Тут вдруг пришла мысль — противная и, хуже во сто крат, любопытная мысль. Гулуй постарался унять ее и ничуть не преуспел.

— Мрачно, — признал он.

Повисшая тишина подтверждала это. Весьма недолго — ее прервало звонкое объяснение Илинки.

— Глава! Ко мне как-то приезжал мой кузен Кодонк, мы гуляли по городу и наткнулись на подпольную курильню. Его рассказ похож на будни курителей красной травы. Некоторые из них разрезают кожу и умудряются вливать ее отвар в живительную воду Странствующего Бога. Красное в красное! Они потом такое несут! То побеждают Течение, то становятся богами, то из Странствия возвращаются вместе с…

— Помолчи, Детт, — прервал юношу Гулуй. Всю жизнь тайна, лежащая рядом, его не трогала, а теперь она жгла изнутри. Он стал допытываться дальше.

— Что ты знаешь о Договоре Имени?

Улу вновь сжался.

— Табу! Милорд! Мглистый убьет любого!

— Разъясни мне внятно, что знаешь о договоре?

— Ничего, милорд! Клянусь. Запрещено спрашивать. Мглистый убьет любого!

— А отчего он своих противников не убил. Кансарус, — вновь позвал Гулуй. — Ты что скажешь?

— Договор очень давний, мой принц! В одной рукописи Мутной Эпохи написано, что его заключил Элирикон Спаситель. Для чего он нужен тонка? Боюсь, уже никто не узнает…

— Однако мы носим их короткие имена, словно какие-то простолюдины. Не пойми неправильно, Кансарус — я-то привык, причем так и не узнав, что мое имя означает. А сейчас любопытство съедает мне печень! — воскликнул Гулуй. — Как перевести Гулуй? – напрямик спросил он у искателя.

— Я предпочел бы не говорить, милорд, — опустил голову Кансарус. — Вам перевод не понравится.

— Вот как?! Какого адского демона ты увиливаешь? Я, кстати, заметил схожесть собственного имени с именем нашего мелкого друга. — Гулуй обернулся к проводнику. — Говори, что означает «Улу»?

Улу затравленно поводил глазами, но ответил:

— Гниль, мой принц.

— Что??

— Гниль — это хорошо! Можно есть. Помогает не сгинуть. Не умереть в голод! — смущенно защебетал тонка. — Хорошее имя. В нашем клане! Многие носят его. Даже вожди носят!

— Гулуй можно перевести как «зверь гнили» или «зверь из гнили», — решил исправить ситуацию Кансарус. — Верно ли я сказал, Улу?

— Верно. Но у нас такое имя не ходит. Это наречие болотных.

Гулуй Маурирта втянул горный воздух тонким аристократическим носом, стараясь успокоиться. Зверь гнили! Подумать только! Зачем он спросил? Зачем же разломал эту древнюю шкатулку?! Хотя… От имени «зверь», он, наверное, не отказался бы!

— Два лысых ублюдка! — выбранился Гулуй. — Эй! — повысил он голос. — Вы что тут все онемели?! Или я один вижу всадников?

Дорога заметно сузилась — две телеги разъехались бы с трудом; она забирала вверх, еще не становясь кручей. Впереди виднелась развилка. Водная полоска Крюка покидала там свою суженую, укрываясь в небольшом ущелье снизу. Иногда по краям дороги попадались можжевеловые кусты и редкие кособокие деревца акации. Из ворот замка выезжали всадники — они перестраивались в колонну. Кансарус достал зрительную трубу, поднес к глазам и доложил.

— Хакни, милорд. Принц Шан и Такула с ними.

Проклятье! Он ведь приказывал Шану не торопиться!

— Капитан веди когорту в прежнем темпе и устраивай привал прямо у развилки дорог! — скомандовал Гулуй, хлопнув Демона по крупу. — Эскорт за мной!

За ним последовал десяток конных, остальные остались вести груженых лошадей. Вороной — резвый, выносливый, с сильными задними ногами заржал, перешел в галоп. Лучшая заповедная порода, которую лет двадцать назад передали в дар! Жаль, что желтый мор подкосил этих коней.

Всадники Хакни приближались в парадных ламеллярах из крупных, обклеенных кожей пластин. Доспехи были покрыты лаком и украшены рисунком. Неполный герб Хакни — Четыре Отца или четыре первородных стихии. Четыре Матери — рождение, расцвет, угасание и смерть дополняли герб на большом светло-зеленом флаге, что нес знаменосец. А лошади Хакни поменьше Демона, большей частью они серые, будто стены крепости. Их пышные гривы были украшены разноцветными бляхами, а горбоносые головы бронзовыми наносниками.

