Лапке и Шраму Укор приказал затеряться в деревнях и вернуться в город через несколько дней. Торговец сказал, что ему пора уходить, и он сам справится. То же пообещал Черный Клещ, заверив, что для него пробраться в Колыбель сущая безделица.

Черный Клещ пристроил дротики за спину, все взяли то, что могли унести. Подарок подошел к собрату.

— Ты спас мне жизнь! — поблагодарил он.

— И хорошо! — воскликнул Черный Клещ. — Ведь должок я обязательно востребую!

— А как тебя звать? — спросил Подарок.

— Клещ. Черный клещ, — словно насмехаясь ответил его спаситель, он развернулся и резво побежал в степь. Чуть позже Подарок увидел, как он сдернул маску.

Черные клещи были родственным сообществом — они занимали Глухие кварталы у Дальних ворот. Ветви разошлись давно, может полвека назад, еще при Длинном короле, когда под Оком не жарился не только Подарок, но и остальные члены отряда.

Яростный Хут вел себя обеспокоенно, и Подарок понял, что в его облике не складывается. Хут поставил ступню на лицо мертвого каменотеса, раздавив его в кровь. Видно он сильно не любил человека, которого только что убил. И он вовсе не думал брать мешок с поклажей. Хут лишь подошел к Укору и заговорил:

— Рад буду познакомиться с вашим колдуном! Только я не знаю, что он от меня хочет!

— Ах, Хут, ты… Ты не обычен! Не волнуйся, мы выше предрассудков, — улыбнулся старший брат. — Насчет колдуна скажу… — это всего лишь маски. Мы не вампиры — мы клещи из Бесконечной улицы! — объяснил он.

— Тогда...

— Не сейчас, — оборвал его Укор. — Как вернемся в город, так и поговорим о наших делах.

К карьеру клещи шли в ночной прохладе, утром же Око палило без жалости. Укор перешел на бег почти сразу, и Подарок понял, что ему в жизни не добраться до катакомб самому, но он точно знал, его братья, например, тот же Кровавое Пойло донесут его без всяких вопросов.

Степи, лежащие между пустыней Аммахамат и предгорьями Фаалаату, неприветливо посвистывали северным ветром. Осенняя пожухлая трава, отпечатки копыт под безоблачным небом, мелкие кактусы-сорняки, что досаждают лошадям, а глоток воды из них и не выцедить — все это блюдо перемешивалось и подавалось вот уже шестой день принцу Иву Маурирта, его маленькой личной охране и внушительному эскорту из всадников Матасагарис.

Око Странствующего Бога пекло без жалости, приглядывая за людьми. Маурирта совершенно измотался. Он до крови натер кожу на ногах и ягодицах; его тело болело, словно битое учебным мечом, а спина превратилась в прямую доску. Но Ив старался не подавать виду и гордился собой — ведь он впервые возглавлял конный отряд и раньше никогда не совершал такой длинный переход.

Впереди размашистой рысью шел лишь вороной с дюжим знаменосцем в седле и стягом дома Благородного Коня, развевающимся на ветру. По мере продвижения на север степь вокруг превращалась в пустыню, и одинокий знаменосец казался Иву неутомимым воином из древних мифов. Подскакивая ближе и нагоняя всадника Матасагарис, Ив поднимал взор, а миф рассеивался, превращаясь в повседневную жизнь: у этого сильного мужчины подрагивали руки; серо-желтое знамя со вставшей на дыбы лошадью временами ложилось ему на плечо; вороной знаменосца жарко дышал, иногда плевался клочьями пены, но, тем не менее, бежал вперед.

Кастелян Подгорного ручья лорд Харрадис, несмотря на почтенный возраст, не отстававший от принца, безусловно наблюдал ту же картину — и, не мешкая, прокричал:

— Попридержи Громилу, Салвус! Лошади устали, и нам не стоит их загонять. К ночи мы будем у ристалища.

Пыль и топот, ветер в лицо, уши и грива лошади перед глазами. Ив вытер пот со лба, чтобы немного размяться, взъерошил чернявые волосы, хоть и не такие темные, как у сводных братьев от второй супруги отца. Два месяца назад, в последнем месяце лета его отец, король Кайромон Шестой, признал Ива мужчиной, взяв в Священный Кубок его кровь. Легендарный сосуд, тот самый, из которого пили беженцы из империи, умирающие от голода. После чего отец доверил ему первое значимое дело: отвезти приказ строптивому принцу Тайгону о немедленном возвращении в столицу.

