— Жнец уже близко! — вскричал Дым и полез в провал.

— Решай сам, — сказал Счастье, спускаясь за ним, — но я его запомнил. Мы еще выследим его и подловим.

Подарок полез третьим, а Бородатый, как и хотел, последним, прикрывая их.

Внизу начиналась темнота. Хлопотное случилось дело…

Запахло сырой землей, гнилью и тухлой водой. Свет мерк с каждым шагом, но то не объятия Безжалостной — они вступают в угодья Двуглавого Демона.

— Ты хоть знаешь куда идти? — спросил сзади Бородатый.

— Как-нибудь выберемся, — пообещал Счастье. — Может помогут духи.

Болотные шары тонка или на языке этих глупых созданий — твуйя, по свидетельству Кансаруса, превращали добрые пашни в гнилые болота. Нет, если щедро присыпать мякоть твуйя перцем, забить вонь смесью куркумы, райского зерна и цедры, то вкушать тонкскую гадость вполне можно. Повар Кимирры как-то готовил плоды, фаршируя их гусиной печенкой, и блюдо показалось Гулую неплохим. Хотя жевать плотные, серо-грязные, словно хмурые облака, волокна твуйя приходилось подолгу. Гулуй иногда оборачивался в седле, проверяя взглядом колонну легионеров и понимал, что им придеться подкрепляться твуйя, возвращаясь домой.

Плоды встречались по обеим сторонам еле заметной просеки в бескрайнем поле, изредка попадаясь прямо на пути. Демон осторожно обходил их, фыркая, сжимая ноздри — лошадям, как и людям, не нравился их мерзкий запах. Твуйя походили на отрубленные головы: роль шеи выполняла широкая ложка, а два-три крупных листа обрамляли плод, будто обрывки воротника. Их длинные корни дотягивались до водоносных побегов Вселенской Кроны. Кансарус доказывал, что шары растут не только на поверхности, но и в земле; там они долго тлеют — разлагают почву, превращают ее в липкое болото. Шан с Лароном Саддо подначили Ракина выкопать подземные твуйя, но перелопатив немалое количество грязи Гвоздь ничего не отыскал.

Гулуй не питал иллюзий — застать тонка врасплох возможности нет. Скорость отряда ограничена поступью легионеров, а ведь Гулуй приказал оставить в Колыбели большую часть щитов и тяжелый доспех. Да и палаток в поход взяли немного.

Тонка, собирающие твуйя по полям, разбегались врассыпную задолго до того, как Гулуй наводил на них подзорную трубу. Динт Хакни предложил захватить парочку на допрос, и Гулую, в самом деле, захотелось устроить эдакую охоту. Но как только он представил, как хорошая лошадь спотыкается о твердую скорлупу твуйя, калечит ноги или просто занозит копыта, так и желание прошло. Конь — великая ценность; он бы и на сотню бестий захудалого мерина не обменял! Да и не нужны они, благо местоположение рощи Хакни определяли точно, а для перевода щелкающего языка тонка у него в наличии Кансарус и есть собственный тонка.

Многие болотники бежали от голода и войн к людям, чаще всего в большие города. Спорные Земли ими наводнены, ведь Хакни беглецов-тонка не жаловали, — в краю Сторожа Болот им поручали самую непосильную работу. Лысые жители Той Стороны плохого обращения не выдерживали, предпочитая просачиваться дальше к столице или в пригожие северные земли, хотя и там их гонял пророчий народ. Динт, познакомившись с Улу, предложил приковать его к тихой кобыле, а саму лошадь запрячь в пару. Маурирта, смеясь, ответил ему: «Одноухий — верный тонка, он не покинет меня, можно сказать он уже человек», — из-за чего Улу стрелял глазами, взирая на Гулуя с благодарностью.

Оба Хакни взяли с собой лишь по оруженосцу и по десятку копейщиков. Гулуй подозревал, что лорд Вард приставил к нему своих сынков не для помощи, а из-за спеси и, конечно же, для наблюдения. Сармен, средний брат — молчаливый, словно немой, он открывал рот, в основном для того, чтоб поддакивать старшим. Вначале долговязому брату, а когда Гулуй, недолго думая, предложил назваться союзниками Мглистого Бога и взять дерево по праву войны, Сармен принялся повторять: «Очень умно, милорд! Очень умно!» Хвалил он так угодливо, что Гулую пришлось рыкнуть, или он бы не удержался и вдарил бы староверской подлизе прямо по зубам. Теперь Сармен вернулся к старому: он ходил тенью за братом.