Отряды встретились у развилки — где, сама дорога шла вниз к ущелью, и далее праздными извилинами уходя в земли тонка, а ее короткий отросток таким же серпантином круто поднимался вправо к воротам Битвы. Полусотню всадников Хакни возглавляла троица лордов: один — худой долговязый, будто копье или пик местной горы, с родинкой на лбу и нескладными длинными ногами; второй — пониже, но все еще на голову, превосходящий Гулуя; и третий, постарше обоих лет на десять, уже нормального роста, с выбивающейся из-под шлема шевелюрой темно-русых волос. Все Хакни были чисто выбриты, лишь у последнего имелись ровно подстриженные усы.

— Милорд! Мой отец — Сторож Болот Вард Хакни приветствует вас в землях Четырех Отцов и будет рад помочь вашему делу! — произнес долговязый. Позвольте представить моего брата Сармена, а также дядю Эвета.

Долговязого Гулуй узнал — лет шесть назад лорд Хакни проездом гостил в Колыбели вместе со старшим сыном Динтом. Редкий приезд, в отличие от других староверов, Хакни, как и Лаунарадо, не баловали столицу своими персонами. Криус по дороге объяснял в чем тут дело — король Кайромон и лорд Хакни с молодости не переваривали друг друга.

Варду не повезло с первой женой — двадцать лет она оставалась бесплодной. У староверов — развод тяжелейший грех, Эвет Хакни уже примеривался к лордству, но все-таки жена умерла. Лорд быстро породнился с южными братьями-язычниками, и Ламалла Тинасург подарила ему трех сыновей. Старшие из них — погодки, они красовались на своих конях перед Гулуем.

— Я рад приветствовать доблестных воинов Хакни и прошу передать пожелания здоровья Сторожу Болот от меня, короля Кайромона, народа Колыбели и… — Гулуй решил не уступать староверам и упомянул — …милостивого Странствующего Бога.

Эвет Хакни кисло улыбнулся:

— Вы сможете лично пожелать здоровья брату! Он ждет в крепости. Припасов в ней мало, но если спустимся к Хорту, то Вард устроит вам подобающий пир, принц Гулуй!

Неужели старый больной лорд прискакал в Битву Хакни, чтобы их встретить! Как же он успел?

— Очень благодарен, лорд Эвет! Сожалею, у нас совсем нет времени на пиры. Король призвал меня на службу Странствию! Мы спешим в болота тонка, боюсь, даже не будем ночевать в замке.

— Представлю вам наших лордов и проедем в крепость, — невозмутимо сказал Динт Долговязый. Верхушка его шлема тужилась возвысится над стягом Хакни.

У Эвета оказалось два взрослых сына, у Динта и Сармена по одному мальцу-оруженосцу. Кроме них, троюродные братья и дядья, мелкие лордики, и какое-то чудо — двоюродный дед Варда Хакни — Родаст, глубокий старик, на удивление не угасший, умело правящий лошадью. «Наша гордость! Родаст — девяносто три зимы пережил», — ухмыльнулся Эвет Хакни, и получил скорый ответ. «Будешь болтать и тебя переживу», — так огрызнулся Родаст, а Гулую похвастал: «Я, дорогой принц, видел вашего прапрадеда Висара Третьего в пору его слепоты».

После, во время перехода в крепость, Гулуй чуть-чуть презрел правила учтивости. Он оставил Хакни, для того чтобы переговорить с сыном и узнать, что здесь к чему.

— Ты опять меня подвел, Шан. — сказал он сквозь зубы. — Какого демона все Хакни и даже хворый Вард съехались в Битву?

Шану семнадцать — Гулуй был уверен, что в свадебную ночь его зачатию поспособствовала бабка. Их преждевременный союз с Лантой Киоген — интрига отца и дяди, — одно из средств, вынудивших к отречению Сайдиона. От жены в принце немногое, сын очень похож на Гулуя, он его точная копия! И внешне и по характеру, хотя без дисциплины Выжившего, намертво вбитой в Гулуя Торсусом. В четырнадцать Шан убил простолюдина в таверне, в пятнадцать купеческая дочь родила ему бастарда. Он дружил с выводком Кимирры, и вся четверка наводила на Колыбель ужас, устраивая драки и побоища. Гед пообещал наказать их всех, как только он придет к власти.