужны больше шестнадцать кос. Она не станет женщиной, пока жив мон Кнеша.

На четвёртый день пути на север Нери поняла, что стёрла ноги до крови — ей никогда не приходилось так подолгу ходить пешком по таким дурным, каменистым тропам. Каждый шаг причинял боль, и она остановилась у обочины, чтобы перевязать ступни. Она отодрала полоску ткани от подола и присела на поваленный сосновый ствол. Всё тело ныло от усталости, но до леса, кажется, было ещё далеко. Нери старалась не попадаться никому на глаза и питалась пока только лепёшками, сыром и сушёными фруктами, которыми её просто и почтительно наделила семья Тилши. Шли дожди, и между ними она едва успевала обсохнуть. Сила больше не отзывалась, сколько бы она ни пыталась на ней сосредоточиться, однако Нери, осознавая, что без неё в лесу вряд ли выживет, шла туда с упрямством, которое удивляло даже её саму.

Перетягивая кровоточащие мозоли, она услышала дробный стук копыт и замерла, не закончив узел. О духи. Должно быть, она очутилась на границе земель кентавров, а кентавры — давние враги Рагнарата.

«Но я теперь тоже враг Рагнарата, если им правит Кнеша», — вспомнила Нери и, осмелев, подняла голову. Трое существ, тела которых начинались с курчавых человеческих макушек и заканчивались мощными крупами и копытами, с топотом окружили её. Нери покрылась мурашками, как когда-то рядом с женщиной-полузмеёй, но не согнула спину.

Ей ли теперь гнуть спину перед кем бы то ни было?

— Девочка-чужеземка, — пророкотал гнедой кентавр, бывший крупнее остальных. От него исходил горьковатый запах пота и почему-то скошенной травы. — Твои ноги в крови, зато руки изнеженные.

— А волосы обрезаны, как у мужчины, — добавил второй, более светлой масти.

— Что ты делаешь так далеко от дома? — спросил третий.

— Иду в Заповедный лес, — сказала Нери. Она стояла, сцепив ладони в замок, поддерживая локтём прижатый к бедру мешок с едой и всем своим видом показывая, что не представляет угрозы. — Пожалуйста, пропустите меня.

— Ты идёшь на верную смерть, — дружелюбно заметил первый кентавр после недолгого молчания. — Ты погибнешь от голода, потому что не знаешь, какие участки земли там не отравлены.

— Если ночью вечно голодные существа не перекусят твою тонкую шею, — добавил самый юный. — Ты от кого-нибудь прячешься?

Нери не ответила на это, только ещё раз попросила пропустить её. Она была такой усталой и опустошённой, что совершенно не хотела препираться с кентаврами, тем более от них, таких похожих, у неё пестрило в глазах. В любом случае им незачем знать больше. Если угодно — пусть её убьют, но вернуться ни за что не заставят.

Она безропотно ждала, пока кентавры совещались на своём гортанном наречии, роя копытами землю. Потемнело, и набухшее небо снова грозилось пролиться дождём.

Вскоре гнедой, которого Нери приняла за их предводителя, положил тяжёлую, обветренную ладонь ей на плечо, и она вздрогнула от прикосновения.

— Мы поняли, кто ты, девочка с окровавленными ногами. Ты пахнешь Маантрашем. Когда-то твои предки одними из первых ступили на эту землю, приплыв из-за моря.

— Мы могли бы выдать тебя новому рагнару и получить за это то, что захотим, — легко подхватил второй, — но это было бы слишком дружеской услугой. Он дурной человек. Он оскорбляет Рагнарат.

— Так вы не в союзе? — Нери была сбита с толку. Разрушалось уже второе её предположение.

— В союзе не по доброй воле, а из страха. Ступай в лес и попробуй выжить, если хочешь.

— В сторону леса стекаются те, кто против рагнара. Твои сородичи. Правда, это пока лишь слухи, доносимые птицами.

— Кто именно? — жадно спросила Нери. Ей не верилось, что кто-то способен открыто пойти против мона Кнеши, если он сумел запугать чем-то даже бесстрашных, неподкупных кентавров. — Кто?

— Молодой наследник и его учитель, — ответил юный кентавр, плавным движением вытащил стрелу из колчана за спиной и натянул тетиву, — кажется, вы зовёте его Бенедикт. А теперь иди, Ниэре из Маантраша. И мы не солжём рагнару, если скажем, что стреляли в разыскиваемую преступницу, но стрела уже не достигла её.

Опушка леса показалась на рассвете, и Мею захотелось зажмуриться от ударившей в глаза красноты: злобно-яркие лучи солнца озаряли бесчисленные кустарнички, усыпанные алыми ягодами. Он действительно никогда не видел столько брусники: это производило даже жуткое впечатление, как что-то живое, вывернутое наизнанку. Мей усмехнулся, озвучив про себя такое сравнение: оно наверняка понравилось бы Гэрхо.

И Анне.

В бездну Анну.

— И что же? — прочистив горло, спросил он. Пиарт уже вылез из седла и с необычным для себя проворством спешил к кустам с ножиком.

— По крайней мере, у нас будет какая-то зацепка, — пропыхтел профессор, ковыряясь в зарослях. Мей наблюдал за ним с мрачным терпением.

Что ж, он либо сумасшедший, либо прав. Спешить им, по большому счёту, некуда.

Если не считать того, что речь идёт об убийстве, а знаменитого ботаника вчера пытались отравить.

Пиарт вернулся к лошади с гроздью брусники, явно довольный своими успехами.

— За ночь до меня дошло, — провозгласил он. — Ещё один крест совсем недалеко отсюда, и там недурной сосняк. Знали бы Вы, как сосновая смола помогает при заболеваниях лёгких.

Мей только вздохнул. В конце концов, однажды ему довелось встретиться со стариком, который верил, что с каждым съеденным куском масла молодеет на год.

— Сосняк так сосняк, — сказал он.

На вершине каменистого склона, у подножия которого журчал гостеприимный ручей, оказались руины. Вполне настоящие, основательные развалины — покинутый беспорядок из желтоватых глыб, когда-то бывших полом, крышей и колоннами. Насколько Мей мог судить отсюда, прикрыв рукой глаза от солнца, здание было не таким уж большим. Он переглянулся с Пиартом и спешился, морщась от усталости.

Из густого сосняка со свежим прозрачным воздухом Пиарт приволок кусочек коры, а из зарослей бересклета, с которыми отождествил третий крест, — пару кожистых листьев, желтоватых по краям. Шёл второй день их странного путешествия, и вот теперь, измучив и лошадей и себя в едва проходимой чаще, они достигли последнего креста.

— Вы видели это раньше? — спросил Мей, указав на остатки сооружения. Пиарт, угрюмо потиравший больную поясницу, медленно кивнул.

— Да, когда-то. Мальчишками мы лазали туда с Вораго, — он помолчал. — Играли в борцов за свободу Альсунга. По его рассказам.

— И что это?

— Никогда не интересовался. Говорят, какой-то старый храм. Поднимемся?