После, во главе остальных Цога он вышел проводить их на корабль. Когда посольство прошло через третью заградительную решетку Кимирра поблагодарил хозяина островов:

— Спасибо, старый друг, за вино в дорогу. Без него эти морские плавания так скучны и утомительны. — Кимирра давно отобрал у Толуски кота и шел, посадив Тухлого себе на грудь и придерживая его двумя руками.

— Бочонки — это подарок нашему отцу, — указала Иланна брату. — Мы не будем их распечатывать.

— Арацог, ты даришь один бочонок мне, не так ли?

— Я… думаю я…

Иланна решила помочь лорду островов выйти из затруднения.

— Конечно, нет! Это дар всей Колыбели! Даю слово, ты попробуешь прекрасное вино лорда Цога одним из первых!

Лицо Кимирры стало жалким, и он обратился к своему слуге — такому же пьянице.

— Морис, быстренько оббеги портовые таверны и скупи мне хорошенький запас выпивки.

Морис — ровесник Кимирры, ростом похожий на него, однако намного худее, с бледном лицом и красным от постоянного пьянства носом.

Иланна не дала ему исполнить приказ.

— Если послушаешься, то мы оставим тебя на островах, Морис! Мало того, я скажу свекру, чтобы он вообще не пускал тебя в Колыбель.

Кимирра притворно насупился, а потом рассмеялся:

— Ох, сестра, ты жестока! У тебя-то, — он подмигнул капитану Шерди, — у тебя что-нибудь припрятано?

Прощание с Цога закончилось с шутками и улыбками. Лорд островов в последнем слове сказал, что Странник видел послов, и он устроит так, чтобы их обратное путешествие было легким.

Висар даже не успел ответить Арацогу на эту ересь.

Заснеженные макушки гор блистали в утреннем свете, будто наконечники стрел из свежей полированной кости. Отчасти верно… Кансарус сообщил: у тонка бытует поверье о гигантах, стреляющих в небо, а значит, игольчатые пики Срединного хребта — их застывший и грозный залп.

Искатель знал окружающие земли не хуже любимых ветхих свитков, ибо его род происходил отсюда, а сам он доводился Варду Хакни дальней-предальней родней. Кансарус клялся, что еще тридцать лет назад снежный вал опоясывал чуть ли не четверть высоты гор, и Нога Улитки полноводным бурлящим потоком наполняла реку чистейшей водой. Гулуй не соглашался — спорил со своим главным советником, возражал, что приток Крюк был когда-то полноценным. Этот чахлый ручеек? C трудом способный напоить сотню лошадей?! Какими же тогда окажутся еще два притока — Болотный и Тупой?

Гулуй уже и без зрительной трубы различал знаменитый замок, притаившийся вором на склоне горы. Битва Хакни! Здесь его предки совершили наиболее известный подвиг Мутной Эпохи! Две тысячи воинов удерживали крепость целых восемь лет, пережив десятки кровавых штурмов, осаду на измор, болезни и муки жажды. Они карабкались по отвесным скалам, в точности как король-скалолаз, но в отличие от безумца-короля воины рисковали жизнью не из-за потех охоты или глупой прихоти. Защитники замка взбирались по скалам за снегом и талой водой, за яйцами птиц, за горными козлами, каждый из которых позволял пару дней кормить поредевший гарнизон. В течение осады выросло несколько восьмилетних юнцов, сражавшихся с тонка на равных. Поначалу обороной руководил наследник короля, потом еще несколько принцев Маурирта, в итоге все они погибли в бою, а за главного выступил центурион по прозвищу Хакни.

Помощь из Колыбели подоспела очень поздно — в живых оставалось меньше сотни человек, и к тому моменту долину Крюка усеяли тысячи трупов. «Тонка делает тонка, тонка пожирает тонка», — вспомнил принц старую поговорку — неизвестно, сколько погибших тонка съели осаждающие, а сколько осажденные.

На одном из привалов, когда Гулуй Маурирта не шагал заодно с легионерами по пустой степи или не возглавлял конный отряд, Кансарус раскрыл тайный опыт, который искатели земли провели в правление деда. Они заплатили двадцати женщинам тонка и двадцати их мужчинам за двадцать любовных актов. Или случек, тут, демонское отродье, как посмотреть! Забеременели все двадцать! С первого раза! Искатели заплатили десяти простолюдинкам Колыбели, заплатили им хорошо — ведь любительниц тонка нужно поискать по всему материку. Забеременели все десять! Наконец, заплатили десятку посетителей тайных борделей, и вновь никакой осечки — все женщины тонка понесли от людей.