Король сердился, и поговаривали, что он вспоминал королей-предков без оглядки казнивших своих непокорных детей. В казнь мало кто верил, однако еще меньше находилось простаков, кто считал, что принц подчинится. Тайгон сбежал из Колыбели под предлогом обучения у отшельников фаалаату, и возвращаться он нисколько не торопился.

Отплывая из столицы, Ив верил, что вернет брата — хотел, чтобы они исполнили вместе священный завет. Королевский почтовый драккар "Сон Странника" удачно избежал бурь и с попутным ветром проплыл около двух тысяч миль на юг вдоль побережья. Корабль без происшествий доставил важного гонца к городку Фаадорт, приютившемуся у моря в нескольких днях пути от Заповедного ущелья. Через Фаадорт шла торговля с орденом, и Ив добрался к ущелью по проторенной дороге. Дальше стража ущелья его не пустила, ибо редко кто из людей посещал высокие горы Фаалаату.

Он передал запечатанное ценным сургучом письмо одному из высоких, синеволосых, покрытых густыми татуировками горцев. Ив мало знал об ордене Фаалаату. Большинство искателей считало, что они прибыли на континент, как и все люди: на палубах кораблей Элирикона Спасителя. Однако некоторые утверждали: фаалаату, как и тонка, живут в Атонкарисе испокон веков. Он раздумывал над этим в ожидании ответа, коротая время рядом с табором торговцев и перекупщиков, которые кланялись до земли и быстро отбегали подальше, опасаясь неприятностей. Когда один из воинов спутался с местными женщинами, Ив, недовольно морщась, приказал центуриону Касару отойти от ущелья.

Ив Маурирта недолго хранил инкогнито. Земли вокруг принадлежали дому Тумана, и лорд Детт, прознав о госте, прислал племянника, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Кодонк Детт, Ив, его оруженосец Ралик часто бродили по чахлому редколесью, которое для городского принца оказалось в диковинку. Торговцы заверяли, что там иногда встречались косули и муфлоны — охоту на редких животных давно запретили и местный лорд, и далекий король. Впрочем, голодное простонародье, утомившихся от безделья вояк, вольных бродяг и разбойников не останавливали угрозы пытки, каторги или смерти. За декаду, проведенную около ущелья, Ив сдружился с молодым Деттом — уже опытным, возмужавшим лет на пять раньше, но так и не увидел вожделенных зверей.

Когда принц Тайгон соизволил спуститься с гор, Ив принял их предстоящую встречу за добрый знак. И он ошибся! Бог не подал милости, не пожелал наставить своевольного брата! Тайгон лишь похлопал Ива по плечу, бесстрастно пошутил насчет его возросшего мужества и первого приключения за пределами Колыбели. Однако бремя Странствия, возложенное на него королем, Тайгон нести не пожелал. «Наш отец хуже, чем мертв, и я не позволю ему лишить меня жизни», — жестоко сказал он и посоветовал Иву возвращаться по суше. «Я не хочу твоей ранней смерти, маленький братец. Хорошенько подумай. И если ты все-таки последуешь воле короля, а не собственной, то хотя бы посмотри мир перед Странствием. Пойми, что ты теряешь...»

После Тайгон рассеяно прослушал пересказ столичных новостей, пожал руку Ива и, не задержавшись даже на час, уехал восвояси. Не состоялась посиделка у костра, выпивка в грязной поселковой таверне, не случилось и задушевного разговора. Брат, старший более чем вдвое, оставался холоден. Ив всегда помнил его таким — словно бесчувственным, но все равно восхищался одним из лучших воинов королевства.

Как бы то ни было, Ив принял его совет, хоть и наткнулся на сопротивление. Главой его охраны назначили не просто опытного центуриона: Касар состоял в Гильдии Выживших в Битве — служил одним из двадцати восьми. Телохранитель авторитетно заспорил о сухопутном пути, напирая на то, что король ждет его возвращения. Тут Касар испытал на себе упрямство Маурирта — уговорить Ива вернуться на корабль оказалось непросто. Ив не собирался вновь прозябать на корабле, плывущем в прямой видимости манящего берега. Благодаря общим уговорам Ив согласился проехать лишь половину пути по суше, а затем, после оазиса Турис, повернуть к морю, где корабль дождется его и снова возьмет гонцов на борт.