– Иди посмотри, – сказал он.

Алекс выполз из соломы и подошел к нему. Первое, что он заметил – длинный водопад сосулек, висевший между прутьями решетки и заставивший его задрожать еще сильнее. А потом он понял, что восклицание Эверарда вызвали сами прутья. Они были новыми. Не старше недели. Железо было всё еще тускло-серым, а ржавчина – где она вообще была – выступила красно-коричневыми струйками.

Под гроздьями льда Алекс видел свежие следы от стамески там, где выломали старые прутья, чтобы освободить место новым.

– Семь дней, – сказал Эверард. – Не старше.

– Наверняка новее, – ответил Алекс. – Подумай, как здесь сыро. Они могли так заржаветь за сутки. Или даже за ночь.

– Вчера, – заметил Эверард, – я бы сказал, что ты свидетельствуешь сам против себя и что Тауэрвуд отдал распоряжения насчет этих прутьев после разговора с тобой по дороге в Фаллейфелл. Сегодня я уже не так уверен. Скажи мне честно, Алекс. Ты в союзе с Тауэрвудом?

– Нет, – ответил Алекс. – Конечно, нет. Я ненавижу его не меньше, чем ты. Впервые увидев его лицо, я возненавидел его сильнее всех, кого когда-либо встречал.

Он тоскливо посмотрел на решетку и увидел впереди еще один день споров и драк. Вероятно, они будут так продолжать, пока от голода не ослабеют настолько, что больше не смогут спорить. Не то чтобы он винил Эверарда за его подозрения. Любой на его месте почувствовал бы, что больше никому никогда не сможет верить.

– О! – произнес он. – Давай не будем проводить остаток наших жизней в ссорах… э… ваше высочество. Оно того не стоит.

– Согласен, – ответил Эверард. – Оно того не стоит. Как только я спросил тебя об этом, я решил, что не буду ссориться. И, на самом деле, думаю, приказ насчет этих прутьев был дан раньше, чем Тауэрвуд встретил тебя. Установить их в прочном камне – работа на целый день. Уверен, он планировал заточить меня здесь до того, как ты появился. Твое присутствие – усовершенствование его плана, но я хотел бы знать, давал ты на это согласие или нет.

– Не давал, – ответил Алекс.

Он испытал такое облегчение от миротворческого настроения Эверарда, что позволил челюсти расслабиться, и его зубы начали стучать.

– Давай вернемся в солому, – сказал Эверард. – Есть шанс, что мы замерзнем до смерти раньше, чем умрем от голода.

Дрожа, они сели в солому лицом к лицу. Алекс заметил, что синяк князя проходит. Теперь он стал всего лишь бледно-желтым. Должно быть, вчера был его самый цветной день. Он сообщил об этом Эверарду. Эверард засмеялся.

– Око за око, – сказал он. – Только у тебя шишка на лбу размером с голубиное яйцо.

Алекс возмущенно ощупал лоб и вынужден был признать, что Эверард все-таки взял реванш.

– Уверен, – сказал он Эверарду, – Тауэрвуду это понравилось бы: вернуться в конце недели и обнаружить нас с двумя свежими синяками. Мы должны назло ему прекратить это.

Эверард кивнул и поднял руку с двумя скрещенными пальцами:

– Чур меня.

Алекс рад был обнаружить, что у них есть общие обычаи.

– Чур меня, – повторил он. – Я рад, что это ты тоже знаешь.

– Так же как Шалтая-Болтая. Но лучше зови меня Эверардом, – Эверард улыбнулся и протянул ладонь; они пожали руки, а затем Эверард спросил: – Кстати, что ты имел в виду под Хабеас Корпус? Это какой-то правовой термин?

– Думаю, да, – ответил Алекс. – Из Великой хартии вольностей[7]… но, полагаю, о ней ты тоже не слышал.

Он, насколько мог, объяснил про хартию и про баронов и короля Иоанна.

– Так что теперь даже самый очевидный преступник предается суду. Никто не может быть арестован только на основании подозрений или потому что кто-то хочет убрать его с пути.

– Как нас с тобой? Вижу, люди из Внешнего мира здесь правы. Алекс, обещаю тебе, если мы когда-нибудь выберемся отсюда, я введу в княжестве Хабеас Корпус. Начинаю понимать, что для этого назрела насущная необходимость.

Алекс засмеялся.