Так подтвердилась молва, ходившая с Эпохи Камня, — тонка делает тонка! Улу Одноухий на то горделиво хмыкнул: «Да! Мой народ. Плодовит». Гулуй не стерпел нахального ублюдка, взял за мелкую голову да пихнул в вечерний костер. Угли давно ослабели, тонка, конечно, выкрутился, даже лысину не обжег, пролепетал извинения, в ответ Маурирта прожевал солонину и заметил: «Хорошо, что вы, твари, режете друг друга в междоусобице, иначе мне пришлось бы позорить свой благородный меч».

Но, в общем-то, они притирались. При первой встрече тонка повел себя непочтительно и даже попросил денег за службу, из-за чего Гулуй дал ему легкую оплеуху, оставив на скуле болотного приличный синяк. Улу оказался не совсем туп, уяснив урок, он принялся лебезить и даже сбежать не пытался, похоже не обожая сородичей. Проводника выгнали из клана, потому что его жена приглянулась соседнему сильному вождю. «Предгорный клан духа Вечного Чадного Куста», — прозывается как-то так. Бессмысленное, безголовое племя! Пять тысяч уродцев способных кинуть копье. Их женщины, старики, дети. Одноухий настрогал четверых, а он ведь восемь лет как в бегах и младше самого Гулуя. Кансарус говорил: таких кланов, живущих вдоль Срединного хребта и хребта Пророков не меньше сотни. Кроме них есть еще болотные тонка, прибрежные тонка, тонка Спорных земель, захиревшее королевство Мглистого бога, кланы Заветного Луга, ну и бродячие племена — забрести им в стылую пасть, разные племена не подчиняющиеся никому.

А легендарный замок так и назвали — Битва Хакни. Даже не осада, ведь при осадах редко гибло множество врагов. Нет, Гулуй, бесспорно, читал сохранившиеся обрывки мифов — слухи о многодневных сражениях, в которых легионы Маурирта уничтожали чуть ли не по полмиллиона тонка. Хотел бы им доверять… Однако более-менее описанная последняя война Сихантасара Первого представляла совсем другую картину: тонка воевали мелкими отрядами, избегали честных битв, стараясь нападать лишь ночью. Он изучил древнее пособие Тури по стрельбе из лука в часы казней — кромешной тьмы Госпожи. Начиналось оно эпиграфом «Сперва убей, потом стреляй». Все Выжившие осваивали сложный навык ночной стрельбы, как, Гулуй не сомневался, и воины лорда Хакни.

Кансарус еще просил, чтоб Гулуй не упоминал о даре Колыбели. О том, что после снятия осады неизвестный король пожаловал замок и прилегающие земли простому центуриону. И все для того, чтобы не оскорбить хозяев, ведь Хакни, подлецы, считали иначе! Будто бы они родовитее и славнее всех Маурирта и лично его — Гулуя! Сторожа болот или проклятых болот называли себя хранителями старой веры — жрецами погибшей империи, возведшими Маурирта на ее престол. Из-за глупых претензий и вопиющей лжи Хакни грызлись с другими староверами: Лаунарадо, Тинасург и Гозои.

Гулуй со скрипом дал искателю зарок. Он вспоминал старшую сестру; ее настойчивые уговоры, дипломатию, умение понять противника. В детстве Иланна даже разводила их стычки с Тайгоном. Он не может подвести бога и отца, не может разочаровать Геда и дядю, не может сорвать Святое Странствие. Он должен сдерживаться и раздобыть необходимое дерево.

Лорд Вард Хакни… Ему за шестьдесят, говорят лорд болен, но у него три взрослых сына и куча родственников. Гулую вообще не хотелось встречаться с ними. Именно поэтому он и вторая когорта Постоянного легиона совершили тяжкий переход сквозь безводную степь. Напрямик к горам и Битве Хакни. Рыли колодцы, навьючивали бурдюками с водой большую часть лошадей, питались впроголодь, вышагивая по жухлой земле. Лишь выйдя к Крюку и обжитым землям Гулуй еле-еле закупил немного продовольствия у местных крестьян.