Белка съёжился и спрятал в подушку горящее лицо. Чибис звонко расхохотался, окончательно разбудив тех, кто ещё пытался дремать.

— Не смущай героя, Карп, — не то зазнается и за один стол с тобой не сядет... А вообще-то ты прав. Помнится, в моей первой битве меня оглушили раньше, чем до меня дошло, что происходит. Белка большой молодец.

А Белке вдруг вспомнилось, что он видел, лёжа в беспамятстве, в пелене темноты после удара. Там были далёкие звёзды — и будто дорога туда, наверх. Он видел тысячи миров, жавшихся друг к другу и множившихся, подобно пчелиным сотам; видел две сияющих бессмертных крепости, что вели вечную борьбу, не заключая никаких перемирий, а ещё — сердцевину всего этого, полную зеркал, и громадные весы, золотые чаши которых пришли в равновесие... Он почти ничего не понял, но знал, что ему открыли не всё — точно кто-то приподнял покров над великой тайной, которую ещё долго предстояло разгадывать.

Тот же самый рассвет Мей наблюдал с куда более выгодной позиции — с крыши, а точнее — вершины Храма. Мрачную скалу венчала небольшая выровненная площадка, окружённая зубчатым бортиком. Несколько лестниц вели сюда даже с самых нижних ярусов, и, хотя высота была головокружительная, это место явно оставалось востребованным; по крайней мере, поднявшись сюда, Мей спугнул стайку молоденьких не то послушниц, не то жриц (он не разбирался в здешней иерархии), и они торопливо удалились, краснея и хихикая.

За последние дни Мей так вымотался, что планировал проспать как минимум сутки. По просьбе Кнеши ему предоставили отдельную комнатку в Храме — в ней он и отключился, как только срослись с последним ударом по паутине прозрачные стены тоннеля, а Сейхтавис вывела его из подземелий и, не менее измученная, ушла разговаривать с Серым Князем. Однако выспаться всласть Мею не позволили: один из княжеских дружинников явился за ним на исходе ночи и почтительно сообщил, что кто-то желает видеть «господина волшебника». Мей приготовился к встрече с Князем и долгим объяснениям (единственная надежда была на то, что большую их часть уже взял на себя Кнеша), но за дверью ждала молодая женщина в синем одеянии жрицы — ошеломляюще красивая, но с перемотанной тканью культей вместо одной руки. И беременная.

Мей уже не удивлялся, встречая людей из своих видений — давно понял, что Дар обрекает на такие встречи. Поэтому невозмутимо пошёл с незнакомкой, которая, немного смущаясь, представилась как Ашварас и по пути на крышу вкратце рассказала ему свою историю. Она говорила просто и откровенно, а в синих глазах с необычным зеленоватым отливом светился живой ум, так что Мей быстро проникся симпатией и сочувствием к ней. Сочувствия Ашварас и правда заслуживала: даже сейчас её положение на Армаллионе, в близости к Ордену и Князю одновременно, было весьма шатким.

— И что Вы теперь намерены делать? — спросил Мей, когда они подошли к бортику. Его интерес был искренним и заглушил голод, недосып и ужасную головную боль. Ашварас растерянно склонила рыжеволосую голову.

— Я знаю лишь, что не вернусь в Орден. Всё прочее зависит от действий его сиятельства... и, пожалуй, новой Верховной, кого бы ни выбрали.

— А если это будет...

— Сестра Сейхтавис совсем не та, — прервала она, угадав его мысль. — Я видела её вчера, на срочном совете у Князя... Я не буду против, если её восстановят в сане. Она заслужила это и по-прежнему остаётся достойнейшей из всех.

— То есть Вы простили её? — Мей поразился такой преданности. Ашварас печально улыбнулась, полубессознательным заботливым жестом положив здоровую руку на живот.

— Она всего лишь делала то, что считала своим долгом. Все могут оступиться.

— Нужно иметь мудрость, чтобы признавать это, — заметил Мей, думая о Князе и Императоре. Хватит ли у них мудрости, чтобы достойно завершить эту войну?...

— Она рассказала и о том, что случилось в тайном святилище, — продолжала Ашварас. — О Вашем деянии... Я и искала Вас, чтобы поблагодарить. Это великий подвиг, господин Меидир.

Мей вздохнул — настала его очередь смущаться. Он всегда терялся в таких случаях: благодарить за благодарность глупо, отрицать свою заслугу бессмысленно, а признавать — значит прослыть высокомерным гордецом.

