Вице-король поднялся и демонстративно вышел из-за стола переговоров, пересев в зрительские ряды.

— Любил или любишь? Я это к тому, что разве детей любят за что-то? И если по-настоящему любят, а не используют, то разве не борются до конца за то, чтобы вернуть на правильный путь, свернувшего не туда?

Бейл не сразу, но все же ответил.

— Будто я не боролся. Думаешь, легко мне было видеть, как ты растешь и все больше и больше становишься похожей на него?

— На папу или на дедушку? — безжалостно уточнила Лея, которой вдруг стало нестерпимо больно от того, что Бейл говорит не о ней, а о себе.

— На Дарта Вейдера, — так и не сумел назвать лорда отцом своей приемной дочери Органа.

Зал ахнул. Спросить вслух, кто дедушка, не решились, но какое-то время думали только об этом. Почувствовавший настроение соратников Органа на миг растерялся. Все-таки бывший республиканский политик, много работавший с джедаями, свои чувства прятать умел. А тут открылся. На миг стали видны мучительные поиски ответа на вопрос, что он сделал не так, чего не додал, где не проявил твердости. Ответов пока не находилось. Не факт, что найдутся потом: соблазн свалить все на дурную наследственность слишком велик. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Лея почувствовала тяжесть и облегчение одновременно.

Наверное, испытывай сейчас Бейл Органа только злобу и раздражение, ей стало бы проще — политический оппонент, ничего личного. Теперь она видит человека, который ее, наверное, любил. Всегда помнил о том, что их разделяет, легко отказался от того, что объединяет, полагал, что то, что выгодно ему, априори благо и для нее, но считал именно это любовью и был в этом убеждении искренен. А еще он сейчас трясется за собственную шкуру, и почти так же сильно — за сохранение авторитета в властных кругах. И остается слишком нечужим для нее человеком. Лее надо учиться выстраивать отношения с ним заново, так чтоб сохранить натянувшуюся, но не разорванную нить, связывавшую их всю ее жизнь. Кто б еще подсказал, как.

Но это все потом. Сейчас к делу.

— Его императорское величество повелитель галактики Шив Палпатин счел происшествие с Дартом Вейдером знаком Силы — сигналом о том, что гражданский конфликт имеет не только военное решение. Поэтому, помимо организации поисков милорда командующего, мне поручены переговоры о продлении перемирия.

— В смысле — безоговорочной капитуляции? — горько усмехнулась Мотма.

Впрочем, ее эмоции — скорее игра на публику. Свои требования она уже сформулировала и теперь просто ждет удачного момента их подачи народу. Что ж, поиграем.

— Я все-таки предпочла бы начать с организации поисков лорда Вейдера.

Суть императорских предложений сводилась к тому, что на территории Альянса поисками занимаются сами повстанцы, и только обнаружив что-либо, похожее на совершивший вынужденную посадку корабль, вызывают очень ограниченные имперские силы для эвакуации. Руководство Альянса очень старалось, но найти в этом плане злой умысел не смогло. Поэтому ему только и осталось, что получить координаты районов поиска и частоты для связи.

— Империя и я лично заранее благодарны за готовность оказать помощь. Уверена, поиски завершатся благополучно. Я это чувствую. Теперь об Альянсе…

— Мы не сложим оружия перед тираном.

— Но вы можете сменить бластер на парламентский микрофон.

— Диктатор предлагает нам место в Сенате?

— Палпатин, конечно, диктатор, но предложить кому-либо место в Сенате не может даже он. Туда принято избираться. Или Альянс предлагает альтернативный способ формирования Сената?

— Любой, даже самый демократический, способ формирования Сената или другой государственной структуры в условиях имперской тирании — всего лишь формальность.

— А демократия — это, вообще-то, и есть формальность: способ организации власти через выборы так, чтоб эта власть выражала интересы большинства. Форма, обеспечивающая резонанс народа и власти. При чем тут империя?

— Империя концептуально противоречит ценностям демократии, — печально улыбнулась госпожа Мотма, дискуссия казалась ей бессмысленной, но упускать возможность еще раз продекларировать свои взгляды нельзя.