Весь переход Маурирта присматривался к вооружению Хакни. Их прямые мечи и пластинчатые доспехи очень походили на снаряжение легионеров, хотя копья были подлиннее и вовсе не предназначались для броска. «Как они могут отрицать происхождение из Колыбели?» — вопрошал он, ощущая настойчивое желание вынуть меч и выбить наглую блажь из длинношеих союзничков.

— Мой принц, из Мшистой деревни в Лесную бредут орды тонка. Некоторые из них имеют при себе копья и даже небольшие мечи, другие ищут камни и вооружаются скорлупой твуйя, — доложил Сарти Хорь, Выживший из четверки Такулы. Такула и ее люди возвращались из дозора, Хорь подъехал первым и отдал принцу зрительную трубу. — Взгляните сами, милорд.

Утро выдалось тоскливым и чем ближе ко времени Госпожи, тем пасмурнее у нее наверху. Плач Ока, оставивший своим благодеянием людские поля, тут моросил редкими каплями из-за плотных стен. Не то чтобы холодно — неприятно! В такие дни лучше упражняться под крышей храма Выживших, а в дороге, на худой конец, остановиться в лагере.

Гулуй зажмурил левый глаз, поднес трубу к правому, всмотрелся.

— Их три, может четыре тысячи, однако взрослых мужчин очень мало. Атаковать мы не будем, еще не хватало мне женщин побеждать, — сказал он братьям Хакни и всем остальным, — подойдем к деревне, а там уж Кансарус объявит старейшинам тонка наши условия. — Маурирта окинул взором свое окружение. — Если же, кто-то из тонка впадет в безумство и осмелиться напасть, пресекайте безжалостно.

Лесная деревня намного меньше, чем Мшистая, и на ее околице тоже скопился местный народ. Хибары у болотных напичканы тесно: то ли из земли, то ли из битых черепков твуйя с плоскими крышами — навесами из листьев. Гулуй повел трубой правее, намереваясь оценить вожделенный лес. Один, два, три, четыре… — он сосчитал не меньше сотни высоких деревьев, подходящих для продольных и поперечных балок святого корабля. Мало... Но, что есть, то есть… Дары Мглистого шестнадцать лет назад помнились ему куда большими.

Волочить их будет неимоверно тяжело, хоть Эвет Хакни и облегчил задачу Маурирта, рассказав на прощание о Болотном притоке. Оказалось, что он полноводен — самый левый приток собирает воду с болот и западных склонов гор, значительно более снежных. «Вот она — помощь Странствующего Бога, ответ на мольбы!» — понял Гулуй, как только услышал слова Эвета. Тащить бревна сквозь отроги гор в Битву и дальше к Ноге Улитки пришлось бы до самой весны, но, повернув на юг, они пройдут гораздо меньшее расстояние и сплавят дерево по Болотному притоку.

Ближе к Лесной деревне сотня легионеров во главе с Бурсом, выставив щиты прошла вперед. Всадники ступали частью по бокам, частью позади — вперемешку с пешими, Гулуй же с искателями, союзничками, Улу, Ракином и Слепым Капитаном ехал на Демоне за передней сотней. Она казалась ему гигантской вороной, окунувшейся в сталь. Чешуя доспеха, защищающая туловище, поблескивала даже под хмурыми тучами на фоне черных рукавов, таких же черных боевых наручей с легионными пометками, холщовых двойных туник и шерстяных брюк. Гулуй отцепил шлем от накрупника и надел его. Боязни слабосильных тонка нет — просто привычка. Торсус всегда учил не пренебрегать защитой — одна отравленная стрела или копье, царапнувшее кожу, доставят немало хлопот Бату — лекарю Выживших, ехавшему где-то за спиной.

Чем ближе к деревне, тем сильнее нарастал гомон и своеобразный треск, щелканье и перестук тонка, будто слетелись оголодавшие дятлы со всей округи, ругаясь по-птичьему, накинулись на голые стволы. Просека у деревни расширялась в небольшую площадь, и тысячи тонка сгрудились на ней битком.

Легионеры перестроились полукругом, создавая оцепление и отпихивая тонка щитами. Гулуй прогарцевал вперед и подозвал Кансаруса ближе.