Он помолчал, созерцая открывшийся вид. Льёреми наконец-то стала походить на нормальное светило, и рассветное небо по яркости соперничало с одеждой Веттона или цветами острова Феалтах. Дул лёгкий ветер, и перистые облака изредка прикрывали восходящую бело-золотую красавицу, на фоне которой, распугивая чаек, резвились двое драконов, точно беспечные играющие щенки — совсем не вчерашние приносящие гибель монстры. Морская гладь шла небольшой рябью, и было бы трудно найти что-то более прекрасное, если бы не город, стоявший в развалинах, многие из которых ещё дымились. Ужасные следы битвы изуродовали Армаллион, и даже отсюда Мей видел, как местные жители копошатся в обломках домов в поисках родных или ценных вещей, как к Храму подтаскивают новые и новые носилки с ранеными, а жрицы снуют к берегу и обратно с флаконами, мисками, окровавленными повязками... От блестящего императорского флота мало что осталось, и расколоченные, обгоревшие ладьи с порчеными парусами являли собой жалкое зрелище.

Он покачал головой. Ашварас поняла бы его, будь она Странницей — ведь повсюду, повсюду одно и то же...

— Меня не за что благодарить. Того чуда, что случилось с Льёреми, я и сам не ждал, и не добивался его. А то, что Богиня осталась Спящей...

— Вы предотвратили конец мира.

— Разве? — он кивнул на остров. — В будущем — да, возможно. Но здесь и сейчас я не предотвратил его. Для этих людей. Для вас.

— Но это было не в Вашей власти! — горячо возразила Ашварас. — Вы могли вообще не вмешиваться, если бы не хотели помочь...

— Мог? — усмехнувшись, переспросил Мей. — Вы знаете, кто я такой?... Скорее даже что я такое?

Впалые щёки Ашварас порозовели, и она отвела взгляд.

— Я... Да. В общих чертах. Ваш друг объяснил нам с его сиятельством... Но это ничего не меняет.

— Меняет, княгиня. У каждого есть развилки, где возможен только один путь. Где выбор — видимость. Сейхтавис не могла не осудить Вас, Вы не можете вернуться в Орден... Так же и я не мог не прийти в Лирд'Алль. Богиня приходила ко мне в видениях — и я, честное слово, даже благодарен ей за это. Здесь я многое понял.

— Вы назвали меня княгиней, — почти испуганно прошептала Ашварас, точно не услышав всего остального. «Женщины...» — снисходительно подумал Мей — и вздрогнул, уловив в этой мысли манеру Кнеши. Нет, нельзя настолько уподобляться ему.

— Да, потому что и Вас я видел. Супругой Князя и матерью его сына. Вырастите его храбрым и честным — и, может быть, его имя переживёт многие поколения.

Побледнев, Ашварас коснулась ладонью губ.

— Не надо, пожалуйста... Даже если Вы видели что-то ещё. Я не хочу знать. Смертным не дано всеведение, и мне хотелось бы, чтобы так было всегда.

— Мне тоже, — с горечью признался Мей. Потом представил, как он выглядит в её глазах — колдун из другого мира, явившийся с легендарным мечом и к тому же видящий будущее — и, справившись с тоской, попытался улыбнуться как можно мягче. — Как бы там ни было, всё идёт к лучшему... Я уверен, что Император готов на уступки. Если Вы убедите Князя тоже пойти ему навстречу, Ваши страдания кончатся. Да и не только Ваши.

— Простите, о великий, что прерываю Ваши мудрые поучения...  — насмешливо протянул Кнеша, и невидимая печать на шее Мея налилась приятным теплом, радуясь, что он жив. Кнеша откинул кованую крышку люка, выбрался на площадку и, увидев Ашварас, согнулся в изящном поклоне. В руке у него Мей заметил потрёпанный свиток и насторожился. — Доброе утро, госпожа моя, извините, что отвлёк... Не думал, что Вы так рано встанете после вчерашних ужасов.

Кончики губ Ашварас дрогнули от сдерживаемой улыбки.

— Орден отучает подолгу нежиться, да и раненым нужна помощь... Я уже ухожу, — она бросила ещё один серьёзный взгляд на Мея. — Ещё раз спасибо Вам, господин Меидир. Надеюсь, мы увидимся.