– Я не шучу, – надменно произнес Эверард, а потом тоже засмеялся, но не слишком счастливо. – Что за воздушный замок!

Словно чтобы напомнить Эверарду, насколько безнадежно было обсуждать Хабеас Корпус, кто-то загремел засовами и цепями на двери. Оба сидели на месте и наблюдали, как их тюремщик отодвигает люк внизу двери и проталкивает внутрь темницы на порог еще одну чашку и тарелку. Наблюдая, Алекс горько жалел о своем ноже. Можно было бы порезать им тюремщика через проем люка, и там было достаточно пространства, чтобы мог протиснуться мальчик. Когда люк захлопнулся, он пожал плечами и встал, чтобы взять еду. Однако Эверард встал первым, взял завтрак и с крайне мрачным лицом принес в их гнездо пташки в клетке.

– Прошлый вечер был роскошным по сравнению с этим, – произнес он. – Алекс, не хочу начинать спор заново, но ты должен это съесть.

– Нет, – ответил Алекс. – Мы будем делить на двоих до тех пор, пока возможно.

– Это будет недолго. Смотри.

Кусок сухого коричневого хлеба был практически вдвое меньше вчерашнего, а вода в чашке едва покрывала дно.

– Мы можем вместо воды сосать те сосульки, – сказал Алекс и твердо разломил хлеб надвое.

Сейчас он уже сильно проголодался, и мысль о том, чтобы в очередной драке потерять и этот хлеб была почти невыносима. К его облегчению, Эверард взял свою половину, больше ничего не сказав. Они лежали в соломе, рядом с тарелкой и ели хлеб крошечными кусочками, чтобы растянуть его. Алекс предвидел время, когда они начнут спорить за крошки, но надеялся, что до этого еще далеко.

Эверард собирал крошки кончиком пальца и лизал их перед тем, как съесть.

– Воздушные замки очень утешают, – сказал он. – Я построю еще, если ты будешь помогать мне, напоминая, что они нереальны. Я полагаюсь в этом на тебя, Алекс. Эта крошка – куропатка. Когда мы освободимся, я получу ее. А эта крошка больше. Это кабанья голова… или нет – целый бок оленя. Его мы тоже получим.

Алекс считал, Эверард поступает неразумно. Ему это казалось способом свести себя с ума. Он так и сказал.

– Спасибо, – произнес Эверард. – Говори это каждые пять минут. О, Алекс, прошлым вечером я думал, что сойду с ума к утру. Всё на свете казалось воздушным замком. Я собирался стать хорошим князем – таким же, как мой отец, или даже лучше. Я собирался суметь жить на острове: мы здесь говорим, что признак действительно хорошего князя – если он может находиться на острове, а Княжество За Водой остается в безопасности и мире. А теперь смотри, к чему я пришел – попал в ловушку собственных мудрых указов, и все мои мечты свелись к тому, чтобы отнять Эндвейт у Тауэрвуда и заселить эту проклятую темницу.

Алекс передумал насчет воздушных замков Эверарда. Возможно, реальность была хуже.

– Да, любой ценой засели эту темницу. Но надеюсь, ты сделаешь с Тауэрвудом что-нибудь посерьезнее простого отбирания у него Эндвейта. Эти крошки вызвали у меня жажду.

Он встал и попытался допрыгнуть до сосулек на решетке. Без толку. Он был недостаточно высок, чтобы достать.

Эверард тоже подошел прыгать за сосульками. Ему удалось отломить каждому по одной, и они пососали их. Они были отвратительными на вкус: пыль, ржавчина и рдест. Эверард передернулся.

– Думаю, они вызовут у нас какую-нибудь болезнь. Да, с Тауэрвудом я сделаю что-нибудь похуже, не беспокойся, но его следует как полагается привлечь к суду за государственную измену. Не должно быть злопамятным. Однако теперь я понимаю, что именно это все говорили о Тауэрвуде: «Давайте не будем злопамятными». Так что мы были слишком честными и добрыми, а он преуспевал сверх всякой меры.

– Значит, ты знал, какой он отвратительный? – спросил Алекс. – Я не мог понять, как он стал таким могущественным, когда никто не может взглянуть на него, не подумав: «Вот безжалостное чудовище, ищущее, что бы сотворить.

– Что мы могли поделать? – сказал Эверард. – При всех его недостатках прежде он никогда не совершал ничего предосудительного.