— Какие именно ценности вы считаете истинно демократическими?

— Свободы и равенства, — с интонацией усталой учительницы начальных классов отозвалась Мон, уже готовая через пару фраз толкнуть программную речь.

— Представим действительно свободные и равные выборы на Куате. Кто на них победит?

— Достойный.

— То есть кто-то из совета директоров концерна. Они купят избирателей. Завуалированно, как хозяева высокоразвитого Куата, или конкретно, как Джабба-хатт на Татуине, деньгами или обещаниями, но просто купят. Механизм работает, ценности присутствуют, а вот смысл где? — наивно хлопнула ресницами Лея, наблюдая за тем, как ее оппонентка шагает на бережно подложенные грабли.

— Вот именно! В демократии важен ее дух. Тогда носители этого духа смогут помочь жителям самых разных миров сделать правильный выбор.

— Короче, умные дяденьки с Корусканта повсюду навяжут своих. А просто назначить губернатора не честнее, или хотя бы не дешевле?

— Народ должен выразить свою волю.

— Кому должен? — все больше напоминала голодную пиявку Лея. — Власть имущим, нуждающимся в фиговом листе бюллетеня, чтоб прикрыть свой срам? Я согласилась бы с вами, госпожа Мотма, если бы у галактики действительно были единые ценности. Но она слишком разная, и ценностей большинства в ней просто нет. Значит, ценности одних народов мы объявим демократическими, а их самих цивилизованными, а ценностями и жизнями других можно пренебречь. Я готова понять стремление к демократии как к наиболее эффективной форме. Но подмена формы ценностями — есть смерть самой идеи народовластия.

— Предлагаете подменить свободу для тех, кто ее достоин, на всеобщую кабалу?

— Перед императором, действительно, все равны. Но я не об этом. О том, что галактика разная, и в ней нет одинаково правильных для всех решений. Имперские моффы в массе своей тоже далеко не идеальны. Но жесткая вертикаль, основанная на праве, а не ценностях, точнее, объявившая главной ценностью государство и право — это то, с чем уже можно работать. Остальное — тупик. Такой же, как и противостояние Империи и Альянса. Надо искать выход.

Где-то далеко, на грани слышимости ей зааплодировал император и тревожно заворчал отец. Мон Мотма же сухо кивнула, поджав губы.

— Да, миледи. Выход из войны всегда лучше искать за столом переговоров. Но не все умеют так быстро, как вы, менять свои убеждения. Тем, кто не готов поступаться принципами, нужны гарантии.

Лея почувствовала, как вспыхнули щеки. И тут же укрывающий ее щит сжался, словно смирительная рубашка. «Тихо, доча. Спокойно. Я эту стерву потом сам придушу». Гнев и обида, и правда, исчезли. А в голове зашуршал совет деда: «Не зацикливайся. Отвлекись на зал. Там могут быть интересные реакции». Лея чуть заметно благодарно кивнула обоим. Вслух же свой жест прокомментировала иначе.

— Обращение «миледи» лестно, но пока незаслуженно. Называйте меня «Госпожа посол». Какого рода гарантий вы хотите?

Мотма начала излагать свои требования. Все ожидаемо: признать несколько обитаемых миров законной территорией Альянса, не входящей в Империю. Для начала же, увести имперские силы из-под Явина с тем, чтобы повстанцы смогли беспрепятственно перебраться в отколовшиеся миры.

Лея с куда большим интересом наблюдала за реакцией соратников. Народ попроще, вроде Веджа Антиллеса, просто растерян. Они не знают, во благо или на беду происходящее, и просто надеются. Хотя, как раз Веджу делать это труднее: веры в мудрость начальства у него резко поубавилось. Другие, как Бейл Органа, уже на низком старте — готовы вступить в торг. Третьи, среди них генерал Мадин и остальные высокопоставленные военные, скорее встревожены. В том, что лично к ним империя проявит терпимость и снисхождение, они совсем не уверены. И склонны подозревать политическое руководство Альянса в готовности использовать их головы как предмет торга.